Игорь Сапожков - День Жизни
Нюма не ответил, только легко качнул головой. Руслан разлил виски по стаканам.
— Не будете? Ну как хотите, кабак, как говорится, дело добровольное… — он залпом выпил и шумно выдохнул, — гадость какая, чистая сивуха… Где лавэ Нюма?
— Какие лаве?
— Не придуривайся, Наум Борисович…
— Кто вы такие и какого хре…
Наум не успел договорить, Муха резким ударм выбил из под него кресло, а потом стал методично избивать ногами. Нюма корчился от боли, в конце концов его вырвало. Муха брезгуя испачкать ботинки отошёл в сторону и как ни в чём не бывало, стал рассматривать фотографии. Яша было бросился Науму на помощь, но его тут же сбил с ног, мощный удар в грудь, вернувшегося в студию Грека. Яша упал на колени и закашлялся.
— Напрасно вы так, Наум Борисович, — Руслан взял в руки второй стакан и одним глотком влил в себя его содержимое, — не стоит со мной играть в Мальчиша-Кибальчиша. Время у нас есть, до утра вы не только расскажите где деньги, но и будете умолять меня, принять их от вас в дар.
Потом Нюму опять били, теперь по очереди, вначале Грек, размеренно и чётко, вкладывая в каждый удар не только силу, но и душу, затем Муха — озорно, звонко и с удовольствием. Нюма уже почти не чувствовал боли, мерцающее сознание уносило его иногда в уютный дворик на Чижикова — оказывается там на верёвке до сих пор сушатся голубоватые наволочки и простыни, а на балконе, где он делал уроки, пахнет варёной кукурузой. Иногда на кладбище, к могилам отца и матери — они и здесь рядом. Иногда в далёкий Лос Анджелес…
Когда Наум в очередной раз очнулся, виски в бутылке оставалось на три пальца. Руслан курил, стряхивая пепел на пол.
— Смотрите пацаны, пойло это называется Джони Волкер, это типа нашего Ивана Сусанина… — ему никто не ответил. — Кстати, а где Оспа? Он уже часа два, как должен был быть здесь…
Его язык немного заплетался, чувствовалось, что он уже слегка пьян. Муха сидел на корточках облокотившись на стену и тоже курил.
— О, смотрите кто к нам вернулся, — Руслан увидел, что Наум пришёл в себя, — а у нас для тебя киндер-сюрприз… Грек, где ты там?
Собравшись силами, Наум чуть приоткрыл опухшие глаза. Через минуту Грек втолкнул в студию Яшу. Он с трудом держался на ногах, его голова свесилась на грудь, рубашка и джинсы были залиты кровью. Сфокусировав на нём взгляд, Нюма вздрогнул, будто от электрического разряда:
— Я скажу где деньги…
— Никто и не сомневался, — Руслан повеселел, — а я уже собирался включать паяльник…
Дальше всё было точно, как в голливудском кино. Нюму отпоили водой и он рассказал где спрятаны деньги. Оказалось, что за ними нужно ехать на другой конец города. Руслан допил виски, в три затяжки выкурил сигарету, открыл дверь контейнера и выглянул наружу. «Мазда» стояла в десяти шагах от киоска. Он даже не успел удивиться. От свежего воздуха у него на миг закружилась голова, а уже в следующиее мгновение он умер, от кровоизлияния в мозг. Его тело, едва успели отволочь за угол, как из контейнера вышли Муха и Грек. Эти правда пытались сопротивлятся, но увидев стволы, предпочли лечь на землю, предварительно освободив руки от ножей и кастетов.
Вскоре от киоска звукозаписи, не включая фар резко взял с места и растворился в сумерках «Рафик» скорой помощи. Он увозил в неизвестность трёх безпридельщиков и остывающее тело их главаря. А на Морвокзал, пролетая моргающие жёлтыми глазами светофоры, уже летели дежурные машины Еврейской Больницы.
