Дино Буццати - Избранное
— Кого? Алоизи?
— Впрочем, кто его не знал!.. Он здесь лет десять прожил. Выдающийся был человек. Люди никогда ничего не слышали о его изобретениях, но настанет день… Он умер два месяца назад.
— Умер здесь?
— Алоизи увлекался охотой и бродил в одиночестве по здешним горам. А однажды вечером не вернулся. Мы его нашли через три дня. Сорвался с обрыва. Для нас это трагедия во всех отношениях. Тем немногим, что создано здесь, в Центре… — Стробеле многозначительно улыбнулся, — мы обязаны Алоизи, по меньшей мере на пятьдесят процентов. Случись это несчастье на четыре-пять лет раньше, мы с Эндриадом, быть может, и довели бы до конца… быть может, осуществили бы то, что…
— Значит, я… — спросил Исмани в смятении, — значит, мне придется… меня прислали сюда… В общем, я буду его преемником?
— Нет-нет. Не думаю. В крайнем случае тебе придется заменить другого человека, если уж на то пошло, — меня.
— Тебя? Зачем? Ты разве уезжаешь?
— Не сразу. Месяца через полтора-два. Слава богу, цикл… если можно так выразиться… цикл моей работы практически завершен… Здесь — гостиная, там — небольшой кабинет, с той стороны — еще одна рабочая комната, за ней — кухня. Спальни на втором этаже. В целом, поверьте здешнему старожилу, эти домики устроены хорошо. Единственное неудобство — мне оно, впрочем, не мешает — деревянная лестница на английский манер чуть не посреди гостиной. И спальни — некоторые предпочитают, чтобы они были совершенно изолированы. И еще — раздражает излишняя слышимость. Двери вроде бы плотные, массивные, но если внизу включить радио — наверху все слышно. Однако, я думаю, вы вдвоем друг другу не помеха, да и Джустина вас не потревожит, вы ее и замечать не будете, по дому ходит бесшумно, как кошка… да вот и она…
IXИсмани повстречался с Эндриадом и его супругой очень скоро, за ужином в доме Стробеле.
Ему смутно припоминалось их мимолетное знакомство на каком-то конгрессе. Теперь это был совсем иной человек. Вальяжный, представительный, он выглядел этаким пророком, нобелевским лауреатом, настолько уверенным в своем интеллектуальном превосходстве, что в этом чувствовалась некоторая поза. Небрежно одет, всклокоченная седая грива, крупный нос, живая, очень образная речь. На вид ему было лет пятьдесят пять. И полной противоположностью была его супруга, женщина тоже на пятом десятке, скромная, мягкая, молчаливая и немного грустная.
Перед столь яркой и властной личностью Исмани ощутил себя буквально нулем. Но он решил набраться смелости, потому что сгорал от нетерпения узнать хоть что-то. Проклятая секретность, из-за которой Джакинто в министерстве, капитан Вестро, лейтенант Троцдем и, наконец, Стробеле при первом скоропалительном знакомстве умалчивали о цели его приезда сюда, доходила до абсурда, словно против него затевали какой-то заговор.
— Вы будете смеяться, — нервно произнес Исмани, едва все уселись за стол, хотя отдавал себе отчет, что тем самым ставит себя в неловкое положение перед коллегами, — но я здесь как будто вне закона…
Стробеле. Вне закона? У тебя что, документы не в порядке?
Исмани. Вне закона… Посторонний… Я хочу сказать, что до сих пор ничего не знаю. Ни про что.
Стробеле. А про что тебе надо знать?
Исмани. Про то, что мне придется делать и чем вы тут вообще занимаетесь.
Стробеле. Но разве тебе в министерстве не объяснили?
Исмани. Нет. Ничего не объяснили.
Эндриад. Потрясающе! Просто невероятно! Ну разве не бессмыслица все эти меры, которые принимают Джакинто и компания? Я понимаю — секретность, но всему же есть предел! Скажите нам, Исмани, а как вы это себе представляли? Вы ведь предполагали что-то. Ну просто из любопытства, а?
Исмани. Я с самого начала решил, что здесь — атомная бомба, однако по некоторым признакам…
Эндриад. Никакой атомной бомбы, слава богу. Здесь все гораздо спокойнее, но в то же время и гораздо опаснее, не так ли, Стробеле?
Стробеле. Опаснее? Не думаю.
Элиза Исмани. Так. Не очень-то вы откровенны. Может быть, мы, женщины, вам мешаем?
Эндриад (оживившись). А вы, госпожа Исмани, как себе это представляли?
Элиза Исмани. Я? Никак. У меня нет даже отдаленного представления.
Эндриад. А вы, госпожа Стробеле?
Ольга непринужденно провела пальцем по краю своего смелого выреза.
— Судя по тому, что вы тут говорите, а точнее, не говорите, боюсь, веселого мало.
Стробеле. Ольга!
Ольга. Я что-нибудь не так сказала? Ведь если вы развели такую таинственность, значит, дело серьезное, а на свете нет ничего тоскливей серьезных дел. Хорошо бы вовсе без них обходиться. Вы, ученые, все умницы, не спорю, но стоит вам взяться за что-нибудь серьезное — такие зануды…
Эндриад. Вы правы. Но есть надежда. Мы еще не знаем, серьезно это или нет.
