Эрик Сигал - Исцеляющая любовь
Джуди смутилась.
— Вы сказали — доктора?
Зильберт кивнул:
— Да, он доктор и одновременно юрист. Не могу передать, как он был великолепен на перекрестном допросе свидетелей «Игл» — он их смутил, как школьников, которым впервые дали в руки химреактивы. По сути дела, стоило ему начать крушить оппонентов, как «Игл» задрала лапки кверху и предложила отступного. И какие суммы!
Тут в кабинет вошел Беннет Ландсманн.
— Добрый день, — поздоровался он с Джуди и протянул руку. — Я рад, что вы обратились к нам. Во-первых, потому, что считаю это дело грязной политической игрой, а во-вторых, потому, что учился с вашим мужем на медицинском.
— Бен, а ты отдаешь себе отчет, — полушутя вставил Зильберт, — что этот факт может быть обращен против тебя?
Беннет улыбнулся:
— Марк, всякий раз, как я вылезаю со своей черной физиономией перед присяжными, я понимаю, что перевес не на моей стороне. Но обычно мне это не мешает вытащить дело.
Повернувшись к Джуди, он спросил:
— Миссис Лазарус, вы не могли бы нам рассказать, как дело было? С самого начала?
Рассказ Джуди привел Беннета в негодование. Тем не менее он несколько успокоил ее, объяснив, что во многих случаях такие «убийцы из милосердия» освобождались от ответственности, если удавалось довести до сознания присяжных, что они действовали в особых обстоятельствах. Как правило, таким обстоятельством признавалась единодушная просьба близких больного положить конец его страданиям. Однако то, что Уолтерс явно вознамерился обратить этот процесс на пользу своей политической карьере, осложняло дело.
Первой задачей Беннет поставил себе добиться освобождения Сета до суда под залог.
К великому облегчению супругов Лазарус, ему это удалось. Сет был отпущен под залог в сто тысяч долларов, который внесла адвокатская контора.
Бен посоветовал Сету с Джуди ради собственной безопасности и спокойствия пожить пока в какой-нибудь неприметной гостинице на отшибе.
Они охотно согласились.
— И откормите его как следует, — посоветовал он жене Сета. — Судя по всему, тюремная пища ему пришлась не по нутру.
Еще не вполне оправившийся от душевной травмы, вызванной заточением, Сет с чувством пожал Бену руку.
— Никогда этого не забуду, Бен. Мы ведь с тобой в университете были едва знакомы, а ты вот теперь подставляешь ради меня свою шею.
— Ничего подобного! — возразил тот. — Я это делаю не только ради тебя, а ради всех пациентов, которым ты помог. Честное слово, я бы тоже мог порассказать о случаях, когда хирург на моих глазах обнаруживает у больного неоперабельный рак и просит анестезиолога дать ему чуть больше наркоза, чтобы он «заснул покрепче». Только никто при этом не спрашивал согласия этих несчастных.
— Из этих врачей никто не выступит на суде свидетелем? — с надеждой спросил Сет.
— Даже не думай, — сказал Беннет. — Они же добровольно не полезут в петлю! До таких пределов их способность к состраданию не простирается.
На самом деле в этом-то и состояла главная проблема: найти врача, а лучшее трех-четырех, придерживающихся той точки зрения, что Сет не нарушал врачебной этики, поскольку первейшая обязанность медика состоит в избавлении больного от страданий.
Суд был назначен на первый понедельник ноября. Беннет чувствовал, что до последнего дня будет бегать по знакомым докторам в поисках смельчаков, готовых выступить в защиту Сета.
Но и к середине лета ни одного такого свидетеля найти не удалось. Хирурги, знакомые по Бостону и Нью-Хейвену, либо отрицали, что когда-либо совершали что-то похожее, либо просто отказывались выступать в суде, ссылаясь на неписаное правило, запрещающее врачам высказываться о действиях своих коллег.
«Черт побери! — с досадой думал Беннет. — Так дело пойдет, придется самому речь говорить».
Времени оставалось все меньше, и Марк Зильберт подал ходатайство об отсрочке слушаний.
Генеральный прокурор штата Уолтерс тоже счел ноябрь неудачным временем для процесса. Потому что это означало, что суд пройдет после выборов, а следовательно, никакого политического эффекта, на который он так рассчитывал, уже не даст. И он, в свою очередь, тоже попросил судью о переносе разбирательства. Но на более ранний срок.
Это, конечно, было делом неслыханным. И в высшей степени несправедливым по отношению к обвиняемому. Но Эдмунд Уолтерс не зря двадцать лет служил своей партии. У него имелись нужные связи. И сейчас он все их пустил в ход.
