Астра - Избегнув чар Сократа
— Насмешка это. А я бы ничего не пожалел, я бы в город слетал, раз такое дело.
И не успел он договорить, как сильный удар чуть не сбил его с ног.
— Убирайся! — заорал Иван, швыряя на него дверь ногою.
Мастер остановился, схватившись за спину, ожидая разъяснительной шутки.
— Убирайся! — и дверь влетела намертво, и гул прошел по стенам.
Я окаменела. В коридоре шаркали удаляющиеся шаги. Иван сидел, трудно дыша, с тяжелым обезображенным лицом. Опустив голову, я молча ушла к себе.
Ничего-то сегодня не было, ни ложечки, ни… этого. Они уничтожили друг друга. Остается собрать черные палочки и поплакать над ними, вот все, что осталось от воздушных замков моей любви. Как мне жить? Я уже не могу не судить Ивана. Как мне жить?
от Марины 22 декабря
Что же ты молчала, негодница, про день своего рождения? Я бы нашла, чем тебя порадовать, только вчера отослала вам коробку подарков. Теперь не успею, завтра улетаю в Болгарию на горнолыжный курорт. Как видишь, соблазн подействовал. Накупила побрякушек не хуже твоей Раисы, красиво осветлила волосы, не забыла и вечернее платье для новогодней ночи. Смешно? А пропади она пропадом, эта гнилая жизнь, безлюбая любовь! Поеду, развеюсь, имею же я право.
Что же до твоего огорчения, то вспомни наш давний разговор. Грубость, хамство — это может ранить тебя всю жизнь. Лично я даже довольна тем, что Иван, наконец-то, показал себя во всей красе, развеял твою воздушность, зацепил тебя за живое. Бежать тебе некуда, жаловаться некому, единственный выход — в самой себе.
«Главное, не строить из себя жертвы!». Ась? Так-то.
На сладкое же получай отзыв Котика, слышанный собственными ушами в его кабинете.
— Толковая девчонка, — бормотал он, читая твой отчет и царапая пятерней рыжую шерсть на затылке. — Толковая девчонка, заешь меня собаки.
Итак, прощай. С Новым годом!
от Астры 20 января
Прошел месяц, Марина, с тех пор, как я в последний раз говорила с Вами. Этот месяц, о, как он громаден! Начать с того, что я была в Москве.
Но нет, надо бы раньше, с тридцатого декабря, когда сорвалась и пустилась вскачь бешеная тройка моих приключений. Что это было? Где уверенность, что подобный вихрь не метнет меня снова и снова?
Но по порядку.
В конце декабря работы на буровой остановились. Ждали цемент, который застрял на базе Управления. Глубина скважины достигла тысячи ста метров, и без цемента, без защиты от нефтесодержащих слоев бурение становилось «грязным делом», по насмешливому выражению главврача Рината Ахтямова. В самом деле, кому нужны йодо-бромные ванны с пышной бурой пеной и радужными пузырями на поверхности?
Итак, в ранних сумерках тридцатого декабря я сидела перед синеющим окном, бегло «почти читая» по-английски роман Jane Austen, нежную строгую прозу. Вот бы уметь так-то!
Из соседней комнаты слышались голоса, у Раисы были гости, местные женщины, сбежавшиеся полюбоваться на Ваши чудесные детские подарки. Женщины ахали, громко, по-здешнему обыкновению, разговаривали, почти кричали в полный голос, а я поглядывала в словарь и размышляла над тем, как одолеть праздники без душевной боли.
Бедный Сальери!
Моему истерзанному самолюбию уже нечем зализывать раны, новые оскорбляют меня заранее, вот и приходится, точно калеке, предугадывать колдобины на будущей дороге. Главное, не видеть «их» вместе, не всходить на костер ревности, не слышать ни ссор, ни глумливых примирений, замереть, пропасть, скрыться с глаз… как будто оно возможно в маленькой Усть-Вачке.
Хорошенькие заботы под Новый год, не правда ли?!
Стукнула дверь, одна и другая. Женщины прошли под окнами, долетел преувеличенно-оживленный смех Раисы (стрела мне в спину — сиди, мол, одна-одинешенька), и все стихло. Темнело. Синее сменилось фиолетовым, затем черным. В оконных стеклах отразилась моя лампа и я сама, забравшаяся с ногами на стул, хорошенькая, в зеленой шали, одна-одинешенька.
Скрип снега, шаги, Иван. Поцелуй наш был горяч и пуглив по обыкновению.
— Рая здесь?
— Нет.
— Нет?
— Нет.
Оставив меня, он прошел к себе. Темнота. Дети были в школе на елке. Постоял, прислушался к непривычной тишине. «Как? — вскипело самолюбие мужа, — всегда в доме, всегда в любовном рабстве, надоедливом, бранчливом, но сверхнадежном, и вдруг — ушла! Смело, небрежно, не сказавшись?!» Ему стало не по себе. И пройдясь бесцельно из угла в угол, Иван застегнул полушубок и отправился на поиски. Он ушел искать свою жену, а я осталась, как «вдруг разрешенная вольность».
