Александра Маринина - Ад
Она умылась, наложила на лицо крем и легла. Как же, оказывается, приятно не быть самой-самой, какой она стремилась быть всю жизнь. Как хорошо, когда рядом с тобой есть человек, который берет на себя твои проблемы, принимает за тебя какие-то решения, помогает их выполнять, как легко, когда можно признаться, что хочешь обыкновенную яичницу, а не суп из акульих плавников, как удобно сидеть за столом, поджав под себя одну ногу и ссутулившись. Уже засыпая, Аэлла неожиданно поняла, что не простит себе, если упустит Тарновича.
* * *– Что годы с людьми делают, – констатировал Камень. – Аэллу прямо не узнать. Это ж надо – с первым встречным так откровенничать! Он что, действительно такой харизматичный, этот Кирилл?
– Чего ты бранишься? – Ворон немедленно оскорбился. – Слово какое-то выдумал… Некрасивое слово, почти как матерное. Будешь меня угнетать – перестану рассказывать. И вообще, что вы за моду такую взяли во всем меня обвинять? Я вам рассказываю, как все было, а если вам что не нравится, то я сразу плохой.
– Да отличный ты, отличный, – стал успокаивать его Камень. – И все мне нравится. Я только насчет Кирилла уточнил.
– Нет, – у Ворона явно возникло настроение пообижаться и сделать всех вокруг виноватыми, – это уже не первый случай, когда вам не нравится, как люди себя ведут, а вы свою злость на меня выплескиваете. Хватит, натерпелся я за свой век.
Камень начал терять терпение и сердиться.
– Господи, ну что ты раскапризничался? Кому тут что не нравится? Кто тебе хоть слово сказал? С чего все эти огульные обвинения?
– А с того, что вы все с самого начала гнобили меня и всю мою красоту поуродовали! – заявил Ворон.
Камень озадаченно посмотрел на друга.
– Ты что, собственно говоря, имеешь в виду? Кто тебя поуродовал?
– А ты что, не помнишь? – разъяренно закричал Ворон. – Ты забыл, каким я был красивым, белым, пушистым? Эта кокетка Коронида, дочка Флегия, решила, видите ли, что Аполлон ее разлюбил, и поскорее выскочила замуж на Исхиса. Помнишь, был такой крендель в Аркадии?
– Помню, но смутно. А ты тут при чем?
– Так я, как дурак, полетел к Аполлону, чтобы его проинформировать, так, мол, и так, не надейся зазря, она теперь другому отдана и будет век ему верна. А он что сделал, этот придурок?
– Что? Я не помню, это давно было.
– Я тогда был белым, как молоко, а он меня проклял, и мои перья с тех пор стали черного цвета. Представляешь, каков хмырь? Его баба ему изменила, а я виноват. Вот так с тех пор и повелось. У людей проблемы, а я крайний.
Камень заподозрил недоброе. В рассказе Ворона о знакомстве Аэллы и актера Тарновича не было ничего, что могло бы огорчить или расстроить. Наоборот, следовало бы порадоваться за женщину, которая встретила наконец подходящего мужчину. С чего вдруг Ворон затеял этот разговор? Неужели он узнал еще что-то, что может всерьез не понравиться Камню, и принял превентивные меры?
– А что там дальше было? – осторожно спросил он.
– Да то же, что обычно у древних бывало, – буркнул Ворон. – Аполлон немедленно нажаловался папаше, Зевсу то есть, у него вообще такая манера была: чуть что – сразу к папочке бежать и кляузничать. Зевс долго не размышлял, Исхиса молнией убил. А уж со своей неверной любовницей Аполлон сам разделался, с бабой-то справиться – много ума не надо. Он ее стрелой поразил и в огонь вверг. Совсем очумел от горя. Коронида-то в тот момент уже ребенка рожала, а ему все неймется. И ребеночек, между прочим, от Аполлона был, а не от мужа.
– То есть она, когда замуж выходила, была беременна от другого?
– А я о чем! Ты только представь: с беременной женщиной счеты сводить! Это уж совсем себя не уважать надо, чтобы такое вытворять. А туда же: бог, светозарный, светоносный. Да какой он, на фиг, бог! Чучело гороховое. Хорошо хоть она родить все-таки успела. Мальчика. Но ее отец, Флегий-то, тоже в долгу не остался, он в отместку за смерть дочери поджег храм Аполлона в Дельфах. Ну, боги такого не потерпели, они за своих-то, за Зевса с Аполлоном, горой стояли, так что они с Флегием тоже посчитались: заставили его в царстве мертвых терпеть вечный страх.
– Это каким же образом? – заинтересовался Камень.
– А они его приковали под огромной скалой, которая в любой миг могла обрушиться. Представляешь, он сидит под этой скалой и каждую секунду ждет смерти. И так из года в год. Бр-р-р! Врагу не пожелаешь. Вот они там, в Древней Греции, так развлекались, а я расплатился своим чудесным молочно-белым опереньем. Скажешь, это справедливо?
– Несправедливо, – согласился Камень. – А ты к чему ведешь-то? За что я должен на тебя рассердиться?
Ворон изобразил задумчивость и посмотрел на небо. Небо было низким, темно-серым и неприветливым.
– Ну, я… это… В общем, я там насчет Родислава кое-что посмотрел. Ты ведь за него душой болеешь, так что… Но я не виноват! Это не я придумал!
– Рассказывай, – вздохнул Камень.
Он понимал внутреннюю логику характера Родислава и к худшему приготовился уже давно. Даже странно, что Ворон раньше об этом не заговорил.
* * *Родислав Евгеньевич Романов с удовольствием смотрел на пухлые губы и глубокое декольте сидящей напротив него за столом девушки по имени Анжела. Хороша, молода, голодная и жадная до впечатлений и денег и готовая ради этого расплачиваться собственным телом. Родислав обожал таких вот дурашек, которые уверены, что перед их длинными стройными ножками и набитой силиконом грудью не устоит ни один богатенький «папик». Он видел этих девочек насквозь, видел, как на приемах и презентациях они вьются вокруг него, стараясь обратить на себя внимание. Ну как же, красивый светский лев, одетый не на одну тысячу евро, с дорогой машиной, большими деньгами и старой неинтересной женой – это же легкая добыча! Такого развести – раз плюнуть, тем более что предварительно собранная информация весьма обнадеживает: несовершеннолетних детей нет, видимых пороков вроде пристрастия к азартным играм или алкоголю тоже нет, официальной молодой любовницы – даже той нет. Как тут счастья не попытать?
Они старались изо всех сил, и Родислав их усиленно поощрял, откликался на флирт, строил глазки, целовал ручки, потом приглашал в ресторан, и в тот момент, когда пташка приходила в состояние полной уверенности, что дело на мази и ее сейчас повезут на шикарную хату, вежливо благодарил за приятный вечер и велел водителю отвезти даму, куда она скажет. Выражение обиды, недоумения, злости, растерянности и еще бог знает чего приводило Родислава в полный восторг. Он мелко мстил всем этим глупеньким самоуверенным кошечкам за собственную сексуальную несостоятельность.
Потенция так и не восстановилась, но Родислав нашел способы компенсировать отсутствие сексуальной жизни. Одним из способов как раз и стало «динамо», которое он крутил с красивыми искательницами чужого богатства. «Как удачно, что я уже ничего не могу, – твердил он сам себе. – Иначе я бы наверняка поддался чарам какой-нибудь щучки, которая ободрала бы меня как липку. Нет, что ни говори, в импотенции есть свои плюсы, и немалые».
