Андрей Шляхов - Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место
Она упала на расчищенный от снега асфальт (за состоянием прилегающей территории Ксения Дмитриевна следила не менее строго, чем за порядком в роддоме) в метре от счастливого отца, мирно курящего в ожидании того заветного часа, когда открывается окошко приема передач. Увидев, как рядом с ним шмякнулось на асфальт тело несчастной Галины, молодой мужчина выронил сигарету и тяжелый пакет с передачей и упал, где стоял. Обморок, бывает.
Мужчину привели в чувство прямо на улице — нашатырный спирт взбодрит любого живого.
— Повезло тебе, мужик, — сказал охранник, помогавший нетвердо стоявшему на ногах мужчине донести передачу до заветного окошка. — Стоял бы на метр левее — был бы трупом. Она тебя в лепешку бы сплющила. Масса, высота, гравитация — сам понимаешь. — Охранник считал себя образованным человеком — на разгадывание кроссворда любой сложности он тратил не более получаса.
— Я больше не буду курить, — дрожащим голосом пообещал счастливчик, перед глазами которого стояла ужасная картина: неестественно изломанное женское тело со столь же неестественно повернутой головой, возле которой лежал маленький окровавленный шарик.
Передачу приняли без очереди — вошли в положение. Уже отойдя от окошка, мужчина сообразил, что окровавленный шарик был глазом самоубийцы, и снова потерял сознание.
Два обморока за четверть часа — дело серьезное. Врач, дежурившая по приемному отделению, осмотрела впечатлительного посетителя и на всякий случай вызвала к нему «скорую помощь».
— Да со мной все нормально! — хорохорился мужчина, сидя на кушетке. — Я домой пойду! Где расписаться, что я от госпитализации отказываюсь?
— «Скорая» приедет — ей и распишитесь, — мудро отвечала врач, не желавшая нести ответственность за возможные последствия.
А к трупу приехала милиция. Осмотр, опросы, протокол… Когда все формальности были окончены и мертвую Часовенную наконец увезли в судебно-медицинский морг, Ксения Дмитриевна, от пережитого утратившая всю свою энергичность, немедленно созвала малый административный совет.
— Что будем делать, коллеги? — спросила она собравшихся заведующих отделениями, обводя их своим «фирменным» тяжелым взглядом исподлобья.
Слово «коллеги» сейчас прозвучало как «калеки».
Калеки переглядывались друг с другом и благоразумно помалкивали. Каждый в глубине души радовался, что это не его проблема, а заведующий отделением обсервации Гвоздев сидел с видом приговоренного к смертной казни.
— Что скажешь, Юрий Палыч? — обратилась к нему хозяйка. — Или думаешь, куда работать пойти? Не думай — у меня подруга в Лыткарино заведует женской консультацией. Попрошу, чтобы тебя к себе взяла, если тебя не посадят. Только окна своего кабинета держи закрытыми на всякий случай, ладно? А то у тебя и там девки начнут в окно сигать…
Из заведующих отделением одного из лучших столичных родильных домов уйти рядовым врачом в подмосковную женскую консультацию — это унизительное понижение. Однако реальная участь Гвоздева могла оказаться еще более печальной. Согласно второму пункту статьи 293 Уголовного кодекса халатность должностного лица, повлекшая по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия, наказывается лишением свободы на срок до пяти лет.
— На первый раз не посадят — условно дадут, — глумливо хмыкнул Гавреченков, у которого с Гвоздевым была взаимная и глубокая личная неприязнь.
Юртаева укоризненно посмотрела на него: неподходящее, мол, время для шуток выбираете, коллега.
— Спасибо, утешил, — поблагодарила Ксения Дмитриевна. — Подумай еще, может, и что умное скажешь?
Умное никому в голову не приходило. Да и что тут говорить? По-любому, как ни поворачивай, оказываются виноваты заведующий отделением и лечащий врач: не сумели своевременно оценить психическое состояние пациентки и не приняли необходимых мер для предотвращения суицида. Допустили халатность? Готовьтесь теперь к возмездию вместе с главным врачом, которая отвечает за все, что происходит в роддоме.
Если бы Часовенная выбросилась из окна своей палаты, то можно было сослаться на отсутствие соответствующего анамнеза вместе с отсутствием симптомов психического заболевания и списать все на острое, внезапно возникшее помрачение сознания… Мол, приняли бы меры, да как тут успеть — пациентка сразу же в окно сиганула.
Однако все портил факт ее побега, да еще из обсервации, где за пациентками положено приглядывать вдвое строже, чтобы они не разносили инфекцию по всему роддому. Халатность персонала налицо: пациентка спокойно ушла из отделения и столь же спокойно выбросилась в окно полутора этажами выше. И пусть у погибшей нет родственников, но зато есть милицейский протокол и есть постановление о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству. Еще придется доказывать, что Часовенная покончила с собой сама, без помощи персонала.
