Осаму Дадзай - Избранные произведения
— Да, нет, что ты, — Урасима смутился и покраснел. — Напрасно ты считаешь меня таким самонадеянным. Я… Просто я подумал… Ведь ты сказала, что это вместо пола, вот я и подумал, что, может, рыбам больно, когда на них наступают…
— В мире рыб полы никому не нужны. Просто это отдаленно напоминает то, что называется полом в ваших земных домах, поэтому я и сказала: «пол». И как вы могли подумать, что рыбам больно? На дне даже ваш вес не больше веса листа бумаги. Неужели вы не чувствуете, что тело ваше словно парит?
Да, теперь Урасима и впрямь почувствовал, что тело его ничего не весит и легко колышется в воде. И ему стало очень досадно, что Черепахе и на этот раз удалось оставить его в дураках.
— Я уже просто не знаю, во что верить. А ты еще спрашиваешь, почему я не люблю рисковать. Откуда мне знать — обманывают меня или нет? Единственное, что мне остается, — во всем положиться на своего проводника и принимать на веру все, что ты скажешь. Вот и получается, что риск не оправдывает ожиданий. Никаких, к примеру, звуков лютни я не слышу, — обидевшись на весь свет, ворчал Урасима.
Черепаха же невозмутимо отвечала:
— Вы, люди, живете на земле — на плоскости — и потому привыкли ориентироваться по четырем сторонам света. А на дне морском существуют еще два измерения — верх и низ. Вот вы, например, полагаете, что покои Принцессы находятся где-то впереди, и в этом ваша главная ошибка. Почему бы вам не посмотреть вверх? Или вниз? В морском мире все плывет и колеблется. Ворота, через которые мы вошли во дворец, жемчужные горы — все здесь подвижно и зыбко. Да и ваше тело постоянно совершает колебательные движения — вверх-вниз, вправо-влево… Потому-то вы и не чувствуете, что все вокруг постоянно меняется. Вы, наверное, считаете, что все это время мы с вами продвигались вперед, а на самом деле мы оставались на месте, скорее даже отодвинулись назад. Направление течения сейчас таково, что тянет нас назад, к тому же мы поднялись вверх саженей на сто. Но пройдемте еще немного по рыбьему мосту. О, теперь рыбьи спины расположены не так плотно, как раньше, смотрите, не оступитесь. Впрочем, если вы и оступитесь, ничего страшного не случится, вниз не свалитесь. Не забывайте, что вы не тяжелее листка бумаги. А мост этот, к вашему сведению, еще и обрывается на середине. Идешь себе, идешь и вдруг— конец, впереди пустота. Но посмотрите-ка вниз. Эй, рыбешки, расступитесь, молодой господин идет к Принцессе! Рыбы ведь у нас служат чем-то вроде балдахина над главными покоями дворца. «О балдахин трепещущей медузы…» — так бы сказал поэтически настроенный аристократ вроде вас, верно ведь?
Медленно и безмолвно рыбы подались в стороны. И тогда откуда-то снизу из-под ног донеслись тихие звуки лютни. Они напоминали звуки обычной японской лютни, но были значительно нежнее, изящнее, мелодичнее. Роса на лепестках хризантемы. Тонкий узорчатый шелк. Ночное небо. Птицы, уснувшие в волнах… Пестрый фазан в горах. Впрочем, трудно подобрать подходящее сравнение для этой чудесной мелодии. В ней звучала легкая печаль, способная пленить даже изощренный слух аристократа, прозрачная хрупкость соединялась с удивительным благородством.
— Какая странная мелодия. Как она называется?
Черепаха прислушалась:
— «Святое примирение».
— Святое что?
— «Святое примирение». От слова «мир».
— Ах, примирение, — пробормотал Урасима, постепенно начиная понимать, что слишком многое в жизни Морского дворца не соответствует тому, к чему он привык на земле, и его хорошие манеры здесь действительно бесполезны. Права была Черепаха, когда говорила, что его классическое образование и благородные привычки гроша ломаного не стоят. Неотесанный провинциал, стремящийся во всем подражать другим.
— Отныне я буду верить тебе во всем. «Святое примирение». Подумать только! — потрясенный Урасима, не двигаясь с места, вслушивался в дивные звуки лютни.
— Ну вот, а теперь мы спустимся. Не бойтесь, это совсем не страшно. Стоит вытянуть руки в стороны — вот так, шагнуть вперед — и вы тотчас плавно и легко полетите вниз. Если мы спустимся именно отсюда, с места, где обрывается мост, то очутимся как раз у главной лестницы в дворцовые покои. О чем это вы задумались? Спускаемся! Готовы?
