Щепа и судьба (СИ) - Софронов Вячеслав
— Да ты башку-то высунь во двор, увидишь где и как… Все к чертям собачьим погорело! В чем был в том и выскочил…
Пошел к окну и увидел всполохи, поднимавшиеся со стороны дома Вакулы, а чуть подальше мигалку на крыше пожарной машины и силуэты людей.
— Так скажи толком, где загорелось? Дом, что ли?
— Говорю тебе, баню топили и так раскочегарили, ажно потолок занялся, а оттуда и на дом перекинулось. Все мои инструменты прахом пошли, топор только и успел схватить. Пожарники примчались, да куды там, столб электрический через дорогу и тот запластал как свечка.
Подошел к выключателю, щелкнул несколько раз, точно, света не было. Значит, придется сидеть без электричества, а это обычно надолго.
— А кто кочегарил? Сам Вакула или другой кто?
— Да парнишка седня с города пригнал, передал, Вакула едет с компанией, велел мне баньку, как обычно, растопить. Ну, я все чин чинарем изладил, воды натаскал. Они все пьянущие приехали и айда сразу в баню. Жара мало им показалось спьяну, подкинули дровец раз. Мало! Еще жахнули. Не то. И сколь раз они подкидывали, сказать не могу. А оне у меня, сам знаешь, сухие, что порох. Аж к стенкам прикоснуться невозможно, жжет до волдырей. Решили переждать, набаловались, мать их так, в дом пошли и опять к столу допивать. А водяры чуть не два ящика принесли. Половина из них вырубилась скорехонько. Не заметили, что одного нет. А он там остался, в бане. То ли уснул, то ли ноги не слушались…
— И что с ним? — перебил старика. Успел выскочить? Или как?
— В том-то и оно, там остался, сгорел, — Дед снял шапку, с которой не расставался ни зимой, ни летом, подсел к столу, вытер вспотевшую лысину и спросил: — Так у тебя, говоришь, выпить ничего нет? Мне бы сейчас не помешала стопочка-другая… Мужика бы того помянули…
Тут только до меня дошло, что в пожаре погиб человек и станут искать виноватого, а Дед, с его ходками, самый подходящий кандидат на очередную отсидку. Вот оно все как обернулось…
— Да ладно тебе с выпивкой, тебе, сейчас трезвее трезвого надо быть. Милиция-то приехала?
— А то как, там, шарят в головнях, ищут что да как… Я их как увидел на подъезде, к тебе сразу и подался. Схорониться мне бы на время, а то ни паспорта, ни прописки, загремлю по новой к хозяину, и к бабке ходить не надо…
— Да живи, места хватит, мне не жалко. Так они ведь и сюда придут. Что им говорить буду?
— Ты мужик не глупый, найдешь что сказать, — ухмыльнулся он. — Скажешь, мол, родственник или еще кто с города приехал… Тебе поверят…
Так-то оно так, но ведь есть и другие, всем на рот платочек не накинешь, все одно сдадут как есть.
— Теткам нашим успел сказать, когда на пожар прибежали, мол, не видели меня в глаза и чтоб помалкивали. За них не думай худого, они привычные к таким делам, почти у всех мужья или родня через отсидку прошли, те не продадут… Мало я им добра сделал. Разве что Вакула по пьянке проболтается, у него язык, что помело, нагородит чего ни попадя…
Ситуация была и впрямь непростая. По всем статьям выходило, что в причине пожара виноват хозяин, за которого себя и выдавал бывший кузнец. Но он явно не захочет подставлять свою голову, а, как обычно, попытается свалить это на кого-то. А тут Дед — лучшая кандидатура, других и искать не надо.
Абзац второй
В подлости Вакулы я нисколько не сомневался, поскольку она была у него в крови и плоти. Уродился ли он таким или самостоятельно выбрал кривую дорожку, но не было в деревне ни мужика, ни бабы, кого бы он не обидел. Мог наобещать привезти дрова или что из города, взять деньги вперед, а потом делать вид, что забыл, а то придумать еще что. Как-то раз он набрал мужиков тайком валить лес. Нашел и трактористов, шоферов, чтоб вывезти его ночью.
