Анатолий Гладилин - Бригантина поднимает паруса (История одного неудачника)
Однажды он узнал, что прошла неделя.
Он долго не верил.
ГЛАВА XIII
ХРОНИКА ОДНОГО ДНЯ
С запада на восток шли новые эшелоны с добровольцами. Новые партии строителей прибывали в Норильск, Комсомольск, Магадан, Братск.
О добровольцах печатали стихи, разучивали песни, В огромном количестве был размножен плакат: "Я еду!",
Заведующий отделом толстого журнала давал последние указания молодому журналисту:
- Нам нужен срочный материал. Агитационный. Вы разберитесь, выясните все хорошенько. Ждем очерка. Вы не бойтесь говорить о трудностях. Но так, в оптимистическом плане. Самое хорошее, если вы напишете о юноше, которому было поначалу трудно, но под влиянием общественности он преодолел эти трудности. Чудесный получится очерк. И вообще нам нужен идеальный герой. Чтоб с него брали пример.
* * *
К дебаркадеру подходила самоходная баржа. Сейчас она служила паромом. На борту, прижавшись друг к другу, стояли автомашины. Десятки грузовиков.
Деревянный мост на два дня вышел из строя. Переправа стала проблемой.
Когда баржа пришвартовалась, увидели, что палуба дебаркадера на полметра выше, чем палуба баржи.
Первый грузовик, завывая, фырча и отплевываясь, полез по широким доскам. Выехал передними колесами. Доски полетели в воду. Задние колеса с глухим звоном ударились о дебаркадер. Грузчик, спавший в кузове на ящиках, обтянутых выцветшим брезентом, от удара подпрыгнул, но продолжал спать.
- Сильно! Чья это машина? - спросил кто-то из группы шоферов, собравшихся на дебаркадере и ждущих своей очереди.
Кто-то ответил:
- Наши, со стройки. Гнали на Чуйский тракт. А грузчика только одного дают. Собачья командировка. Вишь, как замаялся. Попробуй разбуди.
Грузовик несколько раз пытался вскарабкаться. Грузчик, соответственно, подлетал в воздух, но не просыпался.
Подложили еще доски. Машина, подпрыгнув, въехала на дебаркадер. Доски полетели в воду. Грузчик полетел вверх, опустился, проснулся, ошалело посмотрел по сторонам, перевернулся на другой бок и снова заснул.
Баржа чуть отошла от дебаркадера. Положили две узкие доски. Последние.
Кто-то командовал:
- Еще один бы грузовик. Тогда на освободившееся место отгоним машины, борт подымется. И будет порядок.
Шоферы зашумели:
- А кто поедет?
- Негде развернуться.
- Без разгона.
- Как раз задние колеса и провалятся.
- Каюк машине.
У борта стоял "ГАЗ". В кузове - железные балки. "ГАЗ" стоял наискось против досок. Надо было как-то ухитриться вывернуть руль. Но где? На досках?
Парень в ковбойке (рукава засучены выше локтей) прыгнул в кабину. В углу рта сморщилась папироса. Застыл за рулем. Ни слова.
Рывком влетел на дебаркадер. Доски с грохотом в воду. Парень не остановил машину, не обернулся.
Шоферы побросали папиросы. Мягкий голос:
- Наш, со стройки. Из москвичей.
- Ну? А герой парень.
* * *
В Москве Люсина мама утром достает из почтового ящика письмо. А, опять этот сумасшедший Вовка!
Она заходит в комнату, открывает комод и кладет к толстой пачке писем еще одно. Мать уверена, что делает доброе дело. Сколько глупостей могла натворить неопытная девчонка, если бы взрослые... не помогли ей. А теперь Люся даже Вовкино имя не может слышать. Обиделась. Вот-вот образумится. Когда выйдет вся дурь из головы - тогда отдадим письма. Сердце матери не обманывает. И Люся сама благодарить будет. Тоже нашла себе героя! Знаем мы таких героев! Правда, Люся еще заглядывает в почтовый ящик, но все, что туда попадает, проходит сначала через руки матери и соседки. Вот так-то.
Мать закрывает комод на ключ и идет на кухню, глухо бормоча: "Грехи наши, грехи".
* * *
Зина прямо с работы зашла в поселковую библиотеку. Потоптавшись у барьера, она обратилась к библиотекарше неожиданно грубым и резким голосом:
- Дайте мне что-нибудь интересное, про наше время. Нет, не о войне. Но о героях. И про любовь.
Зина взяла первую же книжку, что предложила ей библиотекарша, даже не посмотрела на заглавие. Но, выйдя из комнаты, в темноте, между дверьми, она нежно прижала книжку к груди.
По дороге ей встретился Славка Широков. Он шел, накинув рубашку на покрасневшие, сожженные на солнце плечи.
- Зин! - загородил он ей дорогу. Подошел ближе. - Ты чего от меня бегаешь? - и добавил, кивнув на книжку: - В интеллигенты метишь?