Суд передвинули на начало сентября.
Беннет был вне себя. Зильберт метал громы и молнии. Оба подали протест. И все напрасно. Суд стремительно приближался, и хотя боеприпасы у них были, оружия явно не хватало. Точнее — не было вовсе.
В середине августа Беннет как-то позвонил Барни и излил ему все свое негодование. В тот вечер он вознамерился оставаться на работе до тех пор, пока не обзвонит всех врачей на Западном и Восточном побережье.
— Послушай, какой позор! — поддержал его Барни, — Поверить не могу, что столько врачей озабочены лишь собственным благополучием в тот момент, когда на карту поставлена судьба человека. Больше того — их коллеги!
— Знаешь, Барн, — устало поведал Беннет, — если бы я мог назвать тебе имена всех выдающихся медиков нашей страны, которые уже отказались свидетельствовать на стороне защиты, то ты бы мог написать книгу под названием «Кто есть кто в американской медицине». Убедительно бы получилось!
— А у обвинения есть тяжелая артиллерия?
— Смеешься? — воскликнул Беннет. — У них там целый батальон рвется в бой, чтобы заклеймить эвтаназию. Медицина внезапно заболела ханжеством. Ты ни за что не угадаешь, кто их самый высокопоставленный свидетель. Ты сейчас упадешь. Декан Кортни Холмс!
— Холмс? Ты шутишь? С чего бы ему вылезать свидетелем против собственного студента?
— Ну, надо отдать ему должное: насколько я знаю, его вызвали повесткой. Так что есть маленький шанс, что он не станет топить Сета.
— А я могу чем-то помочь? — спросил Барни.
Беннет поразмыслил и сказал:
— Вообще-то, Барн, одну услугу ты бы мог оказать. У брата покойного, Гектора, кое-какие проблемы с психикой. Ты бы не мог его посмотреть и дать официальное заключение о том, в состоянии он выступать свидетелем или нет?
— Конечно, Бен, что за вопрос. Но зачем тебе в качестве свидетеля психически неуравновешенный человек?
— Послушай, Барн, ты что, не улавливаешь? Ни один человек в здравом рассудке не станет свидетельствовать на этом суде.
— Ландсманн, это не смешно.
— Уверяю тебя, Барни, я не смеюсь. Как скоро ты мог бы вылететь?
— Следующие выходные тебя устроят?
— Отлично. Я приглашу его к тебе на беседу, а тебя встречу в аэропорту. Возьми с собой Лору, устроим небольшую встречу однокашников. И вот еще: спасибо тебе, что не прячешь голову в песок.
— Да ты что, Бен? Это у Сета голова на плахе.
Он повесил трубку и повернулся к Лоре.
— Как насчет выходных в Городе ветров?
— Здорово! Но я не смогу поехать.
— Да ладно тебе, детка! Разве у нас с тобой не эксклюзивный уговор проводить выходные вместе?
— Барн, я не могу лететь.
— Это еще что за новости? Фобия развилась?
— Да, новости. Только не фобия, а беременность.
51
— Тишина! Начинаем слушания в окружном суде Северного Иллинойса. Всем встать! Его честь судья Джулиус Новак.
Человек-гора с высеченным из камня лицом торжественно прошествовал на возвышение, расправив полы мантии, сел в кресло и бесцеремонно обвел взором юристов, представляющих обе стороны.
— Итак, мы начинаем слушание дела «Соединенные Штаты против Лазаруса». Адвокаты готовы?
Несмотря на работающие кондиционеры, из-за наплыва народа и традиционной чикагской жары зал суда очень быстро стал напоминать баню.
Марк Зильберт с некоторым усилием поднялся и с достоинством, смягчающим неприятное впечатление от металлического звучания его голоса, произнес:
— Мы готовы, ваша честь.
Хотя на федеральном процессе официальным обвинителем полагается выступать заместителю генерального прокурора страны, Эд Уолтерс ловкими ухищрениями повернул дело так, чтобы главная роль выпала ему, и позволил молодому представителю федерального правительства Родни Бруку произнести лишь одну эту фразу:
— Да, ваша честь.
Уолтерс мгновенно вскочил на ноги, вышел из-за стола и оказался на авансцене.
Он повернулся к присяжным с видом оперного тенора собравшегося потрясти публику великолепной арией.
— Ваша честь, дамы и господа присяжные заседатели! Сегодня мы представим вам неопровержимые доказательства того, что двенадцатого марта сего года доктор медицины Сет Лазарус умышленно и преднамеренно убил капитана морской пехоты США Франсиско Кампоса, пациента Государственного госпиталя для ветеранов Лейкшор.
