Александр Корчак - Не лучший день хирурга Панкратова
– Спасибо всем нам, – завершила благодарственный ритуал Альбина полагающейся у хирургов фразой.
– Ну а мы тогда с Альбиной Григорьевной отправимся в закрома, получать обещанное нам вознаграждение. Замерз я сегодня. Если бы не утро и не чертова конференция, – он покосился на часы, – которая уже идет полным ходом, выпил бы я сейчас грамм этак...
– И какая нынче доза? Ты про коньячок не договорил, -спросила Альбина, когда они оказались в ординаторской. И было в ее голосе столько чувств, что и слезы, и язвительные наскоки, и обвинения, и мольбы, и пылкие признания оказались бы вполне уместны.
Она приехала в Москву из Запорожья
с прицелом учиться на врача. Отличница, красавица, гарна дивчина, умевшая и без устали плясать на шумных праздниках родни в казацкой деревне, и поголосить на похоронах с необходимыми причитаниями и подвывом, а уж петь – всегда первая. Старые казацкие, новые эстрадные, даже оперные арии -все было в репертуаре Алевтины Звонаренко. Особенно удавались ей песни из репертуара модной тогда кантри-звезды Жанны Бичевской: «Ой, что ни вечер, что ни вечер, мне ма-лым-мало спалось...» или коронная запевка «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить! С нашим атаманом не приходится тужить!» И была в ее голосе такая отчаянная удаль, что, смахнув слезы, усатые мужики горланили от всей души про атамана, пережив уже и «первую пулю», попавшую в коня, и вторую – что «насмерть ранила меня». Влюблялись в Алевтину местные парубки до одурения, сохли по углам матерые запорожские казаки. А она, еще будучи девчонкой-школьницей, врачевала хворых, разбираясь и в травах, и в новомодных лекарствах, о которых читала в рецептурных справочниках. Главное же – умела нужное слово сказать, душу утешить. А когда поступила в московский медицинский институт и стала привозить с собой в станицу, где жили бабка и дед, тонометр, отбоя от желающих померить давление не было. Все дружно принимали адельфан и раунатин, а при грудной простуде ставили горчичники через газету на всю ночь. В Москве Алевтина, вполне уместно превратившаяся в Альбину, быстро примоднилась – джинсовый костюмчик вместо цветастой юбки, тесные маечки, обтягивающие грузный бюст, превратили ее в отменную городскую «чувиху». Но нрава строгого Альбина не изменила в угоду столичной сексуальной революции и косу не срезала. Укладывала ее кренделем на затылке, выпуская кудряшки у смуглого лба и в нежном изгибе затылка. Она была сильной натурой, которым благоволит жизнь. В морге в обморок не падала, в операционной во время учебных демонстраций стояла в первых рядах, а будучи студенткой третьего курса, приняла своими руками младенца у роженицы в сельской больнице, где проходила летнюю практику.
На курсе Альбина была заводилой, звездой КВНов и праздников. Речь проникновенную с трибуны о комсомоле толкнуть – Альбина Звонаренко! Высказать всю правду о нарушителях учебной дисциплины – она же! Надо представить городскому начальству цветущую молодежную смену в области здравоохранения – Альбина, грудь вперед! На нее заглядывались преподаватели, даже сам профессор Успенский, читавший блестящие лекции по гистологии, частенько задумчиво поглядывал в сторону усердной студентки. Ухаживали за ней многие, но пуще других старался многообещающий физик – аспирант института Курчатова и дерзкий поэт с гитарой, выгнанный из ВГИКа за профнепригодность. Потом он стал известным бардом и начал устраивать свои бесконечные юбилейные концерты на центральном ТВ. В зрительских рядах мелькала толстая блондинка в укладке – помесь Мэрилин Монро и Наталии Крачковской. Законная супруга. А Альбинка одиноко и жадно (с тоски) грызла орешки перед экраном, слезно упрекая злую судьбу: «Кто же вы, Альбина Григорьевна? Неудачница. Теперь это уже окончательно ясно. Все выламываетесь, пыжитесь, девочку из себя корчите – веселая, ухоженная, в модных шмотках, а домой придете – хоть вой». Она распахивала холодильник и со злым отчаянием самоубийцы поедала пышный торт, преподнесенный очередной пациенткой.
С ростом профессионального мастерства гинеколога в хорошем роддоме у Альбины появились солидные клиентки, дары приносящие. Кто ж не расщедрится, заполучив, наконец, желанного малыша или избавившись от страшенной опухоли? Жизнь, в общих чертах, сладилась: обставленная мебельным дефицитом двухкомнатная квартирка, полный холодильник дареных яств, шуба и не одна, билеты на премьеры в лучшие столичные театры, творческие вечера в ВТО и ЦДРИ... Вот только с мужичками по-прежнему было плоховато. Конечно же, составить Альбине компанию по ее добротному житию-бытию охотников имелось немало. Попадались даже люди вполне достойные. Но, увы! Вот ведь верно говорят: «полюбится сатана пуще ясного сокола». Подломил Альбинку, приворожил и бросил проклятущий Панкратов! Эх, эти синие глаза меня сгубили... Глаза у него были синие, уверенные – глаза победителя и того избранного, кто причастен к тайне.
Появившийся на свет в семье служащих Панкратов родился врачом, как другие рождаются военными, математиками или художниками. Живая плоть во всем ее таинственном и сложном бытии была интересна и понятна ему. По едва заметным признакам – мешковатости век, форме ногтей, оттенку губ, сухости волос он безошибочно определял причину внутренних неполадок в организме больного. Иногда хватало простого намека, поступавшего от интуиции, и Андрей настораживался, приглядывался и попадал своим диагнозом в самую точку! Учился жадно, перелопачивая горы учебников и анатомических атласов. Выражение лица за этим мало кого увлекающим занятием у него было удивленно-радостное, как у мальчишки, попавшего в пещеру Али-Бабы.
– Ага, вот оно что! – разворачивал Андрей перед Альбиной страницу книги, на которой был изображен человек, лишенный кожи и верхнего слоя мышц. – Я так и знал, что они пересекаются в этом месте!
– Профессор ты мой, оголодалый! – Она совала ему семикопеечную кулинарийную котлетку, поджаренную с таким шиком, что и в «Арагви» бы от нее не отказались.
Жили они тогда в комнате уехавшей в Пермь тетки Андрея – узкий пенал в длиннющей коммуналке, выходящий высоким окном в темный двор. И ведь неплохо жили! Будущее как колоду карт раскрывало перед ними ассортимент возможностей. И все – достижимые! Откуда только взялась эта писклявая лахудра с цыплячьими ножками! Столкнувшись с Ларисой нос к носу в метро, Альбинка просекла все. Тихая мышка, шлюха по-монастырски! Вон как повисла на руке Андрюшки, свесив ему на грудь соломенные патлы. Эскалаторы двигались в разные стороны, и за это мгновение Альбина успела заметить, как, стоя на ступеньку ниже, заглядывала эта мышка в склоненное, разомлевшее до идиотизма лицо Андрея, а его ладони лежали на ее плечах прочно, оберегающе! Позже оказалось, что узрела Альбина все верно: Лариска оказалась той еще штучкой. Вон какие нежности – от паучка в обморок падать, питаться шоколадом и фруктами, носить «фирму»! И еще плести своим мяукающим, полным беззащитной женственности, как считал Панкратов, голоском про какие-то недели высокой моды, коллекции, схватки ведущих кутюрье...