И в этих коротких вопросах было ее прошлое, настоящее, будущее. И в этих вопросах Славка спрашивал о себе, намекал на то, что ему известно что-то нехорошее о Зине. И многое заключалось в них, чего нельзя сразу расшифровать, но было очень понятно обоим.
- Иди ты...
Зина спокойно добавила еще несколько слов и прошла мимо Славки, словно его не существовало.
Славка, слывший крупным специалистом в области нелитературных выражений, на этот раз был так поражен, что не нашел ответа.
А Зина пришла к себе в общежитие, поужинала, легла на кровать, раскрыла книгу.
И стала вдумчиво читать.
И уснула на десятой странице.
Первый раз за много дней она крепко спала.
* * *
В Москве на заводе у Люси был обеденный перерыв, Люся заняла стол, и пока две другие девушки стояли в очереди у кассы, Люся говорила с подругой о ребятах, уехавших на стройки в Сибирь. Вернее, говорила Люсина подруга, а Люся поддакивала. Она думала о Вовке, и мысли у нее были мрачные. Между тем подруга, позавидовав уехавшим ребятам (мол, вон как они хорошо устроились, как там интересно, а мы глупые, что сразу не поехали), спросила:
- Ну, а что пишет Вовка?
Вопрос был трудный. Люсе не хотелось говорить, что она не получила от него ни одного письма. А первая - она ни за что не напишет. Значит, или он ее забыл, - что ж, Люся переживет, - или ему плохо. О, это с Вовкой случалось чаще всего. И Люся ответила:
- У Вовки странный характер. Он обладает поразительной способностью выбирать самые плохие места, попадать на самую плохую работу...
За соседним столиком сел Глеб с приятелем. Тот самый Глеб. Мамин любимец. Глеб рассказывал:
- Когда я был в Болгарии, да спрашиваю: как по-болгарски "девушка"? И знаешь как? "Булка"! А я говорю: "Парень", наверное, по-болгарски "батон"?
Приятель поперхнулся и задергался на стуле.
Подруга тихо спросила Люсю:
- Что, Глеб был в Болгарии?
- Да, с делегацией нашего завода. Ведь он же у нас герой-производственник. Впрочем, - добавила она, помолчав, - он...
Подруга вопросительно взглянула на Люсю.
Глеб, почувствовав, что Люся говорит о нем, повторил уже громче:
- Да, так "девушка" - "булка". А я говорю: "Парень", наверно, "батон"?
* * *
Шалин вышел из "большого московского" корпуса, По дорожке к корпусу шли пятеро молодых ребят. Шли цепочкой, в ногу, лихо отбивая шаг. Впереди шел парень постарше, помахивал топориком и насвистывал марш.
- Ну как, плотники? Здравствуй, Иванов!-приветствовал их Шалин. - С работы?
- Так точно.
Не меняя шаг, весело размахивая руками и, казалось, не обращая ни малейшего внимания на Шалина, плотники вошли в корпус.
"Молодцы!" - захотел крикнуть Шалин вдогонку.
Около "женского московского" корпуса Шалин ветретил знаменитую бригаду Матвеевой. Девушки шли обнявшись. Пели.
- Как жизнь, штукатуры? Сто двадцать процентов?
- Сто двадцать пять.
- Так скоро получим булки с хлебозавода. Маша, как у тебя рука, устает?
- Нет. Мастер снял меня с потолка. Перевел на стены. Легче. А вы бы к нам зашли, Владимир Павлович, у нас сегодня концерт. Самодеятельности.
- Так я хоть сейчас.
- Нет, до восьми у нас стирка.
"Да, - подумал Шалин, - молодцы матвеевцы. Все успевают. Таких бы нам побольше комсомольцев".
...........................
(Черт бы побрал этого журналиста. Не мог взять кого-нибудь из шоферов, плотников, бетонщиков, штукатуров. Не разобрался, выбрал Андрианова, написал о нем очерк. И я, дурак, поверил этому очерку, схватился за Вовку и вот до сих пор маюсь. У всех все в порядке. У Вовки одни неприятности, и неизвестно, когда кончатся.)
* * *
Где-то за Омском электровоз вел состав "Москва - Хабаровск". В третьем вагоне ехали молодые строители. Ехали весело, дружно. Играли, болтали, любезничали с девушками, пели песни и т. д.
А в тамбуре стоял паренек.
В его лице не было ничего героического. И глаза обыкновенные, а не "вдохновенно-планперевыполняющие".
Паренек был в потертом пиджачке и в "кепочке-хулиганочке".
И он смотрел на притихшую под грозовыми тучами степь, на темнеющую у самого горизонта тайгу и мечтал о самостоятельной жизни, о подвигах, о горячей работе на важных объектах стройки, о большой любви и о новых городах.
И шли эшелоны с запада на восток.
ГЛАВА XIV
КОМИТЕТ
Сложилось глубокое убеждение, что комсорги только и делают, что заседают, пишут ненужные человечеству бумаги, произносят длиннющие речи и, шляясь по участкам, вдохновляют своим видом строителей.
