Джеффри Арчер - 36 рассказов
— Какая оригинальная трактовка, — начал я. — Вполне модернистская. (Мне смутно помнилось, что кто-то из рецензентов писал нечто в этом роде.) И как мне повезло купить билет в последнюю минуту.
— Мне тоже повезло, — ответила она, и в ее голосе послышалось поощрение. — В смысле, что нашелся человек, которому понадобился один билет перед самым началом спектакля.
Я согласно кивнул и представился:
— Меня зовут Майкл Уитикер.
— Анна Таунсенд, — ответила она и одарила меня теплой улыбкой.
— Не выпить ли нам чего-нибудь? — спросил я.
— Спасибо, это было бы очень мило.
Я встал и направился к бару, пробираясь сквозь плотную толпу, двигавшуюся туда же. При этом я то и дело оглядывался, желая удостовериться, что она следует за мной. Почему-то боялся, что она отстанет или затеряется, но всякий раз, когда я оборачивался, девушка отвечала на мой взгляд неизменной сияющей улыбкой.
— Что вы будете пить? — спросил я, когда мы протиснулись к бару.
— Сухой мартини, пожалуйста.
— Стойте здесь, а я сейчас, — пообещал я, думая про себя, сколько же еще драгоценных минут придется потерять. Я демонстративно достал из кошелька пятифунтовую бумажку в надежде, что намек на щедрые чаевые должным образом определит систему приоритетов бармена. Он заметил купюру, но все равно мне пришлось ждать, пока он обслужит еще четверых, прежде чем я получил мартини и скотч со льдом. Такие бармены не заслуживают чаевых, но делать нечего — все равно я не стал ждать, пока он будет возиться со сдачей.
Я отнес нашу выпивку в дальний угол фойе, где Анна стояла, изучая программку. Ее силуэт вырисовывался на фоне окна, и элегантное платье красного шелка подчеркивало все достоинства ее стройной, изящной фигуры.
Я протянул ей бокал мартини, с грустью осознавая, что мой лимит времени уже практически исчерпан.
— Спасибо, — сказала она, одарив меня еще одной чарующей улыбкой.
— А как же это у вас остался лишний билетик? — спросил я, дождавшись, когда она сделает первый глоток.
— Да пациент моего коллеги… Ему буквально в последнюю минуту стало хуже. У нас, врачей, это вечная проблема.
— Жаль. Вот так ваши коллеги и упускают свои возможности насладиться замечательным спектаклем, — заметил я как бы вскользь, попытавшись с помощью такой неуклюжей фразы вытянуть из нее сведения относительно пола коллеги.
— Это точно, — сказала Анна. — Я несколько раз пыталась заказать билеты, еще когда пьеса шла в Национальном театре. Но всякий раз, как у меня выдавался свободный вечер, у них был аншлаг. И поэтому, когда я получила дружеское предложение на сегодня, я немедленно согласилась. Они же ведь снимают спектакль с репертуара через несколько недель.
Она сделала еще глоток мартини. Раздался первый звонок — три минуты до поднятия занавеса. И тут она спросила:
— Ну, а вы?
Такой реплики не было в моем сценарии.
— Я?
— Ну да, Майкл, вы, — сказала она с едва заметной усмешкой. — Вас-то что заставило искать лишний билетик, причем перед самым спектаклем?
— У Шэрон Стоун вечер оказался занят, а принцесса Диана передумала буквально в последнюю минуту — сказала, что и рада бы пойти, да только сейчас ей приходится вести себя очень осторожно.
Анна рассмеялась.
— Но если серьезно, то я прочел несколько рецензий и решил: попытаю счастья, попробую стрельнуть лишний билетик.
— А заодно и подкадрить девушку, — сказала Анна, и тут зазвенел второй звонок — две минуты до поднятия занавеса. Я бы не рискнул включать такие смелые реплики в сценарий — впрочем, в ее карих глазах явственно читалась все та же едва заметная усмешка.
— И вроде бы получилось, — заметил я как бы между прочим. — Так, значит, вы тоже врач.
— Тоже — это как кто? — спросила Анна.
— Как и ваш коллега, — ответил я, не будучи, правда, уверенным, что она перешла на серьезный тон.
— Да. Я — терапевт в Фулхэме. Нас там трое коллег, но сегодня вечером удалось освободиться только мне одной. А чем вы занимаетесь, когда не болтаете с Шэрон Стоун или не водите принцессу Диану по театрам?
— Занимаюсь ресторанным бизнесом, — сказал я.
— Та еще работенка. Даже похуже моей: никакого свободного времени и жуткие условия труда, — вздохнула Анна.
