Мариэтта Роз - Городские легенды
— Уходи, Карл.
— Я ГОЛОДЕН! — ощетинился немец.
— У тебя есть свои доноры.
Мерлинк скинул плащ.
— Но ведь ты не хочешь её. ОТДАЙ ЕЁ МНЕ!! — взревел Карл.
— Нет!
И они сцепились.
Тут же на шум из соседних квартир высыпали люди, кинулись разнимать дерущихся. Появилась Кира, заголосила по-русски, по-немецки.
— Ты, чертова дура, забирай своего эсесовца и вали отсюда! — закричала ей одна женщина, армянка.
— Это всё Мерлинк! — причитала Кира. — Карл не виноват! Это всё Мерлинк!..
Но её никто не слушал.
VII
В ванной Нина помогла вампиру снять рубашку, осторожно промыла глубокий укус на шее. Забинтовала. Получилось криво, но лучше она не умела.
— Болит? — осторожно спросила она. Подумала, что лучше вызвать врача. Но кого врача вызвать вампиру?
— Не смертельно, — огрызнулся Мерлинк.
Нина помолчала немного.
— Ты спас меня. Уже второй раз. Спасибо.
Вампир не ответил.
— Ты запирал дверь не для того, чтобы удержать меня?
— Не только.
Нина охнула.
— Карл теперь будет охотиться за мной?
— Он — садист, поэтому… — Мерлинк умолк. — Да, он не позволит тебе так просто уйти.
— Но ты же не оставишь меня? — взмолилась Нина. — А вдруг он вернется!
— Значит, теперь его ты боишься больше, чем меня? — усмехнулся вампир.
Нина прикусила губу.
— Уходи.
* * *
Нина сидела на кровати, обхватив колени руками, прислушивалась. Мерлинк шагал по квартире туда-сюда, хлопал дверями.
«Он голоден, но не уходит. Из-за Карла. Из-за меня», — Нина сжала кулачки. «Сколько всего он уже сделал для меня! — вдруг подумала она. — Неужели мне жалко для него немного крови?»
А ведь действительно! Он заступился за неё в клубе. Он запирал дверь не для того, чтобы удержать её, а чтобы защитить. Из-за неё подрался с тем немцем, что вообще удивительно, поскольку из-за Нины никто никогда не дрался. Да и потом — с кем ещё за всю свою жизнь она так легко смогла говорить о Феррано!
Она прикоснулась к Богу и должна за это заплатить.
* * *
— Почему ты пришла?
Он был на кухне, курил в открытое окно. Насмешливый, властный, сильный. Мужчина.
Нина переступила босыми ногами.
— Решила предложить себя в качестве компенсации?
Он выбросил недокуренную сигарету, подошел к Нине, рывком запрокинул её голову.
— Ты хоть знаешь, что будет потом?
Женщина дрожала. Ей было холодно, а от рук вампира — ещё холодней.
— А если я убью тебя?
Пусть!
— Почему? Отвечай же! Неужели твоя жизнь так пуста, что в ней абсолютно ничего не имеет смысла?
— Только картины! Картины Феррано! Его удивительный, прекрасный мир! — едва справляясь с дрожью, вымолвила Нина. — Но даже там нет места для меня…
И он поцеловал её. С жадностью. С нежностью. Заострившиеся клыки не больно оцарапали губы, язык. Крохотные капли крови одурманили. Нина больше не ощущала холод: её тела внезапно вспыхнуло так, что жара вполне хватало на двоих. Он стал требовательнее — она подчинилась. Наконец, он на мгновенье отстранился — Нина замерла в предчувствии, и когда почувствовала, как его зубы прокалывают кожу на груди, то испытала такой сильный экстаз, что закричала…
* * *
— Почему я не умерла?
— Мне надо не так много крови.
— А сколько?
— Ну, где-то двести миллилитров раз в две недели.
— Всего лишь?
— Всего лишь.
— Я стану такой же, как и ты?
— Нет.
* * *
Нина спала на его подушке. Сам Мерлинк сидел в кресле. То и дело, поглядывая на женщину, мелками набрасывал что-то на листе бумаги.
Ближе к утру рисунок был готов. Мерлинк положил его на стол и ушёл.
VIII
— Привет.
Нина мигом проснулась. Заозиралась. Мерлинка не видно, а в кресле рядом со столом сидит — подумать только! — Кира!
— У вас было открыто, вот я и заглянула. Так сказать, по-соседски. — Вампирша вполне дружелюбно улыбнулась. — Я зашла извиниться за Карла.
Нина не ответила.
— Не хочешь говорить, и ладно! — Кира пожала плечами. — Да не оглядывайся ты так! Он уехал.
— Как уехал!!
