Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки
165
После убийства Андрея война за русификацию рынков прекратилась. Даже в Твери, древней, еще до рождения Москвы, сопернице Киева и столице княжеской Руси, фруктами, овощами, мясом и рыбой торгуют одни кавказцы.
Алена и Стас шли вдоль фруктового ряда, подходя поочередно к каждому продавцу.
— Ты чечен?
— Нет.
— А кто?
— Азербайджанец. А что?
Стас переходил к следующему:
— Ты чечен?
— Нет. Зачем обижаешь?
— А кто тут чечен? — вспылил Стас. — Когда не надо, все чечены! А когда надо…
— Там спроси, — сказал продавец, — в мясном ряду.
Алена и Стас пошли в глубину рынка. В мясном ряду на прилавках лежало свежее мясо: разделанная говядина, телятина, баранина с костями и без костей. Над прилавками на крюках висели бараньи и говяжьи туши, окорока. За прилавками продавцы кавказской внешности точили ножи, свежевали и разделывали мясные туши.
Алена в ужасе смотрела на эти ножи…
Стас подошел к пожилому продавцу:
— Ты чечен?
— Чеченец, — поправил тот. — А что?
— Откуда?
— Из Автуры. А в чем дело?
Алена достала из сумочки блокнот и авторучку, Стас продолжил допрос:
— Как звать?
Продавец покосился на Аленин блокнот:
— А зачем тебе?
— Не бойся. Нам нужен посредник.
Но оказалось, что похитителям еще нужно было угодить, лишь бы кого они на роль посредника не утверждали. По ночам, сидя в ночной рубашке на печной завалинке в доме матери, Алена держала на коленях блокнот и говорила с Чечней по мобильному телефону.
— Я вам уже шесть имен дала!
— Эти нэ падходят, — отвечал мужской голос. — Ищи других.
— Почему не подходят? — со слезами в голосе кричала Алена. — Сколько можно?!
В соседней комнате просыпался и начинал реветь Артем. Мать, простоволосая, появлялась в двери с Артемкой на руках, смотрела умоляюще, и Алена просила в трубку:
— Дайте сестру к телефону! С мамой поговорить!
— Заткнисс! — обрывал ее голос. — Имей в виду: завтра паследний дэнь даю. Не найдеш чэловека, с сестрой нехароший вешш может случиться. Все! — И в трубке зазвучали гудки отбоя.
Алена и мать посмотрели друг другу в глаза.
— Издеваются, сволочи! — сказала мать. — Вот дожились! Уже чечены над нами издеваются! Звони Чуйкову.
Алена засомневалась:
— Ночью?
— Звони.
Чуйков, надо сказать, приехал буквально наутро. И не один — вместе с ним из «ауди» вышел какой-то пожилой чеченец.
— Вот, знакомьтесь, — сказал Чуйков. — Усман Салимов из Курчалоя. Отец пятерых детей. Думаю, он устроит и вас, и тех, кто держит Настю.
Алена и мать, стоя на крыльце, молча смотрели на Усмана.
— Вы мать? — сказал Усман матери Алены.
— Да…
— Я вас хорошо понимаю. У меня пять детей, я за каждого могу жизнь отдать. Воровать детей, делать из этого бизнес — это против Аллаха, эти люди не чеченцы. Пусть они меня проверят, пусть найдут мою семью в Курчалое — я им это все равно в лицо скажу. Воевать за Чечню можно, а детей воровать — нельзя.
— А если понадобится поехать в Чечню за сестрой, вы сможете поехать? — спросила Алена.
— Даром не поеду, — ответил Усман, — а за триста долларов поеду.
— Если привезете сестру, я вам больше дам.
— Больше не надо, я на детях не зарабатываю. Я правоверный. Только дорогу мне оплатишь, и все.
Алена еще раз осмотрела этого Усмана и решила, что ему можно доверять. Через два дня оказалось, что его кандидатура устроила и похитителей.
