Том Шарп - Новый расклад в Покерхаусе
– Сдобные лепешки. – Капеллан выскочил из ванной. – Пальчики оближешь. Их надо обжаривать. – Он наколол лепешку на длинную вилку и вложил Пупсеру в руки. Пупсер с опаской потыкал лепешкой в огонь. Он с новой силой почувствовал, как далека от реальности та жизнь, которую ведут обитатели Кембриджа. Как будто каждый здесь старался спародировать себя самого, как будто пародия на пародию сама может стать новой реальностью. Капеллан споткнулся о скамейку для ног и шлепнул банкой с медом о медную столешницу. Пупсер снял с вилки лепешку, с одной стороны почерневшую, а с другой – холодную, как лед, и положил на тарелку. Он принялся поджаривать вторую, а Капеллан пытался размазать масло по первой, недожаренной. Наконец с лепешками было покончено. Лицо Пупсера горело от жара, а руки были липкими от растаявшего масла и меда. Капеллан откинулся в кресле и набил трубку. На его табакерке красовался герб Покерхауса.
– Угощайся, сын мой, – предложил Капеллан и подвинул Пупсеру табакерку.
– Не курю.
Капеллан грустно покачал головой:
– Курить трубку никому не помешает. Успокаивает нервы. Сразу трезво смотришь на вещи. Я бы без своей трубки пропал. – Он облокотился на спинку и задымил как паровоз. Пупсер смотрел на него сквозь клубы дыма.
– Итак, на чем мы остановились? – спросил он. Пупсер задумался. – Ах, да, вспомнил, у тебя какая-то проблемка, – сказал наконец Капеллан. – Мне что-то такое говорили.
Пупсер недовольно уставился на огонь.
– Старший Тьютор кое-что мне поведал. Правда, я мало чего понял, я вообще редко чего понимаю. Глухота, знаешь ли.
Пупсер сочувственно кивнул.
– Старческий недуг. Глухота да ревматизм в придачу. А виной всему, знаешь ли, сырость. Тянет с реки. Очень вредно жить рядом с болотами.
Трубка мерно попыхивала. В относительной тишине Пупсер обдумывал, как начать. Капеллан был в летах, а его физическое бессилие наводило на мысль, что он едва ли способен проникнуться теми затруднениями, которые испытывал Пупсер.
– Скорее всего, меня не правильно поняли, – нерешительно начал он и тут же смолк. По лицу Капеллана он догадался, что его не понимают вообще.
– Говори громче! – заорал Капеллан. – Глуховат я крепко.
– Вижу, – сказал Пупсер. Капеллан приветливо улыбался.
– Не робей, выкладывай. Меня ничто не шокирует.
– Еще бы, – согласился Пупсер.
С лица Капеллана упорно не слетала доброжелательная улыбка.
– Придумал, – оживился он, вскочил и полез за кресло. – Вот что мне на исповедях помогает. – Он протянул Пупсеру мегафон. – Нажми на кнопку и говори. Пупсер поднес мегафон ко рту и поверх него смотрел на Капеллана.
– Не знаю, поможет ли, – сказал он. Слова отдались с многократной силой, на столе задрожал чайник.
– Еще как! – заорал Капеллан. – Отлично слышу.
– Да нет, я не это имел в виду, – отчаянно сказал Пупсер. Раскидистые ветви рацинника тяжело закачались. – Я хотел сказать, это не поможет в разговоре о... – Он не отважился сообщить Капеллану о миссис Слони.
Капеллан улыбнулся всепрощающей улыбкой и еще сильнее запыхал трубкой, пока вовсе не исчез в клубах дыма.
– Многих молодых людей, которые ко мне приходят, терзает чувство вины от того, что они занимаются мастурбацией.
Пупсер вылупился на дымовую завесу.
– Мастурбацией? Кто сказал мастурбацией? – заревел он, а вместе с ним заревел и громкоговоритель. Теперь уж явно кто-то сказал. Его слова усилились до безобразия, раскатились по всей комнате, а из комнаты полетели во двор. У фонтана стояла кучка студентов. Все как один уставились на окна Капеллана. Оглушенный своим голосом, во сто крат усиленным, Пупсер взмок от смущения.
– Старший Тьютор, помнится, говорил, ты с сексом не в ладах! – закричал Капеллан.
Пупсер опустил мегафон. От этой штуковины вреда не меньше, чем пользы.
– Поверьте, я не занимаюсь мастурбацией, – пролепетал он. Капеллан непонимающе посмотрел на него. – Нажми на кнопку, потом говори, – объяснил он.
Пупсер безмолвно кивнул. Для того чтобы хоть как-нибудь общаться с Капелланом, придется объявить всему свету о своих чувствах к миссис Слони. Как же быть? Да еще старик орет во всю глотку.
