Жиль Мартен-Шоффье - Милый друг Ариэль
По внутреннему телефону я вызвала его дворецкого, весьма сексапильного индуса, который накануне тащил вниз по лестнице мой чемодан. Он был слишком смугл, но зато с дивными длинными ресницами; его мощный торс никак не соответствовал длинным, тонким, как ходули, ногам, модным на берегах Ганга, зато прекрасно соответствовал моим собственным вкусам. На всякий случай — а вдруг сгодится! — я постаралась обаять его. Ну а в качестве сегодняшнего задания указала на два шкафа, пару консолей, три ковра и два канделябра, которые нужно было немедленно спустить в подвал. Китайский шкафчик под бар и телевизор был настолько китчевым, что заслуживал особой судьбы. Сендстер, видимо, давно приучил своего дворецкого к экстравагантным выходкам жильцов, ибо тот счел мою просьбу абсолютно нормальной и ответил, что домовые службы «Пуату» займутся всем этим сегодня же. Я моментально успокоилась и предложила ему выпить со мной чаю, надеясь выведать побольше информации о нашем с ним дорогом хозяине. Но тут я потерпела фиаско: он с улыбкой отклонил мое приглашение. Что ж, он ничего не терял, еще успеется.
Для начала я вернулась к себе, то есть к Фабрису, потому что, живя с ним, никогда не бываешь «у себя». Я хотела забрать оттуда кое-какую одежду, туалетные принадлежности, книги, наши CD, постер Эдварда Хоппера[28]… В это время дня Фабрис должен был обедать в ресторане. Но я плохо рассчитала: он еще нежился в постели. Раскинувшись на подушках, он покуривал и грезил наяву. Никаких перемен не было и никогда не будет: утренние часы для него не существовали, только ночь имела значение, долгая и непредсказуемая. В ожидании ее он послал Анику в агентство — работать вместо меня. А сам очаровательный принц заглянет туда попозже, к чаю. Настоящий трутень.
Мое возвращение как будто не застало его врасплох. Он встретил меня веселым смехом, счастливый, точно дитя, которого угостили конфеткой. Трудно представить, что ему уже стукнуло 35 лет, на четыре года больше, чем мне! Он выглядел как минимум на десять лет моложе. Этот юный бездельник никогда не отягощал себя никакими заботами. Вот поэтому-то он и будет вечно зеленым и нежным, словно молодой кустик салата. Мне безумно захотелось броситься на него. Эти маленькие, прилегающие к голове уши, этот короткий прямой нос, эти пухлые, но не толстые губы, и белокурые, разметавшиеся по лбу пряди, и гладкая, светлая, широкая грудь… Ох, у меня прямо слюнки потекли. Я бы охотно насладилась безжалостной и дружеской атакой моего мужа. И даже решила сказать ему об этом:
— Ты меня знаешь, Фабрис, я человек прямой и откровенный…
— Это правда, — прервал он меня, — я тебя знаю: ты откровенна. С этим все ясно. А теперь продолжай: я умею переводить твое вранье.
Его слова пресекли мои поползновения, но возражать я не стала. Фабрис никогда не спорит: стоит мне занервничать, как он приносит извинения и берет все сказанное назад. Это самая застенчивая натура на свете и самая скрытная — иными словами, внешне самая что ни на есть пустая. В результате никто не принимает его всерьез, но никто не может устоять перед его шармом. Вот и теперь произошло то же самое: он бросил мне в лицо обидную правду, а я села к нему на постель, и мы начали болтать как ни в чем не бывало. Ему было известно обо мне почти все, он знал о роли Сендстера, пренебрежительно упомянул Дармона и «Пуату»… Похоже, мой отец держал его в курсе каждого эпизода моих приключений. И они не очень-то ему нравились.
— Ты воображаешь себя хитрой бестией, но тебе нужно быть начеку. Ты влезла в рискованную авантюру, с которой можешь не справиться, ради людей, которые подставят тебя в любой момент. Вся эта история дурно пахнет. Так что остерегись. И фиксируй все, что делается вокруг тебя.
Вот так с ним всегда. Мой супруг, аппетитный, как спелое яблоко, по идее, должен был бы иметь нулевой QI, однако он совсем не глуп, напротив, и неизменно доводит свои рассуждения до логического конца.
— Во всяком случае, старайся не выходить за рамки закона. Сто раз прочти каждую букву своего контракта. Потребуй, чтобы тебе дали кабинет в башне «Пуату». Порядок в документах — все равно что добродетели: ни одна из них не нужна, но если их не иметь, то и от пороков пользы не будет.
С ума сойти! Неужто наша юная шведка заставляет его читать Шопенгауэра?