Прозвенел третий звонок — минута до поднятия занавеса.
Я заглянул в ее карие глаза, и мне захотелось сказать: Анна, да бог с ним, с этим вторым актом; я согласен, что пьеса превосходна, но мне хотелось бы провести остаток вечера с вами наедине, а не в зрительном зале на восемьсот мест.
— Вы разве не согласны?
Я не без усилия вернулся к ее предыдущей реплике и попытался отшутиться:
— Все-таки наши клиенты жалуются на качество услуг чаще, чем ваши.
— Сомневаюсь, — возразила Анна. — Если врач — женщина и она не в состоянии излечить пациента за каких-то пару дней, то сразу же начинаются разговоры об уровне ее компетентности.
Я рассмеялся и допил свой скотч. Динамики разнесли по всему фойе звучный голос администратора: «Зрителей просят занять свои места. Начинаем второй акт. Занавес поднимается».
— Надо идти, — сказала Анна и поставила пустой бокал на подоконник.
— Да, наверное, — не без внутреннего колебания ответил я и повел ее в сторону, противоположную той, куда я и в самом деле хотел бы ее повести.
— Спасибо за мартини, — сказала она, когда мы подошли к нашему ряду.
— Это вам спасибо, — ответил я. Она вопросительно посмотрела на меня.
Я пояснил:
— За билет.
Она улыбнулась, и мы стали пробираться на свои места, стараясь не наступить ни на чьи ноги. Я решился было еще на одну реплику, но свет в зале уже стал гаснуть.
На всем протяжении второго акта, когда аудитория начинала смеяться, я улыбался, повернувшись к Анне, и она время от времени отвечала мне своей теплой улыбкой. Но высшее блаженство я испытал перед самым концом второго акта. Там есть эпизод, когда детектив показывает дочери фотографию мертвой женщины, та издает пронзительный визг, и свет на сцене мгновенно гаснет.
Анна ухватила меня за руку — впрочем, тотчас же отпустила, с извинениями.
— Да что вы, — сказал я шепотом. — Я и сам едва удержался от того же.
В темноте зрительного зала не было видно, как она отреагировала на мои слова.
Минуту спустя на сцене раздался телефонный звонок. Сомнений не было, это звонит детектив, хотя зрители и не были уверены в том, что именно он скажет. Заключительная сцена держала всех в напряжении.
После того как зал в последний раз погрузился во тьму, актеры вернулись на сцену, и аплодисментам не было конца. Занавес давали несколько раз.
Когда его наконец опустили, Анна повернулась ко мне и сказала:
— Прекрасный спектакль. Я так рада, что все-таки смогла его посмотреть. И тем более рада, что не пришлось смотреть его в одиночку.
— Я тоже рад, — сказал я, оставляя без внимания тот очевидный факт, что мои-то изначальные планы на этот вечер вовсе не предусматривали посещение театра.
Мы двинулись по проходу вместе с толпой зрителей, вытекавшей из театра подобно медленно струящейся реке. Последние драгоценные минуты в обществе Анны были потрачены на обсуждение таких вопросов, как достоинства актерской игры, искусство режиссера, мрачное своеобразие декораций и даже подлинность костюмов начала века. Наконец мы подошли к двойным дверям, к выходу в реальный мир.
— Всего хорошего, Майкл, — сказала Анна. — Спасибо, что вы помогли мне в полной мере насладиться этим вечером.
И протянула руку для рукопожатия.
— Всего хорошего, — сказал я, глядя на прощание в ее карие глаза.
Она уходила, а я так и не знал, увидимся ли мы снова.
— Анна, — окликнул я ее.
Она обернулась.
— Если у вас нет никаких особых планов на этот вечер, то не поужинать ли нам…
Примечание автора
Здесь читателю даются четыре различные концовки рассказа и предоставляется право выбора.
Можно прочесть все четыре предлагаемых концовки либо просто остановиться на одном из вариантов и считать, что рассказ закончился именно таким, вами же выбранным, образом. Если вы и вправду хотите ознакомиться со всеми четырьмя вариантами, то целесообразно читать их в нижеследующем порядке — то есть так, как они были написаны:
1. Сочный
2. Подгоревший
3. Пережаренный
4. Хорошо прожаренный
Сочный
— Спасибо, Майкл, с удовольствием.
Я улыбнулся, не в силах скрыть своей радости.
— Вот и хорошо. Я знаю тут неподалеку милый ресторанчик. Надеюсь, вам понравится.
— Звучит заманчиво, — сказала Анна, взяв меня под руку. И я повел ее сквозь толпу расходящихся зрителей.
