Владимир Романенко - Жди, за тобой придут
— Знаете, — доверительно сообщил Рене. — Я вовсе не против того, чтобы кто-нибудь мне популярно объяснил, как на самом деле устроен мир, но я не думаю, что за такое знание нужно продать всех друзей и родственников с потрохами, выкинуть на помойку личные вещи, заколотить наглухо дом и уйти в лес разговаривать с небесами.
— Если ты сможешь так поступить, Рене, знание дастся тебе значительно легче, — увещевал его Эдик. — Будда, к примеру, бросил жену с двухнедельным ребёнком и отправился на двенадцать лет отшельничествовать. А он был, между прочим, наследным принцем.
— Однако отшельничество, как таковое, ему ничего не дало, — резонно заметил Костя. — Он после двенадцати лет крайнего аскетизма полностью разуверился в физическом самолишении как методе прозрения.
Эдик не стал спорить, и Костя облегчённо перевёл дух:
— А теперь, господа, я просто-таки обязан получить новую порцию «божественной помощи». Иначе, мне не миновать частичного, а то и полного, духовного опустошения с непредсказуемыми последствиями.
Эдик и Рене выступили с горячей поддержкой столь своевременной и мудрой инициативы, и, пока кельнерша бегала за пивом, разговор перекинулся на склонность людей к потреблению алкоголя.
— Антимонии мы здесь разводим, коллеги, — уже с новым стаканом в руке заявил Костя. Предложенные собеседниками ответы на вопрос «почему люди пьют» его не удовлетворили.
— Какой, к дьяволу, вкус? Какая наркотическая зависимость? Уход от реальности — это несколько ближе к истине, но всё равно чушь. От какой реальности можно уйти, если ты в ней никогда ещё не был? Уход из опостылевшего театра абсурда, то есть от полного и окончательного жизненного афронта, от неспособности понять самого себя, от боязни своего настоящего «Я» — вот о чём мы здесь говорим.
— А когда вообще люди не пили, если так подумать? — глубокомысленно заметил Эдик.
— Всегда пили, — с готовностью ответил Костя. — И мы пьём. Но разве это что-либо меняет? Homo sapiens от начала времён не стеснялся манкировать своими прямыми обязанностями.
— Что ты имеешь в виду? — недоумённо спросил Рене.
— «Я пью и, значит, я существую», мой друг! Так, кажется, сказал кто-то из ныне здравствующих народных кумиров… Голландцы в этом плане молодцы — Алекс вот может подтвердить. У них давно уже пьянству — бой, спорт — для всех возрастов, и в любое время года — систематический активный отдых на природе. Здоровый образ жизни, одним словом… Скучно только. Общая бессмысленность процесса заедает…
Единственный голландец во всей компании благоразумно помалкивал. Внимательно посмотрев ему в глаза, трезвый человек вполне мог бы заключить, что у Алекса имелись свои воззрения на предмет пьянства, здорового образа жизни и её априорной бессмысленности в Голландии, однако фактор наблюдательности у трёх джентльменов, деливших с ним стол, был уже значительно принижен.
— А почему всё-таки монахи сами, большей частью, не пьют? — задумчиво спросил Рене. — А людей вот за милую душу в искусы вводят. И кары Божьей не боятся…
— Рене, ты что, совсем гражданскую совесть потерял?! — воскликнул Костя. — Помни про Судный день, брат! Окстись!
— А я чего? Рассуждаю только. Не нравится мне это противоречие — вот и хочу его для себя разрешить.
— Ein moment, старик. Сейчас разрешим! — заверил его Костя и выставил на центр стола свою порожнюю тару. — Настоятельно предлагаю «рыцарям квадратного стола» взять в этот раз по «двенадцатому номеру» и за сим плавно окончить наше сегодняшнюю открытую сессию. А то, не ровён час, на футбол можем опоздать… Кстати, Алекс, вначале я тебя обманул: официально пивом № 1 в мире считается не «восьмёрка», а как раз «двенадцатый номер». Но это по мнению majority, а для majority главное что? — наибольшая мягкость и лёгкость при максимальном градусе. Настоящий ценитель пива «двенадцатый номер» выше «восьмёрки» никогда не поставит, потому что для него важен не градус, а букет. Это так, к слову…
Возражений по поводу перехода от «букета» к «градусу» не последовало, и, когда официантка принесла три стакана с «двенадцатым номером» (10,3 % алкоголя), Костя вновь открыл шлюзы для своего окрепшего вдохновению:
— Иисус говорил ученикам: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царствие Небесное». Так?
Все, включая Алекса, согласно кивнули головами.