— Ну, так, — Вампирша хихикнула. — Но ты не бойся! Тебя никто не тронет, даже Карл, ты ведь теперь с меткой.
Нина инстинктивно коснулась двух красных точек на груди.
— … Он, наверное, опять уснет. Я имею в виду Мерлинка, — как ни в чем не бывало продолжила Кира. — Видишь ли, он никогда не хотел быть вампиром. Последнее время только и делает, что спит. А пробудился только из-за выставки. Догнал её здесь.
— А причем тут выставка? — не поняла Нина.
— Так он ведь и есть Феррано…
Феррано!!
Нина даже села.
Как она раньше не догадалась?
Он знал о картинах то, что не знал никто. И знал это только потому, что сам нарисовал их.
— Любовь у них красивая была, — сказала Кира, не обращая внимания на собеседницу, — обзавидуешься. Они много путешествовали, и так случилось, что он заболел. Подхватил лихорадку, кажется. Дела были очень плохи, Лина просто не выдержала. Она должна была его спасти, понимаешь? Но после он не смог рисовать. Чёрт его знает почему! Не смог и всё. Кроме разве что…
— «Портрет мертвой женщины»… — подсказала Нина.
— Да.
— А потом Лина умерла. Очень глупо для вампира. Они отправились в Америку. Ну, страна новых возможностей и всё такое. Лина надеялась, что там Мерлинк снова сможет рисовать. Но она воды боялась, поэтому поехала в ящике. И тут… В общем, корабль затонул. Это ведь сказки, что вампиры могут управлять погодой…
Кира помолчала немного.
— Он в Европу вернулся сам не свой, через некоторое время уснул… Изредка, конечно, он высовывается из своего склепа, но всегда ненадолго…
Кира снова вздохнула. Нина молчала. В голове её копошилось столько мыслей, столько чувств! Что не разберешься. Она сидела, потрясенная, поджав ноги. Каждое слово вампирши эхом в ней отзывалось. Из-за этого эха она даже не заметила, что Кира уже закончила рассказ.
Но тут немка вдруг сказала:
— Кстати, он попрощался с тобой.
Кира постучала по столу.
— Ладно, я пошла, а ты заходи, если что.
Нина встала. Подошла к столу. Взглянула.
На поверхности стола увидела самый обычный листок. На нём рисунок — спящая женщина удивительной красоты.
Это была она, Нина.
Эпилог
Нина не вернулась в галерею. Уволилась, продала квартиру, уехала в поселок. Купила там дом, устроилась работать в библиотеку. Развела необыкновенную активность: организовала кружок чтения для детей, хоровой кружок для пенсионеров, то и дело ездила в город добиваться пополнения фонда, добивалась. Люди её полюбили, хотя и считали странной.
Замуж Нина так и не вышла.
Она прожила долгую и по-своему счастливую жизнь, умерла тихо.
Хоронили её всем поселком, искренне плакали. После — одна из соседок, которая была особенно дружна с умершей, забрала себе на память единственную вещь, которую Нина считала по-настоящему ценной, — это был её портрет, нарисованный мелками в стиле известного французского художника Мерлинка Феррано.
21 сентября — 30 декабря 2009 г.
Дженни
Я ненавижу Дженни. Черт побери! Я всегда ее ненавидела. С самого детства. Дженни — моя сестра, вернее, двоюродная. Но мать всегда заставляла меня относиться к ней так, словно она родная. Ненавижу! Ух, как я ее ненавижу! Просто дух захватывает от ненависти.
Вообще ее зовут Женя. Но тетка отдала чертовку в английскую спецшколу, лучше бы отдала в специнтернат для дебилов! Там-то она себя и переименовала в Дженни. Ее мать и моя заодно с ней сразу же заохали: ребенок проявляет свою индивидуальность. Да в задницу такую индивидуальность!
Она всегда была лучше меня. Вернее, так думали взрослые, но я-то точно знала ей цену — мразь, еще раз мразь! Ей покупали розовые платьица с оборочками, такие как на куклах Барби, а мне — нет, потому что я, видите ли, могу порвать, испачкать. Тогда я пачкала, рвала ее платья. Нечего красоваться этой дурехе! Меня, конечно же, всегда наказывали. Естественно, Дженни я поэтому начинала ненавидеть еще больше. А ведь если бы мне хоть раз купили платье, как у нее, или куклу, я, быть может, и смирилась с существованием этой дурехи.
Но ей всегда доставалось лучшее. Даже плохое оборачивалось лучшим. Вот когда от них ушел отец, я возрадовалась. Но радость моя длилась недолго. Мать Дженни очень быстро нашла дядьку, причем куда более состоятельного, чем бывший муж, и укатила — вы только подумайте! — в Москву.
