Владимир Маканин - Пойте им тихо
— Эй, — спросил дружок Валера, — ты что?
— Иди, — махнул рукой Якушин.
И продолжал сидеть. Шум и галдеж мебельного магазина тяготили его и не давали думать. «У меня работка — не заскучаешь. Шустрая!» — любил говорить он раньше. А сейчас шум и беготня раздражали. Якушин понимал, что в его ситуации надо бы как следует накачаться пивком — но по-настоящему пива он не пил. Не умел. Прошел в жизни стороной. Домашние на пиво смотрели очень косо.
Появились ребята:
— Ты долго филонить будешь?
Якушин объяснил — у него в семье большие неприятности. Нелады.
— Спору нет, — с горечью добавил он, — я рабочий в мебельном магазине. Обыкновенный работяга. А жена — техник, с отличием техникум закончила. Но зачем же нос задирать?
Якушин стал рассуждать.
Что, собственно, она имела в виду? Кто? Теща. Вокруг поднялся хохот. Закричали:
— Якушин! Зятек!.. Иди-ка лучше работай. План не дашь — теща тебя совсем заест.
Им было весело.
И только один сердобольный (из покупателей), услышав краем уха жалобы Якушина, стал утешать. Он был из тех покупателей, что часами толкутся в мебельном. Он ничего не покупал. Он никуда не спешил.
— Крепись! — говорил он Якушину.
Он дышал на Якушина портвейном и еле стоял на ногах. И утешал:
— Запомни, юноша, теща всегда была и будет недовольна зятем. И это правильно. Мудро.
— Почему?
— Потому что в этом — закон жизни. Зять любит взять.
Но тут появился начальник Якушина и сказал, что закон жизни совсем в другом — в труде, мой милый, в труде, и нечего так долго прохлаждаться.
— Где, я спрашиваю, ты находишься, — вспылил начальник, — на работе или нет?
Якушин молчал.
— Может, ты в Сочи приехал?
Якушин никогда не был в Сочи, но понял, что это что-то обидное.
— Я знаю, что не в Сочи, я в Москве, — буркнул Якушин.
— Спасибо. А я где нахожусь? — спросил начальник.
— И вы в Москве.
— Спасибо, родной. Значит, мы оба сейчас в Москве — а что же мы тут делаем?
— Работаем.
— Разве? — И он стал сверлить Якушина глазами.
Якушин вздохнул и отправился грузить «Веронику», лучший из гарнитуров. На этот раз пришлось заняться не только погрузкой, но и доставкой — это тоже входило в работу Якушина.
Ехали куда-то в Сокольники, проезжали район, в котором жил Якушин. Вот его дом. С тещей и с женой. А это… это дом Зои.
Дом Зои промелькнул и тоже остался позади.
Женат Якушин был ровно год. А до этого довольно долго дружил с Зоей. То есть как дружил — иногда они гуляли по улице, а иногда он заходил к ней поговорить о жизни. Зоя была симпатичная.
За неделю до своей свадьбы Якушин пришел и несколько виновато рассказал Зое. При этом покраснел. И глаза спрятал:
«Кто знает, Зоя… Может быть, неправильно я поступаю. Может быть, мне надо было жениться на тебе, Зоя».
Зоя рассмеялась:
«Да ты, я вижу, чудак».
«Чудак?»
«Конечно!»
У нее и в мыслях не было выйти за Якушина. Она собиралась замуж за некоего Леонтия.
Но Якушин ничего этого не знал — он решил, что Зоя смеется потому, что не хочет показать, что она обижена. Не хочет туманить его счастье.
* * *Пива он все же выпил — сразу после работы, — но на душе легче не стало. Он выпил еле-еле одну кружку, больше не потянул. Да и стоянье у палатки показалось ему скучнейшим делом. Он с трудом выстоял такую очередь.
— Пей еще. Пей, — уговаривал дружок Валера.
— Нет.
— Почему?
— Да ну его — горькое.
Дружки захохотали:
— Неужели горькое, а?.. Пусть, пусть идет домой. А то теща очень заругается.
Но Якушина на этот крючок не подденешь — пить он больше не стал. Он простился с ними. И пошел.
Было грустно. По пути домой Якушин решил, что, пожалуй, заглянет сначала к Зое, — в его молодом мозгу стал вырисовываться кинофильм, в котором Якушин изменял своей жене Гале в первый и последний раз в жизни. Это было оправданно, потому что это было от горя. От большой обиды. От незаслуженной обиды, разве нет?
Но, подходя к дому Зои, он одернул себя — нет, он не сделает этого. Он человек, а не тряпка. Он не тонкая рябинка. Он просто и по-дружески откроет Зое свою беду, вот и все.
Первое, что сделала Зоя, — расхохоталась.
— Боже, как от тебя пивом несет! — сказала она, открывая дверь.