— А что такое опьянение, позвольте спросить? По Омару Хайяму, например, опьянение есть ничто иное, как экстаз от познания Истины. Омар Хайям, конечно, не алкогольную интоксикацию имел в виду (хоть, в буквальном смысле, именно её и поминал), но для предмета нашего обсуждения это не существенно. Пьянство неким образом «приближает» человека к правильному мировосприятию: он начинает вести себя естественно — как дурачок или юродивый. И всякий выпивший достаточную для себя дозу нередко говорит и действует с непосредственностью ребёнка, если, конечно, в агрессию не впадает. Кстати, быть может, именно по этой причине тему алкоголя и пьяной романтики так любят мусолить подёнщики кинокамеры и пера.
Намерения вступать в полемику снова никто не обнаружил, и Костя, окончательно воспарив мыслью и духом, решил экстенсифицировать свой монолог любопытным силлогизмом:
— Так как Царствие Божие доступно только детям и в них обратившимся, — сказал он уверенно — и поскольку алкоголь превращает человека в некое подобие ребёнка, то, не нарушая логики, отсюда можно дедуцировать, что тяга к пьянству есть ничто иное, как неосознанное стремление к библейскому, прижизненному, возврату в Небесный Дом.
— Ничего более кощунственного и нелепого я ещё не слышал в своей жизни, — добродушно хихикнул Эдик. — Воистину, nihil similius insanо quam ebrius — никто не похож на сумасшедшего более, чем пьяный…
Рене тоже не удержался от улыбки и, похлопав Костю по плечу, заметил:
— Да, Константин. Ты сегодня в ударе! И, должен тебе сказать, в умозаключении твоём есть, как мне кажется, доля правды. Но только пьянство — это ведь палка о двух концах. В таком виде, как сейчас, к Богу нас вряд ли допустят. А вид этот мы принимаем, сам знаешь, довольно регулярно. Ты вот говоришь, что мы здесь детям уподобляемся. Возможно, так оно и есть, спорить не буду. Но скажи мне по совести, как мужчина мужчине, в трезвом состоянии в тебе много от ребёнка остаётся?
Вопрос Косте не понравился. Он вдруг как-то даже спал с лица, тупо уставился на пиво в своём стакане и уныло произнёс:
— Понимаю тебя, дружище. Трезвое состояние для нас — обыкновенный передых между двумя пьянками. Мы живём только тогда, когда в нашей крови присутствует алкоголь, а во все остальные моменты мы просто существуем — как овощи. Энергию накапливаем, здоровье поправляем, денежки зарабатываем.
За остатками пива компания решила чокнуться и, посовещавшись, предоставила Эдику высокое право оглашения заключительного тоста.
— Жизнь можно прожить по-разному, отцы, — анонсировал Эдик свой эпический склад. — Можно никуда не идти, и тогда останешься там, где ты был всегда. Можно куда-то стремиться, чего-то искать, но заблудиться в дебрях человеческого культурного наследия, которое и составляется, большей частью, как раз такими вот «заблудившимися». Но всё есть так, как оно есть, и никак иначе. Творец задумал нас совершенными, и мы есть совершенные, просто ещё не доросли до осознания этой тривиальной истины. Давайте выпьем за то, чтобы неясный огонёк впереди, который ведёт нас по жизни и не даёт успокоиться, горел со временем только ярче, чтобы мы чувствовали его в любом состоянии, везде и всегда. И чтобы наши «три извилины» никогда не сбивали нас с правильного пути. Cum Deo — с Богом!..
Глава шестая
Ретроспектива
После девятого класса он вновь поехал в Геленджик. Не мог не поехать! Настенька нянчилась тогда с полугодовалым сынишкой, которого назвала Константином — в память о своей первой любви, и на сей раз охотно согласилась встретиться. Но с первых же слов дала ясно понять: всё, что когда-то между ними происходило, умерло для неё навсегда.
Бывшие влюблённые часто виделись, вместе гуляли с коляской, подолгу разговаривали о всякой чепухе и пару раз даже сходили друг к другу в гости. Но от всего этого Косте делалось только лишь хуже.
Половина его повзрослевших приятелей уже обзавелась к тому времени подругами. Молодёжная компания расширилась, и в ней появилось много новых лиц, в том числе и девчоночьих. Некоторые были довольно симпатичными, но обращать на них внимание Костя начал не сразу.
Друзья сочувствовали ему и успокаивали, как могли. А девушки пытались даже спорить за Костиной спиной о том, кто из них станет его следующей пассией, и с нетерпением ждали момента, когда юный Ромео окончательно почувствует себя готовым к дальнейшей жизни.
