Василий Белов - Кануны
— Сам? — спросил Меерсон. — Объясните.
Дугина вдруг всхлипнула. Она достала из кармана платочек и промокнула глаза.
— Чего к человеку пристали? — заговорили в зале. — Оставить!
— Мы от ее худого не видим.
— Учит добро.
— Вопрос, чему учит? — громко вставил Скачков. — У нас есть сведения, что товарищ Дугина в смычке с классово чуждым элементом. Она недостаточно жестко проводит пролетарскую линию на уроках. Пишет заявления от имени кулаков.
— Откуда у вас такие сведения, товарищ Скачков? — тихо спросила учительница.
— Откуда, это вас не касается.
— Разрешите… Разрешите мне, — поднял руку бухгалтер Шустов.
— Слово имеет коммунист Шустов.
Долговязый Шустов, выйдя на сцену, едва не стукнулся головой в потолок. Он слегка согнулся и тихо, но твердо заговорил:
— Граждане и товарищи, я не вижу никакого смысла рассказывать, к примеру, о своей жизни и отвечать на вопросы о семейной жизни.
— Это почему, позвольте спросить? — Меерсон снял очки и вскинул голову.
— Потому, Яков Наумович, что не хочу отнимать время. Я добровольно прошу отчислить меня из партии. Вот мой документ, примите его. Я отказываюсь платить взносы и участвовать в партийных собраниях. Потому как не согласен с линией партии. Особливо насчет кооперации и в крестьянском вопросе.
Шустов бережно развернул билет и осторожно положил напротив Тугаринова.
— Баба с возу, кобыле легче, — перекрывая шум, притворно засмеялся Скачков.
— Я не баба, а партия, товарищ Скачков, к вашему сведенью, не кобыла.
Шустов хотел сойти с примоста, но Тугаринов, справляясь с растерянностью, спросил:
— Чем же, гражданин Шустов, не нравится вам линия партии?
— Если хотите, я отвечу в письменном виде.
— Нет, увольте.
Про Дугину все забыли. Тугаринов что-то прошептал на ухо Меерсону, тот закивал, мужики на скамьях зашевелились и заговорили кто во что горазд.
— Кто вас рекомендовал в кандидаты партии? — спросил Меерсон, вставая.
— Товарищ Микулин?
— Это не имеет никакого значения, — сказал Шустов, спускаясь вниз.
— Нет, имеет, — возразил Тугаринов. — Очень даже имеет! И мы спросим с рекомендателя по всей строгости. Чем вы руководствовались, товарищ Микулин, когда принимали Шустова? Ответьте в подробностях. Но сначала положите сюда ваш партбилет. Повторяю: чем руководствовались?
— Тем же, та ска-ать, чем и другие, — Микуленок поднялся к столу. — Рекомендовал не я один…
Остальное Микулин помнил смутно и даже не по порядку… Его «вычистили» еще до того, как Степанида зажгла первую лампу. Когда принимали в кандидаты Сельку Сопронова, председатель как сонный вышел на волю. Он встал в темноте крыльца, чтобы перевести дух. Кто-то шагнул к нему навстречу. «Кто? Что надо?» — хотел спросить Микуленок, но не успел: Палашка, всхлипывая, ткнулась ему в плечо. Он сильно оттолкнул девку, грубо выматерился и пошел в темноту, куда глаза гладят. Остановился, прислушался к гармонной игре, нащупал печать и штемпельную подушку. Что-то остановило его, не позволило вернуться в волисполком и выложить на стол председательскую печать. Микулин, чуть не плача, бездумно ступал на звуки гулянья. На душе было больно и суматошно. Ему хотелось плакать, как хотелось плакать когда-то в детстве, после незаслуженной, горькой и непосильной обиды.
Палашка шла в темноте следом. Он чуял ее шаги и опять хотел обругать ее, остановился, но сильный удар колом поперек спины на какое-то время вышиб его из памяти.