К счастью, Фабрис вспомнил о своей дежурной сверкающей улыбке и начал разглядывать меня так, словно мерку снимал. Живя среди топ-моделей, этих ходячих мумий, он явно находил мои округлости привлекательными. Он погладил меня по руке, как будто хотел снова оценить нежность кожи, о которой сохранил приятные воспоминания. Я шепотом, но не очень уверенно выразила опасение, что для интимной близости выбран неподходящий момент. Фабрис ответил, что я, вероятно, права, он и сам задает себе тот же вопрос, но все же решил изучить ситуацию более тщательно… Изучение прошло великолепно, и я ушла совершенно очарованная. Как истый джентльмен, он проводил меня до самого дома в машине, чтобы я не утруждала себя тасканием чемоданов, набитых одеждой. Это было более чем любезно с его стороны. И более чем великодушно. Великодушно до такой степени, что в момент прощания, на тротуаре улицы Любек, я даже растрогалась:
— Но ты меня все-таки любишь или нет?
Он натянуто улыбнулся.
— Бедная моя девочка, ты уже не знаешь, на каком ты свете. Барахтаешься во всех этих тайнах, и твоя правая рука не ведает, что творит левая. Ты способна изображать Мату Хари так же, как я читать проповеди в Соборе Парижской Богоматери. Но зато твоя красота все искупает.
Он был прав. Но не совсем. Как бы то ни было, тогда я была уверена, что он заблуждается.
Глава VI
Кредитная карточка заманчиво золотистого цвета была украшена моей фамилией и логотипом «Пуату». Через пятнадцать минут после ее получения я уже входила в бутик Mugler на авеню Монтень. По каким-то неведомым признакам, которые никогда не ускользают от продавцов, они сразу почуяли, что к ним пожаловала завидная добыча. Для начала я провела лишь разведывательный рейд и, твердо решив не безумствовать, истратила всего 15 000 франков. Естественно, я не собиралась обременять себя свертками, а оставила им адрес своей квартиры. Перейдя улицу и оказавшись у Dior, я не устояла и купила сумочку Lady Dior, ставшую модной благодаря леди Ди, и в придачу несколько безделушек, которые должны были доставить удовольствие моей матери. Бережливость не то качество, коим нужно злоупотреблять. Раз уж я попала в сказку, пускай она будет расцвечена всеми цветами радуги.
Несколько дней я раздумывала, не потребовать ли мне в самом деле кабинет в башне «Пуату», но потом отказалась от этой мысли. К чему осложнять себе жизнь? Если им потребуется мое присутствие, они знают, где меня найти. Я предпочла заняться новым дизайном своей квартиры. Меня привлекал строгий стиль, лишенный украшательства, но моя мать воспротивилась этой крайности. Чердаки Кергантелека были битком набиты выцветшими «морскими видами», ободранными вольтеровскими креслами и колченогими столиками, оплатить которые она намеревалась заставить, притом втридорога, фирму «Пуату». Для этого она попросила меня раздобыть на блошином рынке фальшивые чеки и продумать, как удачнее сочетать старину с современностью и пустотой. Трудности часто стимулируют талант, и в конечном счете эти несколько древностей не могли очень уж грубо нарушить общую гармонию, совсем наоборот.
Наконец-то солнце заиграло на стенах, отмытых и выкрашенных в легкие веселые цвета. Темные паласы были сосланы в чулан, а ковры в подвал. Отциклеванный и покрытый лаком паркет заблестел, как ледяной каток, и пройти по нему в носках или чулках, неся поднос, стало весьма проблематично. Сендстер даже не думал оспаривать мои планы. Что ни день он являлся и забирал то портьеры, то тумбочку под телевизор, то столик для своего маленького замка на Мальте, единственном «английском» острове, чей климат он хорошо переносил, а уж банковскую систему просто обожал. Все мои инициативы его вполне устраивали. И только в одном пункте он был непреклонен, потребовав украсить огромным зеркалом стену, обрамлявшую камин, как раз там, где я собиралась разместить книжные полки. Мне была противна эта вызывающая безвкусица, тем более что он желал зеркало с тонированным стеклом. Я, конечно, не была юной непорочной девой, взращенной у чистого источника, но категорически не желала жить в борделе. После бурных споров мне удалось добиться лишь одного — чтобы зеркало было нетонированным. Итак, он достиг своей цели, и комната стала похоже на казино в Лас-Вегасе. Впрочем, зеркало зрительно увеличивало ее и освещало так удачно, что я сдалась. И хорошо сделала, потому что Сендстер все равно не уступил бы. Но этим не ограничилось: люди из его секретной службы встроили зеркала без амальгамы по бокам камина, в стену, за которой располагалась маленькая гардеробная при моей спальне. Более того, они вмонтировали микрофоны в оба дивана и под обеденным столом. Таким образом Сендстер, затаившись в этой мини-обсерватории, мог видеть и слышать все, что происходило и говорилось в моем прелестном салоне. И притом без всякого риска, что шпиона накроют за этим занятием: дверь каморки была скрыта в платяном шкафу напротив моей постели.
