Владимир Митыпов - Геологическая поэма
Валентин был далек от того, чтобы наделять геологические явления личной волей, но на какой-то миг ему показалось, что природа, утомленная бесчисленными попытками на протяжении сотен миллионов лет, ставила тогда свой последний — и жестокий — эксперимент по сотворению высшего разума. До той поры фантастически щедрые леса, жирная грязь болот, теплые моря, лагуны, великолепные мангровые побережья и изобилие жратвы плодили одних лишь алчных гигантов да красивые ничтожества. Небогатая колыбель хомо сапиенса была обложена льдом…
Ленточный транспортер, наждак и цепная пила — вот с чем можно было бы условно сравнить грандиозные ледяные языки, нисходящие по горным долинам. Они крошили, истирали, стесывали скалы на своем пути, углубляли цирки, расширяли долины, срезали каменные выступы в их бортах, выпахивали в теле гор чудовищные борозды, обнажая гранитный остов планеты.
Прошли тысячелетия — их некому было считать на тогдашней земле, — и скудные минеральные отложения эпохи льдов в свой черед легли еще одной прочитанной страницей на уже перевернутые листы в каменной летописи природы.
Границы нетающих снегов отползли обратно в высокие широты, утянулись к заоблачным вершинам.
Наступила весна планеты.
Высвобожденные из долгого ледового плена, открылись невероятные скульптурные формы: мрачные башни, игловидные пики, отвесные, почти до блеска отполированные стены, заточенные до ножевой остроты перемычки, гребни, подобные шипастым спинам драконов, столбы и отторженцы. Рельеф был дик, истерзан, яростно вздыблен, точно наполовину уничтоженное, но все же выстоявшее воинство.
А после того как в безжизненных долинах истаял последний лед, миру явились «бараньи лбы» [60]. Низкие зализанные купола. Бывшие скалы. Свою нынешнюю — укороченную — сущность они обрели под ледником, пропустив над собой его мертвящую силу. Тупо, обтекаемо неуязвимые — таково было впечатление, само собой возникавшее при первом же взгляде на них. Казалось, ничем их не пронять, никаким потрясениям нового времени они уже не подвластны. Любые силы природы рикошетом отлетают от их монолитно-лысой поверхности.
«А ничего себе сочетаньице, — подумал Валентин. — Баранья тупость плюс несокрушимость танка». И тут вспомнил, что он же лейтенант запаса, черт побери, артиллерист! Когда-то его учили смотреть на танки через прицел 122-миллиметровой дивизионной гаубицы. В голове встрепенулась озорная мысль: эх, вмазать бы по этим танко-баранам прямой наводкой!.. Смешливо сощурясь, прикинул расстояние. Далековато для стрельбы прямой наводкой, но попробовать можно. Историческое соперничество брони и снаряда переносилось на новое поприще — Валентин в мыслях командирски скрипнул портупеей и отдал команду своему взводу, и уже успел рявкнуть насчет взрывателя РГМ-2, когда вся боевая обстановка была вмиг уничтожена голосом неслышно подошедшей Аси.
— Кажется, у нас есть шанс открыть еще одну аномалию, — меланхолически сообщила она.
Валентин обернулся. Она стояла, указующе воздев ручку молотка, но могла бы этого и не делать — он сразу заметил, что с северо-запада, со стороны «гнилого угла», близится туча, громоздкая, словно динозавр, по краям пухово-белая, а в толще как бы освещенная изнутри желтоватым пульсирующим полусветом. Съедая зубчатые верхи хребтов, она надвигалась быстро, бесшумно, в молчанье внезапно онемевшей природы. Пренеприятная туча… Валентин быстро огляделся. Побагровевшее солнце светило с особенным — предгрозовым — накалом, и контрастность окружающего рельефа сделалась еще более выразительной. «Готика, — мелькнула мысль, вполне, впрочем, естественная, однако вслед за этим вклинилось совсем уже неуместное — Наверно, готика родилась как подражание очертаниям альпийских вершин…»
Туча глухо заворчала. Было самое время удирать в какое-нибудь укрытие, однако Валентин медлил, зачарованно водя глазами. Слева и справа, на оконечностях верхней дуги цирка, возвышались башни, угрюмые, как Тауэр, а ниже, там где боковые дуги цирка сближались подковой, виднелись выступы подобных же башен, но только полуразрушенных. Окрестные хребты и отроги увенчивались словно бы остатками крепостных стен, над которыми, нарушая их однообразие, там и сям взлетали стрельчатые пики, отмеченные суровым величием средневековых соборов. Местами на их ребрах и гранях мимолетно загорались и гасли огненные блики — то в шевелящихся лучах солнца, заносимого рваным краем тучи, вспыхивали, вероятно, пластины слюды. Мельтешенье огней смазывало четкие очертания вершин, заставляя их странным образом уподобляться чуть подрагивающим языкам крутого пламени. «Пламенеющая готика, — вынырнул в памяти термин из архитектуры; как нередко бывает, в голову упорно лезло совершенно постороннее. — Но сейчас начнется тушение огня!» — наконец-то спохватился Валентин.
