Черешни растут только парами - Виткевич Магдалена

В Руду я приехала в прекрасный апрельский день, когда в моем саду зацвели нарциссы. Больше всего мне нравились белоснежные, с желтой серединкой. Таких было больше всего. Никто, кажется, не сажал их специально прошлой осенью, должно быть, остались от прежних обитателей.

Вид цветов радовал глаз. Мне даже показалось, что состояние виллы получше, чем когда я видела ее в последний раз. Я вошла внутрь. К сожалению, ничего не изменилось. А что могло измениться? Само собой ничего не сделается, под лежачий камень, как говорится… И тем не менее я решила, что сейчас не время для уборки. Потому что на этот раз я приехала не за этим.

Я покинула виллу и пошла вверх по дороге вдоль леса. Через некоторое время я увидела небольшой домик, а перед ним на маленькой деревянной скамейке сидел тот самый мужчина, которого я видела зимой. Рядом чинно вышагивали две курицы и клевали то, что он им бросал.

– Доброе утро, пан Анджей! – крикнула я издалека.

Мужчина поднялся со скамьи. Какое-то время пытался вспомнить, кто я, а когда понял, то улыбнулся.

– А, панна Зофья! От Стефании! – Было видно, что он обрадовался.

– Да, это я. Вы узнали меня!

– Как же вас не узнать! Соседку мою!

– Да уж больно дальняя соседка получается, – улыбнулась я и села рядом с ним. – Понимаете, пан Анджей, у меня угрызения совести.

– Чего бы вдруг? Зачем совесть дразнить?

– Я в тот раз не зашла к вам, не рассказала кое-что важное, а у меня есть что-то такое, что по праву должно принадлежать вам.

Пан Анджей удивленно поднял брови.

– Мне? Но мне больше ничего не принадлежит, кроме этого маленького домика и нескольких курочек, с которыми я вполне сдружился.

Я достала из кармана сложенное письмо.

– Вы ведь переписывались с пани Стефанией? – спросила я. По тому, как он смотрел на кремовый лист бумаги, я могла предвидеть ответ. Я протянула ему письмо. – Пожалуйста. Это вам.

Некоторое время он держал его в натруженной руке, после чего развернул листок, прищурился, потом достал очки из кармана рубашки, надел их и начал читать. По его щекам потекли слезы.

– Иногда в жизни так бывает, что только после смерти ты можешь связать свою судьбу с кем хочешь. Я верю, однако, что это произошло с какой-то целью. С какой конкретно – пока не знаю. Но я действительно надеюсь, что такое случается ради чего-то.

Я положила руку на его ладонь.

– Я любил ее. Как я ее любил. Но только совсем недавно я узнал, что у меня было право любить ее. Не как сестру, а как женщину. Мы слишком долго прособирались. В определенном возрасте нужно резко сократить все ухаживания. Потому что нет времени, нет времени… – Он задумался и посмотрел на дорогу. Как раз пробегал какой-то мужчина с большой собакой. – Добрый день…

– Добрый, добрый, пан Анджей! – крикнул тот. – Что-нибудь нужно?

– Да нет, вот только маленькие беленькие у меня кончаются! Но на сегодня еще хватит!

– Сделаем! – сказал мужчина, махнув рукой, и побежал дальше.

– Вот видишь, деточка. Теперь мне только таблетки остались. И эти курочки, которых я даже не могу съесть.

– Почему?

– Не стану же я варить суп из друзей. – Он пожал плечами и сыпанул горсть зерен на траву. – Когда-нибудь и они умрут от старости. Как люди. Одна уже умерла. Бальбина. Наверное, им грустно без подружки. Хотя, говорят, две бабы ладят всегда лучше, чем три. Может, и с курами тоже так. У каждой свой характер, свои вкусы и привычки. И что потом со мной будет, когда я тот бульон сяду есть и буду знать, что это Мальвина? Нет, не смогу. Предпочитаю купить мясо в супермаркете. Но такое мясо, которое совсем не похоже на курицу.

Я проговорила тогда с паном Анджеем примерно час, попросила его присмотреть за моим домом и пообещала, что в ближайшее время его точно не продам, а если и продам, то он будет первый, кто узнает об этом. Пришлось возвращаться в Гданьск, хотя желания возвращаться у меня не было никакого.