«Бьют… — подумал Микуленок, падая от второго удара. — Колотят слева и справа».
Истошный Палашкин крик полетел в темноту. Но гармонь не затихая играла. Народ скопился вокруг. «Та ска-ать, хорошо, что не в голову», — словно оправдываясь, говорил председатель. Он встал сначала на четвереньки, после, опираясь рукой о землю, поднялся на обе ноги. Его качнуло в сторону. Из исполкома выбежало с керосиновым фонарем несколько человек.
— Так, — послышался довольный голос Скачкова. — Ну-ко свети суды! Но следов кулацкого террора никаких не было, ни в траве, ни в дорожной пыли. Ничего, кроме черемухового коромысла, которым полощут в реке белье, не оказалось вблизи.
— Чье коромысло? — гаркнул Скачков. — Хорошо, выясним завтра. Он затолкал наган в кобуру и велел отнести коромысло в волисполком под замок.
Тройка по чистке ночевала под ветшающей железной крышей Прозоровского флигеля. Митька Усов, измученный жестокими колебаниями, выставлять или не выставлять для гостей бутылку, наконец твердо решил: не требуется. И по всему виду Меерсона, и по озабоченности Тугаринова было ясно, что вылезать с вином — значит позорить авторитет.
IV
Утром чуть свет снова собрали Ольховскую ячейку. Микулин на нее не явился. Спина слегка побаливала. Но не потому он лежал на печи у Гривенника, никуда не желая идти. Степанида в третий раз прибежала за ним: все было напрасно. Председатель пообещал ей под расписку кому попало сдать печать и штемпельную подушку и опять не сдвинулся с места.
Вот так же когда-то в детстве он не раз лежал на отцовской печи, не желая спускаться ужинать. Обида на несправедливое наказание вскипала горячими слезами, вставала удушливым горловым комочком. Покойный отец относился к таким голодовкам почему-то совсем равнодушно. «Вишь ты, — передразнивал он, — я вот вас выучу, не стану есть-пить, будете у меня знать». От этих слов становилось еще горше, еще обидней. Мать, как бы невзначай, совала на печь кусок воложного пирога либо посыпанный заспой овсяный блин. И все же обида не таяла, пока не приходил глубокий, облегчающий детскую душу сон.
«Все, крышка, — думал Микулин. — Руки-ноги есть, запрягу лошадь, поеду на лесозаготовку…»
Тем временем в исполкоме Меерсон давал последние указания. Вместе с Тугариновым он уезжал в район, оставляя Скачкова в Ольховице. Укомовский, теперь уже райкомовский, тарантас, запряженный, стоял у крыльца.
«Какую картину, товарищи, мы имеем на сегодняшний день? — говорил Яков Наумович. — Такую, что налицо недооценка классовой линии, налицо самая, большая правая опасность. Кулацкий террор крепнет со дня на день по всей стране и по всему Вологодскому округу. Ошибки бывшего губернского руководства дают ядовитые плоды и здесь, в Ольховской волости… — Меерсон торжественно поглядел поверх голов. — Бухаринские последыши типа бухгалтера Шустова будут безжалостно отсечены! Их покровители, наподобие предисполкома Микулина, тоже встанут перед нелицеприятным партийным судом. Предлагаю немедля начать следствие по делу кулацких бандитских вылазок. Это во-первых. Во-вторых, немедля освободить гражданина Шустова от всех занимаемых им должностей. Далее, необходимо распустить маслоартель и кредитное товарищество, на основе которых создать колхоз. В-третьих, продолжить налоговую кампанию, для чего немедля выявить недоимщиков, возбудив против них уголовные дела и описав имущество. Это во-первых. Во-вторых, требуется мобилизация всех сил по сбору самообложения, разверстке займа и подготовке осенне-зимней лесозаготовительной кампании!.. Итоги комиссии будут рассмотрены на районной комиссии. На этом я закончу, товарищи. По всем деталям даст разъяснение товарищ Скачков, он остается пока с вами».