Черепаха медленно двинулась вниз. Урасима, собравшись с духом, вытянул в стороны руки, шагнул вперед и, оторвавшись от края моста, без всяких усилий поплыл вниз. Щеки его ласкал легкий ветерок, тело овевало прохладой, вокруг, словно он попал под полог густой листвы, сгущались тени, звуки лютни раздавались все ближе и ближе. И вот он уже стоял у главной дворцовой лестницы рядом с Черепахой. Правда, лестница эта отличалась от обычной — на ней не было даже ступенек, скорее, она напоминала пологий склон, по которому были разбросаны поблескивающие сероватые бусины.
— Это, наверное, тоже жемчуг? — вполголоса спросил Урасима.
Черепаха взглянула на него с жалостью:
— Стоит вам увидеть что-нибудь круглое, как вам сразу же мерещится жемчуг. Ведь я же объясняла, что выброшенный жемчуг у нас складывают в высокие юры, такие, как мы видели по дороге. Зачерпните-ка эти бусины рукой.
Урасима послушно зачерпнул обеими руками — бусины были очень холодными.
— Похоже на град!
— А теперь попробуйте их на вкус. Урасима покорно положил в рот несколько холодных как лед бусин.
— Вкусно!
— Вот видите! Это морские вишни. Съевший их триста лет остается молодым.
— Да ну? А если еще съесть, то что будет?
И позабыв о своем воспитании и хороших манерах, Урасима потянулся за новой горстью чудесных бусин.
— Уж очень не хочется быть старым и немощным. Смерти я не боюсь, а вот быть дряхлым стариком — это не по мне. Может быть, мне еще съесть этих вишен?
— Ах, посморите-ка скорее! Видите, там наверху вас ждет сама Принцесса. Она смеется! Сегодня она еще прекраснее, чем всегда!
Там, где обрывался усыпанный вишнями склон, стояла, тихо смеясь, невысокая женщина в легких голубых одеждах. В складках полупрозрачной ткани виднелись жемчужно-белые руки. Смутившись, Урасима отвел глаза.
— Это Принцесса? — спросил он у Черепахи. Лицо его стало пунцовым.
— А разве вы сами не видите? Что это вы вдруг так растерялись? Скорее кланяйтесь ей.
Но Урасима все не мог прийти в себя:
— Но что я должен сказать? Допустим, я назову свое имя, что с того? Я явился сюда слишком неожиданно. Ах, все эго совершенно бессмысленно! Лучше мне уйти, — и обладатель судьбы высшего разряда так смутился, что готов был уже спасаться бегством, то есть повел себя более чем недостойно.
— Да ведь Принцесса давно знает о вас. Разве вы забыли, что око монарха вездесуще? По-моему, вполне достаточно учтивого и любезною поклона. Даже ее Принцессе о вас и неизвестно, ничею страшною в этом нет. Она не чопорна и лишена предрассудков, это вы должны хорошо запомнить. В крайнем случае скажем, что вы приехали сюда погостить.
— Но это невежливо. Посмотри, она все смеется… Наверное, надо все-таки поклониться.
И Урасима почтительно склонился перед Принцессой, коснувшись ног кончиками пальцев.
Черепаха заволновалась:
— Чрезмерная почтительность тоже ни к чему. Это может ей не понравиться. К тому же вы как-никак мой благодетель и должны держаться с достоинством. Конечно, в почтительности, доведенной до предела, есть определенная изысканность, но, с другой стороны, в ней всегда чувствуется что-то вульгарное. Но смотрите. Принцесса сделала нам знак следовать за ней! Надо идти. Расправьте плечи и выступайте уверенно и горделиво, словно вы первый любовник Японии, обладающий к тому же лучшими на свете манерами. Нам-то, конечно, известно, что так ведут себя лишь самодовольные выскочки, но ведь женщины — существа неприхотливые!
— Ах нет, нет, с такими высокими особами надо вести себя соответственно, — голос Урасимы срывался от волнения, ноги заплетались. Пошатываясь, нетвердой походкой он шел по лестнице, а добравшись до конца ее, увидел огромную комнату, которую правильнее было бы назва1ь залом. А впрочем, скорее всего, это был сад. В этой комнате назовем ее все-гаки так, — погруженной в неясный полумрак, который прорезали неведомо откуда исходившие зеленоватые, похожие на тени лучи, там и сям валялись уже знакомые Урасиме похожие на град бусины, а кое-где громоздились какие-то странные черные утесы. Больше там ничего не было. Не видно было ни одной колонны, не говоря уже о крыше. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралось бесконечное пустынное пространство, которое могло бы послужить достойным фоном для живописных древних развалин. Приглядевшись, Урасима заметил крохотные лиловые цветочки, выглядывавшие из-под разбросанных бусин, но они лишь усиливали чувство печали и одиночества, которое навевала эта пустынная местность. Очевидно, по местным понятиям, это было верхом изящества, но Урасима с тоскою подумал о том, как уныло, должно быть, жить в столь безрадостном месте. Потом ход его мыслей принял иное направление, и он украдкой взглянул на Принцессу.
