John Irving - Правила Дома сидра
Где-то далеко над океаном все вспыхивали зарницы, легкий ветерок шевелил листья яблонь и волосы Кенди.
Олив в комнате Уолли прогнала комара от настольной лампы и бросилась к стене, где он уселся передохнуть, как раз над кроватью Гомера. Прихлопнула его ладонью, и на белой стене, к ее удивлению, расплылось алое пятно величиной с копейку, гадкое создание успело-таки напиться крови. Олив послюнявила палец и потерла пятно, еще размазав его. Рассердившись на себя, соскочила с кровати Гомера, разгладила подушку, до которой во время погони не дотронулась, разгладила безукоризненную подушку Уолли и погасила настольную лампу. Постояла немного в дверях пустой комнаты, оглядела ее и выключила верхний свет.
Гомер придерживал Кенди за бедра, когда она осторожно спускалась с крыши. На крыше опасно целоваться, но на земле опаснее. Они стояли обнявшись, его подбородок касался ее лба (она качала головой — нет, нет, ну ладно, только совсем недолго), и тут в комнате Уолли погас свет. Они шли в дом сидра, прильнув друг к другу, высокая трава шелестя задевала им ноги.
Осторожно, чтобы не хлопнула, закрыли за собой дверь, хотя кто бы их здесь услышал. Предпочли темноту и не увидели листка с правилами, висевшего рядом с выключателем.
Дорогу в комнату освещали только зарницы. Два ряда коек стояли, обнажив железные пружины, в изножье каждой по-солдатски скатаны матрасы. Они развернули один.
Кровать помнила многих работников, хранила в своих сочленениях их сны. Слабый стон Кенди заглушили скрипы ржавых пружин; в этом воздухе, наполненном запахами брожения, стон ее был так же легок, как невесомое прикосновение рук, легших на плечи Гомера, но он тут же ощутил их силу; Кенди крепко прижала его к себе, и вырвавшийся в этот раз стон заглушил остальные звуки. Из груди Гомера тоже исторгся крик, такой же громкий. А крики его были когда-то знамениты во всех окрестностях Сент-Облака.
Олив Уортингтон, лежа в постели, напряженно прислушивалась к звукам, которые приняла за уханье совы. О чем она кричит, гадала Олив. Она хваталась за любую мысль, лишь бы не думать о комарах джунглей.
Миссис Гроган тоже не спала, ей вдруг на мгновение стало страшно — спасется ли ее душа. Чего-чего, а этого доброй женщине можно не бояться. Во мраке ночи за окном кричала сова, а у нее такое печальное уханье.
Уилбур Кедр, который, кажется, вообще никогда не спал, пробежал привычными пальцами по клавиатуре машинки в кабинете сестры Анджелы. «Пожалуйста, мистер Президент…» — напечатал он.
Юный Стирфорт, у которого была аллергия на пыль и плесень, ощущал легкими тяжесть воздуха; ему казалось, что он не может дышать. Вставать не хотелось, и он высморкался изо всех сил в наволочку. Услыхав эти насыщенные звуки, сестра Эдна бросилась на подмогу. Хотя аллергия у Стирфорта была не очень серьезная, но ведь и Фаззи Бук страдал аллергией.
«Вы уже сделали так много хорошего, — печатал Уилбур Кедр Франклину Делано Рузвельту. — И Ваш голос по радио вселил в меня надежду. Принадлежа к медицинской братии, я хорошо знаю, какую коварную болезнь Вы с таким триумфом сумели преодолеть. Кто бы теперь ни пришел на Ваше место, не сможет больше пренебрегать нуждами бедняков и изгоев общества, ему будет стыдно…»
Рей Кендел лежал врастяжку у себя на пирсе, как будто его выбросили сюда океанские волны; он не мог заставить себя встать, пойти в дом и лечь в постель. Воздух побережья редко бывал таким неподвижным. А вот в Сент-Облаке он почти всегда такой.
«Я видел в газете Вас и Вашу жену, вы присутствовали на службе в церкви, по-моему епископальной, — продолжал Уилбур Кедр. — Не знаю, что говорят в Вашей церкви насчет абортов, но вот что Вам неплохо об этом знать. Тридцать пять или даже сорок пять процентов прироста населения нашей страны идет за счет незапланированных, ненужных детей{31}. В обеспеченных семьях дети, как правило, желанны; в таких семьях всего семнадцать процентов детей рождаются нежеланными. ИНАЧЕ ДЕЛО ОБСТОИТ У БЕДНЯКОВ. Сорок два процента младенцев не нужны неимущим семьям. Мистер Президент, это почти половина всех рождаемых бедняками. Мы живем не во времена Бена Франклина{32}, который (как Вы, верно, знаете) был очень заинтересован в приросте населения. Вашему же правительству пришлось придумывать рабочие места, чтобы занять нынешнее население, обеспечить ему лучшую жизнь. Те, кто ратует за жизнь нерожденных, должны думать и о живущих. Мистер Президент, Вы, как никто, знаете, что живущие в гораздо большей мере несчастны и нуждаются в Вашей помощи, чем неродившиеся. Пожалуйста, имейте к ним сострадание!»
Олив ворочалась с боку на бок. «О Господи, прояви сострадание к моему сыну», — не переставала она молиться.
Приблизительно на полвысоты ствола в пазухе самой крупной ветки (в саду, называемом Жаровня) притаилась рыжая лиса, навострив уши и свесив пышный, легкий, как павлинье перо, хвост. Плотоядным взглядом она высматривала, что творится в саду. Земля внизу представлялась ей скопищем грызунов; но забралась она сюда не в целях разведки, а погналась за птичкой, чьи перышки сейчас застряли у нее в усах и рыжей козлиной бородке, обрамляющей ее заостренную хищную мордочку.
Кенди прижалась к Гомеру, прильнула всем телом, дыхание вырвалось из груди, всколыхнув застоявшийся воздух. Перепуганные мыши в подполье замерли на полпути к другой стене, прислушиваясь к непонятным звукам. Мыши знали, кого бояться, — сову, лисицу. Но этот зверь незнаком, он так громко шумит, что дрожат поджилки. Сова охотится молча, и лиса не тявкает, принюхиваясь к следам. Что же там за зверь, заряженный такой энергией, недоумевали мыши, живущие в доме сидра. Очень ли он опасен?
По мнению Уилбура Кедра, любовь, конечно, опасная вещь. С тех пор как Гомер уехал из Сент-Облака, д-р Кедр стал быстро дряхлеть, и, скорее всего, сказал бы он, виновата в этом любовь; каким подозрительным он стал в одних случаях и каким раздражительным в других! Сестра Анджела заметила бы, что приступы хандры и гнева, которые все чаще находили на него, можно с тем же успехом объяснить пятидесятилетним пристрастием к эфиру и старостью, как и болезненной любовью к Гомеру.
Миссис Гроган предположила бы, что д-р Кедр жертва того, что она называла «сидром Сент-Облака», а вовсе не любви к Гомеру. Сестра же Эдна никогда ни в чем не обвинила бы любовь.
Уилбур Кедр считал любовь даже более опасной болезнью, чем полиомиелит, с которым так мужественно боролся президент Рузвельт. Вряд ли кто упрекнул бы д-ра Кедра, что он называл продукты зачатия — последствиями любви. Но его дорогие сестры Эдна и Анджела очень огорчались, когда он так говорил. А он имел право осуждать любовь. В самом деле, продукты зачатия, душевная и физическая боль, несчастная жизнь сирот, родившихся в Сент-Облаке, — все это подтверждало его мнение, что вирус любви опаснее вируса полиомиелита.