Лесники к нам наведывались редко, а если бы и поймали мужиков, то сам он оказался бы в сторонке, отбрехался, что не при делах. И все у него получилось, лес вывезли, он его благополучно продал кому-то, деньги получил, а с мужиками не рассчитался. Да еще обвинил их, что попортили бензопилы, и прибавил к тому, что пили-ели вместе, а потому ничего он им оказался не должен. Мужичков тех он подобрал из соседних деревень, все, как один, забулдыги, и заступиться за них было некому. Потому и ушли, ни слова не сказав, и даже спорить с ним не стали. А сам Вакула потом хвастался, как он обманул всех, и чуть не месяц пьянствовал на полученные от той аферы деньги.
Пытался он и меня вовлечь в свои махинации, обещая золотые горы, а поскольку я на его уговоры не поддался, то как-то со зла перегородил дорогу к моему дому, притащив откуда-то трактором бетонный блок. Пошел к нему и напрямик спросил, чьих это рук дело? Он впрямую не ответил, сослался на одного деревенского тракториста, что тащил этот блок откуда-то, а трос, дескать, порвался, и он так и бросил его на дороге. Мне же соседи, попросив не выдавать их, сообщили, что все происходило при непосредственном участии Вакулы. И он самолично командовал, где тот блок оставить. Обострять с ним отношения не имело смысла, поскольку часто отлучался в город, а деревянные дома, как известно, горят быстро, что и случилось этой вот ночью. Так что почти месяц оставлял машину посреди деревни и пробирался к себе в дом пешком, и уж потом поймал на дороге случайного грейдериста, упросил сделать объезд вокруг Вакулиного дома. По той же причине купил поздней осенью уазик, которому любое бездорожье нипочем. Так что наши взаимоотношения с бывшим кузнецом, под конец жизни строившим из себя блатного авторитета, сложились довольно непростые, и Деду, оказавшемуся на положении беглеца и без крыши над головой, обязан был помочь, чего бы мне это ни стоило.
Абзац третий
Вспомнился еще мне другой случай, когда Вакула оказался в незавидном положении благодаря собственной злобе и желанием преподнести ближнему любую гадость. Лишь бы побольнее вышло. А доставил ему те неприятности человек для нашего деревенского быта посторонний и случайный. Причем сам он сроду никому никакого зла не причинил и всегда дивился, как это люди могут один на другого с ножами или там топорами бросаться и биться из-за какой-то глупости до смерти, не думая ни о чем, лишь бы доказать, что он сильнее.
Никуда не денешься, но есть на Руси такой обычай — отстаивать свою правду на кулачках, а если не получается, то хватать все, что под рукой окажется. Потому или нет, что правду приходилось частенько через кулак добывать или бранное слово с себя смыть чужой кровью, но ценили тех молодцов и предки наши. Да и все другие с удовольствием на такие зрелища глазеют, рты раскрыв, чья возьмет. И забываем, Бог не в силе, а в правде. Но вот только каждый правду на свой манер понимает… Только истину, а заодно и правду, на земле отыскать трудно, а порой и невозможно. Спаситель на этот вопрос указал римскому прокуратору на небо. Понял тот или нет жест Спасителя, нам неизвестно. Так вот такой человек, телом немощный, но духом твердый, людям в разных их немощах всегда готовый помочь, правда на свой манер, и осадил как-то раз кузнеца, прозванного Вакулой.
А был то один мой знакомый татарин по имени Асхат. Встретил я его во время одной из своих поездок по дальним деревенькам сибирских татар, затерявшимся в глуши лесов, окруженных неприступными болотами, соваться куда без проводника не имеет смысла. И набрел как-то на доживающее свой век поселение рыбаков и охотников, где и познакомился с внешне ничем не примечательным мужичком лет тридцати, который представился мне как Асхат.
Богатырем назвать его было никак нельзя, но односельчане относились к нему с почтением и даже, как мне показалось, слегка побаивались. Дело в том, что его род славился среди местных жителей своими целителями и ясновидящими. Говоря современным языком, экстрасенсами, способными творить воистину необъяснимые чудеса. Они могли излечить человека от любой болезни, снять с любого сглаз, порчу, наложенные нехорошими людьми, предсказать, урожайный или нет год будет, а невесте сказать, сколько и когда у нее детей на свет родится.
