Андрей Комаров - Сообщество лояльных ведьм
– Смотри на дорогу. Ты сможешь меня поцеловать, только тогда когда я разрешу! – говорила Елена неприступная и сегодня особенно прекрасная.
– Ого! У нас что, теперь все будет по-новому? – спросил он.
– А у нас «будет», ты думаешь? – спросила она.
– А ты?
А на Приморском бульваре и в его окрестностях окончательно прощалось с одесситами и гостями города южное лето. Каштаны изрядно поредели, и заходящее октябрьское солнце в эту минуту мало чем напоминало любвеобильное июльское и даже сентябрьское. Векшин припарковал машину на стоянке неподалеку от Оперного театра, и они направились к памятнику Дюку Ришелье. Наблюдательный прохожий наверняка заинтересовался бы этой странной парой. Мужчина и женщина медленно брели по бульвару, не пытаясь даже заговорить или «соприкоснуться рукавами».
«…Вот здесь он меня угостил растаявшей шоколадной конфетой».
«…Вот здесь, кажется, она устроила мне маленький ревнивый скандал».
«…А вот тут он прижал меня к каштану, расстегнул лифчик и попытался залезть под юбку».
«…По-моему, на этом дереве сидел ошалелый кот, и мы вместе со всеми обсуждали варианты его спасения».
«… А здесь я увидела его с этой крашеной дурой. Наверное, и ее он тоже уверял, что она отлично целуется».
Они дошли до скамейки, где сиживали когда-то, уселись на нее и, не сговариваясь, начали осматривать сиденье. Нашла Елена: «Паша+Лена=Amoure». Векшин вырезал эту сентенцию тщательно и глубоко, будто предвидя, что через несколько лет ее будут инспектировать заинтересованные лица.
Елена Николаевна провела рукой по щербатой доске.
– А я так и не поняла, когда ты успел это написать. Ночью что ли?
– Захотелось сделать сюрприз любимой девушке. Тогда я еще мог позволить себе поступать как мальчишка.
– А-а… Понятно.
– Что тебе понятно? – насупился Векшин. А потом вдруг подхватил молодую женщину на руки. Она ойкнула, но не сделала попытки освободиться.
Векшин поцеловал ее в висок. Она вздохнула и попросилась домой. Паша отвез ее в гостиницу. Чего там лукавить, ему действительно нужно было подключаться к поискам «Другой жизни». Но сначала он путем шантажа («если не согласишься, назову твоим именем главную героиню фильма, когда найду его») и угроз («будешь меня сердить, опубликую мемуары с эротической версией наших с тобой взаимоотношений») заполучил у Елены обещание встретиться с ним завтра.
Еще один одесский день Векшина должен был завершиться работой. Проводив Лену до дверей ее номера, он помчался на киностудию, где в 361 кабинете производственного корпуса обосновалась его съемочная группа, а также круглосуточный штаб по поиску исчезнувшего фильма «Другая жизнь».
VIII. А ну-ка, девушка!
Елена Николаевна, не раздеваясь, забралась с ногами на кресло и призадумалась. Она прислушивалась к себе и не могла разобраться, чего ей хочется больше: немножко порыдать или хорошенько поесть. А еще лучше поесть и выпить. Елена была из тех женщин, у которых нервное расстройство вызывает аппетит. И поскольку понервничать ей сегодня пришлось достаточно, желудок возопил. Несмотря на ужин в ресторане, где она, признаться, попросту рисовалась перед Векшиным. В конце концов, резонно решив, что пореветь ей будет удобней на сытый желудок, Елена решила, как следует перекусить. Больше всего ей сейчас хотелось жареной картошки с грибами, но в условиях южного да еще ночного города такое меню было из разряда несбыточных. Елена Николаевна решила заказать еду в гостиничном ресторане. К шашлыку, например, она относилась тоже очень хорошо, видимо в силу генетических причин: прадед ее по материнской линии был армянином из Тбилиси. Но телефон ресторана в ответ только пульсировал короткими гудками, и Елена Николаевна решила спуститься вниз, чтобы добыть еды во что бы то ни стало. Кто сказал, что женщины бывают хищницами только по отношению к мужчинам?
Было уже за полночь, но из дверей заведения доносились звуки музыки в стиле «русский шансон», оживленные голоса и бряцание посуды. Голодная учительница уселась за ближайший к двери столик и оглядела зал в поисках официанта.
Народу в одноименном ресторане гостиницы «Аркадия» было немного. Но почти все посетители являлись активными отдыхающими. Елось и пилось, а также танцевалось, целовалось и обнималось здесь сегодня по полной программе. Официанток было две. Они сновали между столиками с подносами и не обращали никакого внимания на новенького посетителя.
