Валерий Примост - Штабная сука
Братанам повезло — они дембельнулись вовремя. Да нет, не то чтобы повезло, скорее они вовремя зашарили, почуяли, откуда ветер дует. А я, дурень, завис. Чувствую себя телкой, что вместе с подружками пошла на блядки, а залетела одна-одинешенька. Понимаете, о чем я? Да? Странно. Я сам этого не понимаю. Просто тоскливо. Как ребенку, который просыпается ночью в постели и видит, что рядом никого из старших нет. Одиноко мне…
Одним из последних в нашей роте дембельнулся Оскал. Ему надо было на железнодорожную станцию Харанхой, и прапорщик Зырянов, который как раз ехал туда на шестьдесят шестом за продуктами, согласился его подбросить. Я поехал с Оскалом. Проводить.
Мы тряслись друг напротив друга в шатком кузове шестьдесят шестого, я — в своем пэша и бушлате, Оскал — в дутой куртке, джинсах и остроносых сапожках. Молчали. Я не сводил с него холодного изучающего взгляда, а он — счастливый придурок — уже и думать обо мне забыл. Цвел, что твой пенициллин, уставившись куда-то в брезент радостным мечтательным взглядом, прямо сквозь меня, как сквозь пустое место. Он весь уже был там, дома, в постели со всеми телками района, с ног до головы залитый пивом и водкой и замотанный магнитофонными пленками модных дискотечных записей. Я даже грешным делом подумал, а не скинуть ли козлину эту с кузова, чтобы жизнь медом не казалась. Все же решил не скидывать: а то потом пришлось бы ждать его хер знает сколько в Харанхое, пока бы он пехом добирался.
Но все же сама мысль, чтобы обломить кому-то кайф, была настолько приятна, что я сидел себе в уголочке, не спуская с Оскала потухшего взгляда, и неторопливо, со вкусом, продумывал все детали выкидывания из кузова.
Значит так, сначала нужно врезать ему в переносицу, потом, пока не врубился, головой об борт пару раз проверить, потом бросить на пол, попинать ногами, хлопнуть Мордой об настил, чтоб совсем уж масть потерял, ну а уж затем, схватив за шиворот и ремень, подтащить к корме, перевалить через борт…
— Не переживай, брат, — вдруг негромко произнес Оскал, сочувственно глядя на меня. — Не все так паршиво, как тебе сейчас кажется. Еще каких-то там триста шестьдесят пять дней, а то и малехо поменьше, — и ты точно так же, как я сейчас, покатишь на дембель белым лебедем, счастливый, что голуби над зоной.
— Легко тебе гнать… — отмахнулся я.
— Ну да, как будто я отслужил не два года, брат, — возмутился Оскал. — Тебя же никто не просит служить три или, там, четыре. Отслужи с мое, езжай домой, а по дороге закатишь ко мне…
— Да-а?
— Да. А я обязуюсь встретить тебя на вокзале с бутылкой водки, двумя телками и магнитофоном, играющим «Этот день Победы…»
— На водку и телок уже согласен, — немного повеселел я. — А насчет песни — на хер. «Малайки» вполне хватит.
— Договорились, — кивнул Оскал. — Ты же знаешь, твое удовольствие — для меня все, ну все…
— Да? Ну раз так, тогда требую удвоить количество…
— Телок? — попытался угадать Оскал.
— Водки.
— Алкоголик, — засмеялся Оскал и вдруг посерьезнел: — Только ты знаешь чего, брат… Ты тут поосторожнее, ладно?
— Чего поосторожнее? — закосил под дурачка я.
— Сам знаешь чего. Ты ведь один остаешься. Думаешь, кто-то из молодых забыл, что ты тащился, пока они гнили, что ты сам же их и…
— Да пошел ты на хер, в натуре… — оборвал его я. — Что, другой темы для разговора нету?
