Зэди Смит - Белые зубы
— И мы, в общем, мы вместе просто…
— Мы!
— Твоя мама… твоя мама и я, — мямлил Райан, — мы волнуемся. Насчет тебя. В те последние дни мало кто выживет. У тебя дурная компания, Клаз…
— Знаешь, — сказала Клара, качая головой и всасывая воздух сквозь зубы, — я в эти дела не верю. И это ведь твои друзья.
— Нет-нет. Они мне больше не друзья. Травка… травка — зло. И все эти… Ван-Ши, Петрония.
— Они мои друзья!
— Они плохие, Клара. Этим девочкам сидеть бы дома, с родителями, а не одеваться, как я не знаю кто, и не заниматься всяким непотребством с мужчинами в том доме. И тебе тоже не стоит этого делать. И одеваться, как, как, как…
— Как кто?
— Как шлюха! — сказал Райан, выплюнув это слово с каким-то странным облегчением. — Как падшая женщина!
— Ну все, хватит… отвези меня домой.
— Они получат по заслугам, — проговорил Райан, кивая себе и проводя рукой над Лондоном — от Чизика до Арчвея. — У тебя еще есть время. С кем ты хочешь быть, Клаз? С кем? С теми ста сорока четырьмя тысячами, которые окажутся на небе под предводительством Христа? Или с «великим множеством», в земном раю, который тоже по-своему хорош, но… Ты же не хочешь оказаться среди тех, чья участь — мука и смерть, а? Я просто хочу отделить овцу от козлов, Клаз, овцу от козлов.[17] Это из Матфея. Я думаю, что ты овца, разве нет?
— Знаешь что, — отозвалась Клара, обходя мотороллер и усаживаясь на заднее сиденье. — Я козел. Мне нравится быть козлом. Я хочу быть козлом. Я лучше буду сгорать под серным дождем со своими друзьями, чем сидеть, зевая до слез, на небесах с Даркусом, моей матерью и тобой!
— Нельзя так говорить, Клаз, — торжественно произнес Райан и надел шлем. — Зря ты так. О себе подумай. Он нас слышит.
— А мне тебя слушать надоело. Отвези меня домой.
— Но это правда! Он нас слышит! — кричал через плечо Райан сквозь рев выхлопной трубы: они мчались вниз, набирая скорость. — Он все это видит! Он смотрит на нас!
— Смотри, куда едешь, — крикнула в ответ Клара, когда компания хасидов бросилась от них врассыпную. — Смотри за дорогой!
— Лишь немногие — так там сказано, — лишь немногие. Все получат свое — так сказано во Второзаконии, — все свое получат, и лишь немногие…
В разгар просветительской экзегезы Райана Топпса его прежний кумир, «Веспа Джи Эс», врезался в четырехсотлетний дуб. Природа победила самонадеянную инженерию. Дерево устояло; мотороллер погиб; Райана отшвырнуло в одну сторону, Клару — в другую.
В основе христианского учения и закона подлости (также известного как «закон Мерфи»[18]) лежит один и тот же принцип: Случится то, что должно случиться. Так что если человек роняет бутерброд и тот падает маслом вниз, эту неприятность следует трактовать как доказательство непреложной истины: «Нет счастья на земле»; упавший бутерброд еще раз подтверждает вам, господин Неудачник, факт, что мирозданием заправляет невезение. Случайностей не бывает. Бутерброд никогда не падает как положено, а все по причине — следует вывод — закона подлости. Короче, закон подлости срабатывает для того, чтобы доказать вам, что такой закон есть. И все же, в отличие от закона притяжения, он не существует сам по себе: стоит только бутерброду упасть как положено — и закона подлости как не бывало. Так вот, когда Клара упала и выбила себе верхние зубы, а Райан поднялся без единой царапины, он знал: Бог предначертал ему спасение, а Клару решил не спасать. Подумаешь, на нем был шлем, а на Кларе не было. Если бы все вышло наоборот, если бы притяжение завладело зубами Райана и пустило их под горку с Примроуз-хилл, будто эмалированные крошечные снежки, тогда… Бог наверняка выветрился бы из его головы.
А так Райан уверился окончательно. В канун Нового года он, сидя с Гортензией в гостиной среди зажженных свечей, пламенно молился о спасении души Клары, а Даркус тем временем мочился через катетер и смотрел по первому каналу Би-би-си игру «Дети и родители». Клара же натянула желтые клеши и красный топ на бретельках и отправилась на вечеринку. Она организовала вечеринку, нарисовала и повесила за окно плакат; вместе со всеми танцевала, курила и без ложной скромности ощущала себя королевой сквота. Но когда полночь неизбежно настала и минула, а всадник Апокалипсиса так и не появился, Клара, к своему удивлению, загрустила. Ибо избавиться от веры — как выпаривать соль из морской воды: что-то получишь, но что-то утратишь. И хотя друзья — Мерлин, Ван-Ши и остальные — одобрительно хлопали ее по спине, мол, молодец, ни к чему этот бред про вечные муки и спасение, Клара втайне тосковала о теплом прикосновении, которого она ждала все эти девятнадцать лет, об уютных медвежьих объятиях Спасителя, Того, кто есть Альфа и Омега, начало и конец; этот человек избавил бы ее от безотрадного существования в ламбетском полуподвале. Что теперь оставалось Кларе? Райан найдет себе другую забаву; Даркус переключится на другой канал; Гортензия пуше прежнего уверует в другую дату и снова станет распространять брошюры. Но Клара-то не Гортензия.
Все же ее вера испарилась не до конца. Клара по-прежнему мечтала о пришествии Спасителя. Мужчины, который выберет ее среди других и возьмет с собой, дабы она могла ходить с Ним в белых одеждах, ибо [она] достойна. Откровение 3:4.
Поэтому, наверное, нет ничего удивительного в том, что когда Клара Боуден на следующее утро увидела у подножия лестницы Арчи Джонса, он показался ей не просто круглолицым белокожим коротышкой средних лет в плохо сидящем костюме. Клара увидела Арчи серо-зелеными глазами утраты: ее мир рухнул, вера, которой она жила, отступила, как волна во время отлива, и Арчи волей случая предстал перед ней героем шутки про последнего мужчину на земле.
Глава 3
Две семьи
«Лучше вступить в брак, нежели разжигаться», говорится в Первом Послании к Коринфянам, глава седьмая, стих девятый.
Хороший совет. И конечно, Послание к Коринфянам сообщает нам: «Не заграждай рта у вола молотящего»,[19] — вот и попробуй разберись.
К февралю 1975-го Клара оставила церковь и библейский буквализм ради Арчибальда Джонса, но не стала беспечным атеистом, который может смеяться пред алтарем или полностью игнорировать учение святого Павла. Второе изречение не сулило сложностей — у Клары не было вола, так что ее это не касалось. Но первое породило бессонные ночи. Действительно ли лучше вступить в брак? Даже с язычником? Трудно сказать: теперь она лишилась поддержки, живет без страховки. Еще больше, чем Бог, ее беспокоила мать. Гортензия была категорически против их отношений, в большей степени из-за цвета, чем из-за разницы в возрасте, и, узнав обо всем, в одно прекрасное утро не пустила дочь на порог.