О, как тогда стало! Казалось, я не выдержу. Я зажимала рот, чтобы не слышать собственных рыданий. Не скоро дошли до моего сознания частые звонки междугородной.
Звонил Эдвард Эрнестович, торжественный и церемонный.
— Многоуважаемая Астра Алексеевна! Асенька! Счастлив слышать ваш милый голос. Разрешите поздравить вас с наступающим Новым годом и пожелать…
— Потом! — закричала я со слезами, — потом, потом…
— Вам недосуг?
— Я… я уезжаю.
— Далеко ли?
— В… Москву.
— Прекрасная мысль. Надолго?
— Не знаю, ничего не знаю!
И когда минуту спустя я положила трубку, случайный порыв принял вид единственно-верного решения. Еще через полчаса я сидела в курортном автобусе, увозившем очередную смену отдыхающих, а к исходу суток, как снег на голову, упала в объятия милых родственников. Усть-Вачка осталась далеко-далеко, обратилась в точку, затерянную в снежных просторах, уплывших под серебристое крыло моего самолета.
Заветные новогодние мечты сбылись, как в сказке. И что удивительно: мои худшие опасения не оправдываются, мои лучшие надежды не сбываются, а не сказать, что скучно живу.
И началась Москва. Необыкновенно. Метро, бег по Тверской, магазины с их галантерейным шиком и толпой, толпой, где тебя никто не знает, никто не мешается в твои дела. Бутики, воздушные шелка, китайский бархат! Тени, блестки, помада! Я же красивая, могу царить! А украшения! Жемчуг, колье из драгоценных цветов — глаз не оторвать! Марина! Я хочу всего этого!.. Потом стою в книжном и погибаю уже там. Можно висеть у полок до аж до полуночи. Я хочу эту мудрость!
Но что это? Пухлая биография Антона Чехова, письма. Сердце мое упало. Как липли к нему женщины, как ломались, разбивались, как он был неровен, влюбчив, уклончив, ненавистен… в общем, топучее болото, гибель неминучая. Никогда не пойду на его пьесы, и уже не хочу читать его рассказы. Обиделась. И чтобы никто не отвечал мне «не знаю» на вопрос о жизни! Разберусь. Сама.
Вот.
… Наконец, мраморная лестница РГБ, умные лица, склоненные головы… Там встретилась мне Тина, давняя подруга. Модная, оживленная. Она в курсе всех московских новостей, идей, течений, всех знает, со всеми знакома. Да права ли я, уехавши в свою глушь?
В общем, не Москва, а наслаждение!
Следом за мной в Москве появился Эд. Я получила от него конверт с билетами в Большой театр и консерваторию, затем последовали творческие тусовки, модные рестораны. И всюду взоры мужчин устремлялись на меня и моего статного спутника, который и сам не сводил с меня глаз и все старался коснуться моей руки и подержать в своих. Прежнее отчуждение вскипало во мне. Ну почему он не «Он»? Когда же я буду счастлива?
«Иван, — произносила я, — Иван, Иван», — но звук был пуст, как пинг-понговый шарик.
Возможно ли?
— «Иван! — проверяла я эту новую легкость. — Иван, Иван!»
Сомнений не было. Цепи упали. Час моей свободы настал.
Между тем прошло пятнадцать дней, полмесяца самовольной отлучки с объекта! Пора было подумывать об отъезде. Проще простого было бы купить обратный билет, и никто бы меня «не продал, не заложил», чего-чего, а этого у нас не водится. Однако, неожиданно для меня самой, нужды дела, предстоящее генеральное опробование, тысячи накопившихся мелочей копьями встопорщились на моем пути.
Отъезд показался бегством.
Полная сомнений, я решила позвонить Боре Клюеву.
— Боренька, — проворковала я тоном хорошенькой женщины, попавшей в беду, — посоветуй, пожалуйста, как мне поступить?
Он был поражен в самое сердце. Испуг и замешательство его были столь велики, что меня кольнуло сожаление о начатых переговорах. Тем не менее, я нажимала, и, уступая, он взялся свести меня с Васиным. Ночью мой поступок космически разросся. Беглянка, прогульщица, нарушительница дисциплины! — я проснулась, дрожа от страха, и бегом по морозу помчалась к месту встречи на углу Управления. Как я жалела, Марина, о Вашем отсутствии!
Вокруг наполнялся шумом деловой центр. Шелестели шины по бесснежному асфальту, за огромными окнами виднелись фигуры служащих, светились экраны мониторов. Незнакомый мужчина с зябким лицом алкоголика обнял меня за плечи. Это был Боря без усов и бороды.