— Молодец! — похвалили Алену из Чечни. — Правильный человек нашла!
Алена со Стасом отправились в Хорёнки.
— Ты уверена в этом чечене? — спросил по дороге Стас.
— Его Чуйков привез, ФСБ. И в Чечне приняли.
Джип Стаса подъехал к дому бабы Феклы, где теперь жил отец. Стас нажал на гудок — один раз… второй… третий…
Но никто не выходил из дома.
Алена и Стас переглянулись, открыли калитку, прошли через двор, постучали в дверь. Никто не отозвался. Стас толкнул дверь, она оказалась незапертой. Встревожившись, они вошли в дом и в изумлении замерли на месте.
Горница бабкиного дома была переоборудована в любительскую радиостанцию: вдоль стены на козлах были настелены свежеструганые доски, на них стояли допотопный ламповый радиопередатчик, несколько старых пленочных магнитофонов с бобинами, патефон с пластинками, еще какое-то оборудование. Такой же, на козлах, стеллаж вдоль соседней стены занимали подшивки газет «Знамя труда», «Аргументы и факты», «Известия», «МК», «Коммерсантъ» и прочих.
А перед радиопередатчиком сидел Петр Бочкарев с наушниками на голове и вещал в микрофон:
— Внимание! Говорит радиостанция «Народная волна». У микрофона Петр Бочкарев. Завершаю анализ антинародной прессы…
Увидев Алену и Стаса, он замахал на них руками и продолжил в микрофон:
— Совершенно ясно, что, несмотря на видимую свободу слова, никакой настоящей свободы у нас нет. Все газеты прославляют антинародный курс правительства, в то время как учителя голодают, шахтеры бастуют, детская смертность растет, а чечены похищают наших детей. Я призываю всех мыслящих людей России объединиться, пока не поздно, в новое правозащитное движение «Колокол»!
— Тьфу ты! — сказал Стас в сердцах. — Опять за свое! Лучше бы ты кололся, отец!
Бочкарев недовольно выключил микрофон и завел патефон. Пластинка закрутилась под иглой, и в воздухе прозвучало: «Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой…»
— А где твоя малолетка? — спросила Алена отца. — Я ее тот раз не застала, и опять… Прячешь, что ли?
— Ну, в школе она, — нехотя сказал отец.
— Как в школе? Она что, школьница еще?
— Ну… — подтвердил отец. — Одиннадцатый класс заканчивает.
— Во дает! — Стас крутанул головой.
— Папа, ты вообще соображаешь? — возмутилась Алена. — Тебя опять посадят!
— Почему? Ей уже семнадцать лет… ну, будет через месяц.
— Нет, это ж подумать! Она младше меня!..
— Дети! — перебил Бочкарев. — Это вы подумайте! Я пятнадцать лет отсидел! Без женщин. Имею право пожить. Как Мандела!
Телефонный звонок прервал эту беседу отцов и детей. Алена поспешно зарылась в своей сумке, достала мобильный.
— Алло! Да, это я. Посылка? Какая посылка? Откуда? Хорошо, уже еду! — Алена дала отбой и сказала Стасу: — Это Виктор с почты. Мне из Чечни посылка.
Оставив Стаса с отцом, Алена выскочила из дома, пробежала в сарай и, подняв крышку в полу, спустилась в погреб.
Там снова были изменения — на полках вместо оружейного арсенала Стаса лежали высоченные стопки старых газет и правозащитной литературы. Алена раздвинула эти стопки, толкнула «живой» кирпич в стене, по локоть сунула руку в открывшуюся дыру и извлекла пластиковую сумку — ту самую, в которую по дороге из Шереметьева сложила двести тысяч долларов. Теперь она достала из этой сумки десять пачек, завернула в несколько старых газет и сунула обратно в тайник. Поставила кирпич на место, а с сумкой, в которой осталось сто тысяч долларов, полезла по лесенке вверх.