– Расскажешь – и на душе легче станет, – подбадривал Капеллан. Пупсер сомневался. Вряд ли ему станет легче, если он проорет свое признание на весь колледж. С таким же успехом он может пойти к этой гнусной бабе, выложить ей все как есть – и дело с концом. Он сидел, понурив голову, а Капеллан все гудел и гудел.
– Не забывай, все, что ты расскажешь, сохранится в строжайшей тайне, – орал он. – Не бойся, кроме меня, никто не узнает.
– Да, конечно, – бормотал Пупсер. Внизу у фонтана собралась кучка любопытных студентов.
Полчаса спустя совершенно измотанный Пупсер вышел из комнаты. Но, по крайней мере, он мог поздравить себя с тем, что не открыл своих подлинных чувств. Капеллан осторожно зондировал почву, задавал наводящие вопросы, но ответа так и не добился. Допрос на предмет секса прошел безуспешно. Пупсер стойко хранил молчание. Он только отрицательно качал головой, когда Капеллан затрагивал особенно непристойные темы. Под конец Пупсер выслушал лирическое наставление касательно преимущества французских служанок. Очевидно, Капеллан считал, что установления церкви относительно половой жизни на молоденьких иностранок не распространяются.
– С ними тебе бояться нечего: они не станут привязывать тебя к себе на всю жизнь, – кричал он. – Им ведь что нужно? Зачем они сюда приезжают? Мимолетные, случайные встречи, не то, что у себя дома, понимаешь? – Он сделал паузу и сладострастно улыбнулся Пупсеру. – Все мы должны отдать дань молодости рано или поздно, но лучше всего делать это за границей. Вот тебе совет, сын мой, найди себе хорошенькую шведку, мне сказали, они очень хороши, прямо отпад. Это выражение сейчас, кажется, в моде. Да, шведку или француженку, кто тебе больше по вкусу. С испанками сложнее, потом уж больно они волосатые. А вообще, по одежке протягивай ножки, как сказал однажды наш старик сэр Уинстон на похоронах портного. Ха-ха-ха.
Пупсер, шатаясь, вышел из комнаты. Теперь он знал, что такое «церковь воинствующая». Он спустился вниз по темной лестнице и уже собирался было выйти во двор, как увидел у фонтана кучку студентов. Он метнулся обратно и заперся в уборной верхнего этажа. Пролетел час, пришло время обеда. Пупсер не выходил.
6
Сэр Богдер обедал дома. Желудок его никак не мог оправиться после банкета, а откровения Казначея отбили всякую охоту находиться в компании преподавателей. Сначала надо разработать четкий план действий. Все утро он обдумывал различные способы добыть деньги. Звонил в Лондон своим друзьям-финансистам, спрашивал их совета, выдвигал свои предложения, но все безуспешно. Банк «Бломберг» готов был выделить деньги на несколько стипендий по бухгалтерскому делу, но даже сэр Богдер сомневался, что такая щедрость существенно изменит интеллектуальный климат Покерхауса. Он было подумывал, а не предложить ли американской компании по производству фосгена возможность и место для экспериментов с нервно-паралитическим газом (ни один американский университет на это не пошел). А взамен Покерхаус получит огромные средства. Но сэр Богдер боялся, что дело предадут огласке, поднимется волна студенческих протестов, это подмочит его репутацию: и так уже в его либеральных убеждениях начинают сомневаться. А что касается огласки, сэр Богдер много о ней размышлял, но хотел, чтобы имя его упоминалось только в хорошем смысле. В пять часов позвонили из Би-би-си и пригласили принять участие во встрече «за круглым столом» наряду с ведущими педагогами и ответить на вопросы, касающиеся финансов: какие сферы образования требуют инвестиций в первую очередь. Велик был соблазн сэра Богдера, но он отказался, отговорившись слишком скромным пока опытом. Он с неохотой положил трубку. Интересно, как бы отреагировали миллионы телезрителей на его заявление, что Покерхаус не чурается продавать дипломы молодым бездельникам. Столь приятные мысли наталкивали на еще более приятные выводы. Ректор снова взял трубку и набрал номер Казначея.
– Нельзя ли назначить заседание Ученого совета на завтра? Скажем, на полтретьего? – спросил он.
– Вы так поздно предупредили, господин Ректор, – заметил Казначей.
– Отлично. Итак, полтретьего, – добродушно отрезал сэр Богдер и повесил трубку.
Он принялся составлять список нововведений. В колледж принимать только самых способных. На три четверти сократить кухонные расходы, а высвободившиеся средства перераспределить на стипендии. Оставлять ворота открытыми круглые сутки. Открыть спортивные площадки для городской детворы. Воображение у сэра Богдера разыгралось. О расходах он и не думал. Деньги – что, дело наживное. Главное – члены Ученого совета связаны по рукам и ногам. Пусть себе протестуют, теперь его не остановить. Сами дали карты в руки. Завтра он поставит их перед выбором. Хороши же будут их физиономии. Сэр Богдер улыбнулся.