Зоя знала, что Якушин не из тех, кто выпивает.
— Что произошло?
— Я расстроен, Зоя.
— Чем?
И он рассказал, как услышал от тещи обидную фразу.
Зоя фыркнула:
— Какой ты глупый, Якушин.
Но он стоял на своем:
— Может, теще не нравится, что я мало книжек читаю?
— Понятия не имею.
— А может, ей не нравится, что я на мебели работаю?.. На мебели бывают калымщики. Но ведь я не калымщик?
Зоя опять засмеялась. Она знала, что Якушин чудачок. А сейчас ей даже подругу захотелось позвать, чтоб и та посмотрела, какие бывают чудаки.
Зоя стала удерживать Якушина. Потому что в голову ей пришла другая мысль — вот-вот должен был прийти Леонтий, за которого она собиралась замуж, он любил все веселое и чудное.
— Посиди, Якушин, — просила Зоя и строила глазки.
— Не надо, Зоя, мы с огнем играем.
— Ну посиди.
Но Якушин ушел. Он возвращался домой долгим-долгим путем. Он шел по набережной и много курил. «Не наш человек. Не наш…» — сверлило в мозгу. Это никак не укладывалось. Мир встал на голову.
* * *Якушин пришел домой, взял книгу и стал читать. Он читал вслух.
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой.
Якушин держал книгу в руках, чтобы теща видела происходящее своими глазами. На самом деле он мог рассказать это стихотворение наизусть. Потому что оно было его любимое.
Теща не проронила ни слова.
* * *Впоследствии этот его случай с чтением вслух теща взяла на вооружение. Время от времени она ядовито говорила:
— Почитал бы ты нам стихи.
Или:
— А вот он нам сейчас почитает стишок-другой. Он славно читает. С выражением.
Конечно же, теща хотела этим сказать, что Якушин по своей недоразвитости читает только детские и глупые стишки. Но ведь «Парус» не был детским и глупым стишком. Это было чудо, а не стихотворение.
На этой почве и произошел срыв. В воскресенье.
Очередного намека на детские стишки молодой Якушин не вынес. Логика поступков нарушилась, а сдерживающие центры на время отключились. Якушин забрался на крышу дома — каким образом это произошло, он не помнил.
То есть обрывочно он помнил. На чердаке был полумрак. Свет проникал в квадратный люк, там полоскался голубой лоскуток неба.
Якушин сел на чердачную балку и, как в детстве, заплакал от обиды — потому что с ним в этот миг что-то стряслось. Он потихоньку всхлипывал.
— Зоя… Зоя, — повторял он.
Ему думалось, что он любил и любит Зою. Что в этом причина всех причин.
* * *В семье был теперь мир. Якушин потратил на этот мир уйму сил и целый год времени.
Во-первых, он сменил работу. Он ушел из мебельного магазина на фабрику. На фабрике делали мебель, но делать мебель — это делать, а не таскать с места на место. Якушин был паренек наивный, но в высшей степени трудолюбивый и честный. Он быстро освоил специальность и получил разряд.
Однажды он сказал жене:
— Галка, мне премию дали за полгода. Неожиданные получились деньги — взял и купил тебе тот кримпленовый костюмчик.
— Не может быть!
— Вот он.
Жена запрыгала. Закричала:
— Вот это подарок! Вот это Якушин!.. Мама! Мама!
Теща выплыла. И тоже похвалила:
— Молодец!
И что-то было в ее глазках необыкновенное. Якушин подумал: наверное, ей очень хочется сказать, что я теперь «наш». Но деликатничает. Не хочет ворошить прошлое.
— Молодец, — повторила теща.
И Якушин, засыпая в эту ночь, улыбался сам себе и всему миру. По-доброму улыбался. Спал и улыбался.
* * *Он стал неплохо одеваться. Стал курить сигареты с фильтром.
Иногда он выспрашивал жену:
— Как мама?
— Что — мама?
— Как она?
— Она хорошо. Ты так спрашиваешь, будто она живет в другом городе, а не в одной с нами квартире.
— М-м…
— Что еще за «м-м»?
— Ну а вот скажи… Когда вы вдвоем остаетесь в доме — ты и мама, — не говорит она обо мне, что я…
Он запнулся. Он долго мялся. Он хотел это выговорить, но не смог.
— Ничего она о тебе не говорит, — отрезала жена. — Мама тебя любит.
* * *Но равновесие опять нарушилось. Теперь бывшие друзья по мебельному магазину, Валера и Серега, вдруг сказали ему:
— Не наш ты стал человек, Якушин.
Точь-в-точь. Слово в слово.
— Не наш.
А было так. Якушин купил шкаф — купил в том самом магазине, где когда-то работал. И попросил ребят, чтоб помогли доставить домой. Ребят он не видел целый год.