Он прислушался и произнес изменившимся тоном:
— Господи, какой потоп!
И действительно, слышался шум дождя, сопровождаемый отдаленными рваными раскатами грома. Эндриад брезгливо поежился.
Ольга. Профессор, вам страшно?
Эндриад. Честно говоря, сам не знаю.
Элиза. Однако я вижу, вы стараетесь избегать прямых ответов.
Эндриад. Дорогая моя, у нас здесь экспериментальная лаборатория, как бы это выразиться, особого свойства. Я точно сформулировал, правда, Стробеле?
Стробеле. Точно.
Эндриад. Вместе с тем здесь, на плоскогорье, разместилось нечто… нечто вроде полигона для отработки умственных способностей… своеобразный стадион… кхм-кхм… с ультрасовременной аппаратурой. По-моему, Стробеле, я точно выразился.
— Точнее некуда.
— Вы удовлетворены, Исмани?
От волнения не поняв шутки, Исмани напряженно проговорил:
— Нет, я все-таки ничего не понимаю.
Эндриад расхохотался.
— Вы совершенно правы, Исмани. Простите меня, я люблю пошутить. Иногда. Простите. Объясни все, что нужно, Стробеле, ты у нас прирожденный педагог.
Стробеле с видимым удовольствием откашлялся.
— Дорогой Исмани, ты находишься в Экспериментальном секторе военной зоны тридцать шесть — таково официальное, хотя и не вполне точное название…
Ольга трижды стукнула ножом по краю стакана. Она казалась раздраженной (а может, это была очередная ее выходка?). Наступила тишина.
— Извините, — сказала Ольга с неприятной улыбкой. — Пусть это покажется невежливым, но я вынуждена воспользоваться моим правом хозяйки дома.
— Каким еще правом? — спросил муж, смутившись.
— Я прошу вас…
— Неужели, — перебил ее Эндриад, оглядывая свой костюм, словно в поисках пятен, — неужели я сказал или сделал что-нибудь неподобающее?
— Я прошу вас только об одном: переменить тему разговора.
— Но почему? — запротестовал Стробеле, видя, что от него ускользает возможность прочитать лекцию.
— Почему? Я как-нибудь в другой раз объясню почему.
— Довольно занятный способ…
— Ох, только не надо вытянутых лиц, не велика жертва.
— Госпожа Стробеле! — воскликнул Исмани, чересчур долго сидевший как на иголках. — Не скрою, мне бы очень хотелось…
— Узнать, чем занимаются здесь, в Центре, и все такое прочее, не правда ли, дорогой профессор? Ну зачем так волноваться? Ведь вы среди друзей.
— Так я потому и…
— Значит, именно вам я должна уступить? Именно вам? А вы забыли, что долг платежом красен? И я могу наконец потребовать от вас платежа.
— Боже мой, я думал, после стольких-то лет… — пробормотал Исмани, утратив всякое чувство юмора. И вдруг прислушался: — Что это? Вы слышите?
— Дождь, шум дождя.
— А мне послышалось, будто колокол.
— Колокол? — переспросил Эндриад с иронией. — У нас тут нет колоколов.
Это был гулкий отзвук, легкий и вместе с тем глубокий, словно в какой-нибудь дальней пещере вибрировал огромный тонкий лист металла.
— Я тоже слышу, — сказала Элиза Исмани.
Несколько мгновений все молчали, вслушиваясь. Звук исчез.
— Странно, — произнес Стробеле, — я ничего не расслышал.
Тогда Эндриад спросил у Исмани:
— Вы знали Алоизи?
— Нет.
— Он тоже говорил, что по ночам… — Эндриад настороженно умолк, затем словно бы с облегчением повернулся к госпоже Исмани и, улыбнувшись, шепнул ей на ушко, но так, чтобы и остальные могли слышать: — Он был гений.
— Как, и он? — насмешливо осведомилась Ольга.
— Разумеется, — ответил Эндриад, словно речь шла о чем-то совершенно естественном. — Он тоже говорил, что по ночам до него доносятся странные звуки. Но я ему не верил, я никогда не верил в эти навязчивые идеи, вот и сейчас вы слышите колокол, но я не верю, никакого колокола не существует, скорей всего, это мнимые звуки, которые слышатся человеку при резкой смене высоты, как произошло сегодня с вами, Исмани… И тем не менее, — тут голос его внезапно сделался напряженным, — тем не менее мы обязаны быть постоянно начеку, глядеть в оба, не терять бдительности, раньше я не особенно волновался: охрана есть, контроль жесточайший, аппаратура слежения такая, что лучшего и желать нельзя, но я чувствую их присутствие, они где-то рядом, вокруг, днем и ночью грызут, как мыши, прогрызают дорожку, не все же такие болваны, как в министерстве, там думают, будто мы здесь в игрушки играем, даром хлеб едим, но кое-кто понял, или, во всяком случае, заподозрил и испугался, и теперь готов на все, абсолютно на все, лишь бы погубить нашу… наше…