– Так красиво цветут цветы. Жаль их оставлять, – улыбнулась я.

– Красиво, правда? – сказал пан Анджей. – А кто посадил? Анджей посадил. У Анджея легкая рука.

Я поняла, что он говорит о себе.

– Осенью?

– Да. Я хотел, чтобы у Стефании весной было красиво. Она так любила весенние цветы.

– Она наверняка все видит оттуда, сверху, и радуется, – сказала я.

– Ты так думаешь, дитя мое? – покачал он головой. – А вот я думаю, что если бы Он существовал – Он бы по-другому устроил этот мир. Не допустил бы многого. Мог бы иногда и иссушить руку человека, прежде чем тот бед каких натворит. Я не верю, что Он существует. Стефания – та верила. Мы часто ссорились из-за этого. Хотя сейчас я бы предпочел, чтобы Он существовал. Да и вообще – чтобы что-нибудь существовало после этой жизни, по крайней мере, была бы надежда, что мы с ней еще увидимся. И что еще несколько писем друг другу напишем.

Я попрощалась с паном Анджеем и пошла к дому.

– Зося! – крикнул он вдогонку. – И все же я уверен, что Его нет!

Я остановилась.

– Мои предки очень много чего натворили за свою жизнь. Мне придется отмаливать их грехи. А меня вот встретило счастье. Она полюбила меня. Если бы Он существовал, Он, конечно, не запланировал бы для меня такой награды. Разве что Он это все так специально управил. – Анджей посмотрел на курицу. – Когда у меня не было кур, мне было даже хорошо. А теперь они у меня есть. Если бы кто вдруг забрал их у меня, я бы почувствовал себя очень одиноко.

Кажется, что-то в этом было. Не лучше ли иметь любовь и внезапно потерять ее, чем никогда в жизни не познать настоящего чувства?

Я думала об этом всю дорогу, пока ехала домой.

В то лето мы с Мареком никуда не поехали. Я училась и работала. Мне хотелось в декабре сдать экзамен и получить свою лицензию. Конечно, я его сдала.

– И что теперь? – спросила я Марека, когда мы лежали в постели и отмечали мой успех.

– Теперь я буду называть тебя пани архитектор, – улыбнулся он.

– Как это мило с вашей стороны, пан архитектор.

– Я сделаю тебе печать, – торжественно объявил он.

– Это самое главное, – я сделала очень серьезное лицо.

– Самое, – подтвердил он.

– А на что я буду ставить ее? – спросила я.

– На все, – сказал он, медленно раздевая меня. – Поздравляю, малышка. Я горжусь тобой, точно так же, как и тогда, когда ты бежала от меня на море, – и поцеловал меня в шею.

Марек никогда не говорил, что он гордится кем-то, и никогда никого не хвалил. Он был таким руководителем, который стремился все проверить лично и поставить последнюю точку даже на самом малозначимом документе, выходящем из фирмы. Работать с ним было нелегко. И, наверное, так же нелегко было жить. Вот только можно ли наш союз назвать совместной жизнью? Не факт.

Как-то раз, когда мы лежали в постели, он вдруг спросил:

– Слушай, а может, тебе стоит сейчас поработать самостоятельно, попытаться начать собственное дело?

– Как это – собственное? – Я от неожиданности даже присела на кровати.

– Открыть свой бизнес, иметь свой собственный офис…

– Ты что, гонишь меня с работы? – удивилась я.

– Нет, ну что ты, – возразил он. – Неужели не понимаешь: это сразу расширит твои горизонты, связи, откроет новые возможности.

Я почувствовала себя неуверенно. Он пытался объяснить мне, почему такое решение было бы хорошо для меня, но все его доводы звучали неубедительно.

– Может, поговорим об этом в другой раз? – улыбнулась я. – А то сегодня я выпила слишком много шампанского.

– В другой так в другой, но ты все же подумай хорошенько, – предложил он.

Мы больше не возвращались к тому разговору. Я вспомнила его чуть позже. И тогда же в очередной раз убедилась, что Марек никогда не делал необдуманных предложений, даже его намеки – и те были с глубоким смыслом. Все решения в своей жизни он принимал только ради хорошо известной ему цели. И всегда этой цели добивался, не заморачиваясь, кто и в каком состоянии остается после этой встречи с ним. Пусть по трупам, но до цели. Ему это было не чуждо.