Они лежали в одной палате с окнами выходящими на лужайку больничного сада. У Яши был поломан нос, кроме того он получил сотрясение мозга, последствием которого, стало повреждение глазных нервов. Наум Борисович отделался переломами и трещинами рёбер, вывихом руки, несколькими глубокими порезами, множеством ушибов и гематом. Пистолет десять дней пролежал в коме. Вывих трахеи, стал причиной нарушения дыхательных функций, ему было больно говорить, он целыми днями молчал…
Они терялись в догадках, непонимая кому обязаны своим неожиданным спасением и даже жизнью. Яшу каждый день навещали родители, мама приносила завёрнутую в полотенце кастрюлю прозрачного, куриного бульона и кормила им всех обитателей палаты. Три раза в неделю к Нюме приходила младшая сестра, с ней всегда были два её сына-близнеца, лохматые копии дяди, которые моментально сметали фрукты со всех тумбочек и убегали играть в сад. Гену изредка проведывал дед, крепкий, сухой старик, участник Финской, Отечественной и Японской войн. Лацкан его мятого пиджака, украшала орденская планка со «Славой» всех трёх степеней. Он хмурился и курил трубку у открытого окна. Как-то раз молоденькая медсестричка сделала ему замечание, дед не среагировал, она нажаловалась завотделением, врачу с фронтовым стажем, та пришла, увидела планку и сказала: «Пусть курит…»
Вскоре больные пошли на поправку и врачи заговорили о более интенсивной терапии. Перед самой выпиской Наума пришёл навестить невзрачный, среднего возраста мужчина. Он принёс пакет винограда и гранаты, сразу за ним санитар внёс в палату, ящик местной минералки — Куяльник. Они поздоровались, немного поговорили о волнующих любого одессита пустяках (очередное поражение Черноморца, цены на Привозе, температура воды в море) и спустились в сад. Там они сидели возле сухого фонтана пока не стемнело…
Вернувшись, Наум быстро снял больничный халат, переоделся в спортивный костюм и без объяснений, поспешно куда-то убежал. Вернулся он часа через полтора, в руках он держал матерчатую сумку. Плотно закрыв за собой дверь и задёрнув шторы, он стал сдвигать тумбочки в центр палаты, Яша и Пистолет, перестали играть в деберц и рассеяно наблюдали за его манипуляциями. Покончив с перестановкой, Наум поставил на импровизированный стол бутылку «Посольской», потом достал лаваш, круг домашней, пахнувшей чесноком колбасы, кусок копчённого окорока, три бурых помидора и несколько крупных редисок. Потом он перенёс с подоконника графин с водой и три гранёных стакана.
— Садитесь пацаны, — продолжая вытаскивать из сумки продукты, проговорил Наум, — Гена, прихвати нож…
— А что за праздник Нюма? — поднимаясь с кровати шёпотом спросил Пистолет.
— Праздник пацаны, действительно праздник… — туманно ответил тот.
Они выпили… Потом Нюма не торопясь и с расстановкой рассказал, что и как произошло. Как это ни старанно, спасла их Генкина «Мазда». Тем вечером, друзья Пистолета, Хвыля и Муслим, случайно увидели как на светофоре в районе Соборки, притормозила знакомая тачка с каким-то жлобом за рулём. Быстро сообразив, что здесь что-то не чисто, пацаны поехали за автомобилем, благо были они на Хвылиной «Чезе». Жлоба они перехватили на морвокзале, Муслим чуть придушил его и тот рассказал, что к чему. Пацаны разобравшись, быстренько отвезли его к старшему их бригады, а тот уже к смотрящему на районе, авторитету по-кличке Паук. Вор Паук, не долго думая собрал всех свободных пацанов и отправился с ними в порт. Он не выносил, когда на вверенной ему территории, резвились гастролёры…
— Давайте выпьем за то, что живы остались! И за Хвылю, и за Муслима тоже. Если бы не они, нас бы похоронили в этом бункере, — прошипел Пистолет и аккуратно разлил водку по стаканам, — а я ещё думаю, чего это они не приходят?
— Это им Паук запретил здесь светиться. Пока ты в в отключке спал, менты нас затаскали своими допросами да протоколами… — Нюма поднял стакан и чокнулся сперва с Пистолетом, а потом с Яшей… Они выпили.
— Я кстати думаю, что на тебя Нюма навели, но вот узнать бы кто? — Пистолет закурил, чуть раздвинул шторы и приоткрыл окно.
— То, что навели это ясно, как белой ночью, а вот выяснить кто это сделал, вряд ли получится. Быки, которых взял Паук, просто исполнители, а Руслан уже никогда не заговорит…
Яша всё больше отмалчивался. Он никак не мог привыкнуть к прописанным ему очкам, часто снимал их с переносицы и долго тёр глаза, потом страдал головными болями…
— Этот мужик, ну тот, что приходил, и есть Паук?
— Да, — Нюма опустил голову, — он приходил сказать, что у меня больше нет ни киоска, ни других точек…
Вскоре бутылка опустела. Через две недели выписали Яшу и Наума, ещё через месяц из больницы вышел Гена-Пистолет.
Закончив школу, Яша сдал экзамены в университет, но не прошёл по конкурсу, впереди замаячила почётная служба в рядах «непобедимой и легендарной». Пистолет же наоборот развернулся, дело «о видеосалонах» добавило ему в определённых кругах авторитета. Из-за полученной травмы, из больницы его выписали с белым билетом. Окончательно поправившись, он сколотил свою бригаду, Паук подписал его на рыбное место — городской авторынок. А вот Наум Борисович исчез из города. Сразу после больницы он переехал на Бугаз и поселился там на даче, которая досталась им с сестрой, от родителей. На даче было тихо и спокойно, это было именно то, что требовалось сейчас Науму. Время шло, рёбра срослись, раны зажили, шрамы зарубцевались, вот только мечта… Как только он думал о Голливуде, сразу начинали ныть рёбра, болела вывихнутая рука, жгли шрамы. Нужно было заняться делом…