Аси рядом уже не оказалось — она выглядывала из чего-то наподобие ниши в основании правой башни и призывно махала рукой.
Сначала Валентин пошел, потом побежал, потом припустил во всю мочь, и все-таки обвально упавший ливень на последних метрах накрыл его. Рыча и отфыркиваясь, он буквально приземлился подле Аси, крутнул головой.
— Во дает! Теперь так и зарядит — через день, через два. Сезон. Потом отпустит…
Дождь низвергался не каплями, не струями, а стеклянно мерцающими шнурами. Землю не поливало, а гвоздило. К ногам съежившихся в своем укрытии маршрутчиков летели увесистые брызги — их удары ощущались даже через грубую кожу сапог. Шумело так, будто мимо катил бесконечный железнодорожный состав.
— Перекур с дремотой, — Валентин плотней запахнул на себе куртку и привалился плечом к стенке.
— А что? Я б сейчас закурила, — задумчиво обронила студентка.
Он повел на нее недоверчивым глазом, чуть помедлив, спросил:
— Разве ты куришь?
— Иногда.
— А вот этого тебе делать никак бы не надо, — не удержался Валентин и тотчас смешался под ее ироническим взглядом.
— Потому и не взяла с собой… боялась, что ругаться начнете, — протянула она сиротским голосом.
— Кури, мне-то что! — он отвернулся. Замолчали.
Вдалеке возник и стал набегать гром — сначала медленно, с перекатами, а потом все быстрее, быстрее и вдруг оглушительно взорвался где-то прямо над головой. Земля ощутимо содрогнулась.
— Салют главным калибром, — рассеянно пробурчал Валентин и добавил — Безадресный разряд. В аномалию он бил бы прицельно.
— Спросить можно? — Ася заговорила нормальным тоном.
Валентин кивнул.
— Извини, конечно, но… У тебя девушка есть?
Не готовый к такому вопросу, захваченный врасплох; он оторопело глянул на нее: не подвох ли? Нет, она смотрела на него чрезвычайно серьезно и, пожалуй, даже чуточку смущенно.
— Есть… То есть была… — не сразу промямлил он.
— Была? — последовал сразу вопрос. — Как это — была? Поссорились?
— Н-нет… Нет. Расстались. Она… наверно, вышла замуж…
— Наверно или вышла? — не отставала Ася.
— Наверно, вышла…
— Я так и думала! — с непонятным торжеством объявила она.
Он недоуменно уставился на нее.
— То есть?
— Ты бегун без трассы, — было сообщено ему. — Мы с Романом говорили, и он сказал: парень, по существу, делает науку, но только этого никто не оценит, потому что формально он вне науки… Таковы правила игры, — добавила она, повторяя, вероятно, все того же Романа. — Ты можешь хоть завтра установить около нашего озера мировой рекорд на стометровке, но его никто не признает, потому что это делается на официальных соревнованиях, нужны судьи с секундомерами, нужны протоколы и всякое такое. Наверно, вот так же у тебя и в жизни — сплошная неустроенность.
— Ну и логика! — ошарашенно проворчал Валентин, подспудно ощущая, однако, что это существо со своими тремя курсами образования и жизненным опытом, почерпнутым на университетском стадионе, все же в какой-то мере право. «Пресловутая женская проницательность?» — мелькнуло в голове.
Ася глядела вызывающе, но без смеха. Возможно, даже с некоторой настороженностью.
— Знаешь, что такое собакиты? — задумчиво спросил он и сам же ответил — Образцы без этикеток. Бывает, найдешь такой у себя в рюкзаке и ломаешь голову, где же ты его брал и к чему его приспособить. Образцы без привязки. Собаки без привязи. Отсюда и название… Получается, я тоже вроде собакита…
— Ну… — растерянно моргнула Ася. — Выбрал сравнение… — И внезапно выпалила — Хочешь, я тебе помогу, а?
— То есть? — не понял Валентин.
— Ну… В общем, я могла бы поговорить с отцом, и он…
Она запнулась. Продолжая недоумевать, он выжидательно глядел на нее.
— В общем, — порозовев, заговорила она опять, — у них там ты смог бы, наверно, проверить эту свою… этот свой, ну, метод, что ли… Не веришь, да? А я почему-то уверена, вот честное слово!