Лена начала потихоньку злиться. Наконец одна из пышнобедрых див возникла перед ней и в ответ на просьбу принести заказ в номер отрезала:
– Мы так не обслуживаем. Кушайте здесь!
Лена вздохнула. Праздничная атмосфера кабака действовала на нее раздражающе, но голод все же не был даже дальним ее родственником, и она заказала-таки шашлык и, спустя положенное время, впилась зубами в сочное мясо. По мере того как Елена Николаевна расправлялась с шашлыком, ее телесное самочувствие улучшалось, чего нельзя было сказать о духовной составляющей ее сложной натуры. Более того, ее внутреннее «я» вот уже несколько минут испытывало безусловный дискомфорт под воздействием одного очень тревожного фактора. Почти с самого начала ее скромного ужина, Елена Николаевна чувствовала, что за ней наблюдает какой-то тип или даже «типчик» с явно выраженными признаками кобелиного интереса и такого же упрямства.
Теперь, когда она насытилась и перешла к мороженому, Лена взглянула на типчика в упор: «Ну и хлыщ!». Она не смогла удержаться от улыбки. Белоснежный костюм, черная бабочка, весомый перстень на пальце недвусмысленно свидетельствовали о солидности этого господина. Но оттопыренные уши, нескладная жердеобразная фигура (даже сидя, он был одного роста с подошедшей к нему официанткой) и абсолютно голая, без единого волоска, голова, казались принадлежащими обладателю какой-нибудь в высшей степени неожиданной профессии – клоуна, например, или акушера, или, скажем, гробовщика.
Причудливый господин, кажется, принял улыбку Елены Николаевны за приглашение к диалогу и поднялся с места. Он отмахнулся от удерживающих его товарищей и двинулся прямо к ней.
– Вано, Вано, куда ты, елы-палы!
«О, господи, оказывается, он еще и грузин!»
«Голый» Вано не стал спрашивать разрешения и, отодвинув стол, молча сел рядом, а потом заговорил с интонациями коренного одессита, как их представляют приезжие. Этим он напоминал Марка Бернеса в старом фильме «Два бойца».
– Разрешите представиться, Иван Цимлянский. Я вот уже несколько минут любуюсь вами и считаю своим долгом сказать вам, что вы бриллиант. Бриллиант чистейшей воды. А каждому бриллианту, как известно, нужна соответствующая оправа…
Дальше было неинтересно. Предложение следовало за предложением, одного другого традиционнее. Максимум фантазии: шикарный люкс на Лазурном берегу. Лена смотрела на Вано и думала о своем.
– Простите, вы кто по профессии? Клоун?
– Почему клоун? Я музыкант. По совместительству, так сказать. Так мы едем, дорогуша? Я, между прочим, в постели просто бог! – оставил интеллигентный тон незваный собеседник.
Он положил свою огромную ладонь с узловатыми пальцами на ее руку. Лена сначала даже не прогневалась, а просто удивилась. Она вырвала руку, встала (все-таки она была повыше его, сидящего) и строго, по-учительски, сделала нагловатому Вано выговор:
– Не могу, уважаемый Вано, я на катафалках не катаюсь и с невоспитанными клоунами не сплю. Таковы мои жизненные установки.
Она положила на стол деньги, подмигнула одеревеневшему Вано и удалилась. В фойе не было ни души, стоял полумрак. Лена направилась к лифту, но вдруг, через оконное стекло увидела рядом со входом странную группу людей, что-то выясняющих у друг друга на повышенных тонах. В стоявшем к ней спиной человеке она узнала Векшина. Вдруг он резко согнулся, обхватив лицо руками. Лена бросилась к выходу.
На улице компания из четверых мужчин оказалась не такой уж загадочной, а элементарно подвыпившей. А закрывший лицо руками человек, был, наверное, самым развеселым из них и поэтому согнулся пополам в приступе безудержного хохота. Они не обратили никакого внимания на Елену Николаевну, обнялись, затянули что-то вразнобой и отправились восвояси. Недовольная собой Елена собралась, было вернуться в гостиницу, но у входной двери снова была вынуждена лицезреть белобровое лицо «музыканта» Цимлянского. На этот раз он выражался определенней и без одесского выговора.
– Ты что же, милая, прикалываться надо мной будешь?! Да я тебя щас порву на две половинки, и пацанам отдам повеселиться. А ну шагай в машину, живо!
Лена попыталась проскользнуть в гостиницу. Но страшный клоун сжал ее руку выше локтя и дернул к себе, оскалившись. Теперь он напомнил ей чудовище Франкенштейна («Мама всегда говорила, что у меня богатое воображение, мама, где ты, мама!»). Елена Николаевна оглянулась вокруг себя: никого.