— Ты ведь знаешь, что толпа муравьев валит даже жука-рогача, когда он один…
— Заткнись. Нашел время для мрачнлова. Нет чтобы что-нибудь приятное рассказать, про голых баб, к примеру… Вдруг последний раз видимся…
— Последний раз? — снова заулыбался Оскал. — Не дождешься! Я тебе, гаду, во сне являться буду, чтобы рассказать, какой ты гов…
Неожиданно он завис.
— Что случилось, брат?
— Блин, да сон тот вспомнил, про поезд…
— Так, понеслась! — махнул на него «козой» я. — Пойми, брат, для тебя все закончилось. ВСЕ! Ты уже гражданский человек, ясно? Все уже позади. И не гони, ладно?
— Ладно, — он заставил себя улыбнуться. — Так что мы говорили насчет голых баб?..
— А-а, про голых баб? А про них мы говорили следующее… — начал я.
Так мы прибыли в Харанхой.
Когда Оскал взял билет, до отхода поезда оставалось всего четверть часа. Мы стояли возле вагона и обменивались последними глупостями, когда я заметил, что прапорюга уже машет мне клешней от своего шестьдесят шестого.
— Ну вот, пора мне, брат, — прервал я поток гонива, мотнув головой в сторону Зырянова. — Видишь, уже начальство нервничает.
— Ну что ж, — вздохнул Оскал. — Флаг в руки.
— Барабан на шею, — добавил я.
— Попутный пинок под зад, — засмеялся Оскал.
— Да, и паровоз навстречу.
— Кстати, о паровозах, — Оскал оглянулся. — Наверное, пора мне уже внутрь…
Внезапно лицо его окаменело. Он стоял и смотрел куда-то вдоль вагонов.
— Что случилось, брат? — я хлопнул его по плечу. — Голых баб увидел?
Он молча ткнул пальцем. Вагона через три у подножки курили несколько парней. Несмотря на гражданскую одежду, сразу было видно, что это дембеля.
— Кто это?
— Это они… — пробормотал он. — Помнишь сон? Те, через три вагона, тоже заметили нас. Они перекинулись парой фраз, побросали бычки и исчезли в вагоне.
— Все, как во сне…
— Не все, — перебил я Оскала. — Не все. Послушай, брат, да неужто ты их не вырубишь? Лось ты или не лось?
— Уже нет… — произнес он, не спуская глаз с того места, где еще дымились на асфальте окурки. — Выдохся лось. Запал вышел…
— Э, братуха, так, может, ты этим поездом не поедешь, а? А чего? Будем считать, что машина по дороге сломалась, и ты опоздал. Сдашь сейчас билет, возьмешь другой, на следующий поезд, и дело с концом? А, брат?
— И дело с концом… — деревянным голосом повторил он. — Да уж, чего легче — сдать билет, уехать следующим поез… А хера им! — вдруг взорвался он. — Тоже мне, мальчика нашли, от мазуты паршивой по поездам бегать! Да я их, козлов!.. Так, короче, Андрюха, ты, наверное, езжай, а то вон у Зырянова сейчас грабля от махания отвалится…
— А ты?..
— Я? Я еду домой. На дембель. Этим поездом. И хер я на всех ложил. Понял, да?
Мы обнялись, он оттолкнул меня и торопливо поднялся в тамбур. Я еще раз махнул рукой и, оглядываясь, побрел к шестьдесят шестому, где прапорщик Зырянов уже охрип от мата. Был момент, когда мне показалось, что Оскал хочет спрыгнуть на землю, но потом губы его пробормотали что-то крепкое, он презрительно сплюнул и, не взглянув на меня, исчез внутри вагона. Зеленая металлическая дверь с лязгом захлопнулась за ним.
Я безусловно согласился с Зыряновым, что большего придурка, чем я, он в жизни своей не видывал, потом забрался в кузов, устроился поудобнее между бочками с соленой рыбой и ящиками консервов и закурил. Я возвращался в батальон…