— В принципе возможно и такое… — несмело начал Гвоздев, от волнения в определенной мере утративший способность мыслить логично. — К примеру, ей было назначено УЗИ… На сегодня. И вот по дороге она оттолкнула сопровождающую… нет — соскочила с кресла, на котором ее везли на исследование, и побежала на «пожарную» лестницу…
— Потерпевший сам поскользнулся и упал на мой нож. И так семнадцать раз, — вспомнил старый анекдот Гавреченков.
— Вот именно, — поддержала «хозяйка». — Нескладно все это. И скажи пожалуйста, где ты найдешь дуру, которая согласится выступить в роли сопровождающей?
Гвоздев молча пожал плечами.
— Вот и я о том же. Кто еще желает высказаться?
Желающих не нашлось.
— Рубанова хотела задним числом консультацию психиатра назначить… — снова подал голос заведующий отделением обсервации.
— А ты что? — вскинулась главный врач.
— Я запретил, только хуже ведь наделаем. Тогда сразу же вопрос встанет — почему не обеспечили постоянный надзор?
— Верно, Юрий Павлович. Хоть столько соображаешь. Это радует.
Ксения Дмитриевна встала со своего огромного кресла и, опершись руками на стол, нависла над собравшимися.
— Заведующие! Смотрите за порядком! — призвала она. — Постоянно! Неуклонно! Неустанно! Кроме вас, этого делать некому!
Заведующие молча кивали головами. Порядок — это святое.
— Мне уже полшага до пенсии, — продолжила главный врач, снова усевшись в кресло. — А вам всем — работать и работать. Неужели лагерный медпункт для вас предпочтительнее вашей должности?
Услышав это, многие вздрогнули.
— Ладно. Пойдем проторенным путем. Ты, Юрий Павлович, прямо сейчас катись-ка в поликлинику и возьми больничный с сегодняшнего дня, подчеркиваю — с сегодняшнего! Гипертонический криз тебе и симулировать не придется — он на твоей красной физиономии написан. Понял? Иди! Лечащему врачу не забудь передать от моего имени, что она дура!
Гвоздев встал и, не прощаясь ни с главным врачом, ни с коллегами, вышел быстрым шагом.
Совет главного врача был хорош. Гипертонический криз, во время которого человек далеко не всегда способен правильно оценивать окружающую обстановку, может послужить если не полным, то хотя бы частичным оправданием халатности. Хоть что-то. На безрыбье, как говорится, и русалка — женщина. Лечащий врач виновата лишь в том, что своевременно не распознала у пациентки наклонность к суициду (а как ее распознать?). В том, что пациентка беспрепятственно покинула отделение, прямая вина заведующего. На него всех собак и повесят. Но это если история станет известна — а ведь может и не стать.
После ухода Гвоздева Ксения Дмитриевна около десяти минут «прорабатывала» заведующих, припоминая каждому давние и недавние провинности. Выговорившись, она почувствовала себя гораздо лучше.
— Идите работать! И вот еще — очень прошу не начинать дергать психиатров на консультации ко всем без разбору. Подстраховываться тоже надо с умом.
— Хорошо, — нестройным хором ответили заведующие и поспешили уйти.
«Скорей бы Нижегородова из отпуска вышла», — подумала Ксения Дмитриевна, оставшись в одиночестве. Главный врач недолюбливала свою не в меру ретивую заместительницу по лечебной работе, но ценила ее за деловитость и исполнительность.
Ксения Дмитриевна помассировала виски, пытаясь унять головную боль, но это не помогло; пришлось принять капотен. Давление измерять не стала — и так было ясно, что повышенное: затылок ломило, в ушах стучали звонкие молоточки и было трудно дышать.
Пока таблетка рассасывалась под языком, Ксения Дмитриевна перелистывала пухлую потрепанную записную книжку, прикидывая, к кому из знакомых в окружном УВД уместнее будет обратиться. Определившись, она набрала номер:
— Сергей Владимирович, здравствуйте… Как ваши дела?.. Как дочка? Восьмой месяц уже?.. Господи, как же летит время!.. Помню наш уговор, только к нам, куда же еще!.. Сама пригляжу как за родной, если, конечно, доработаю до этого светлого дня… Да вы уже, наверное, в курсе… Н, да… Кто бы знал. Ох, от вас ухитряются сбежать, от нас, что ли, не убегут… Отвечать это мы всегда, мы для этого и назначены, чтобы отвечать… А по УЗИ кто — внук или внучка?.. Ой, как здорово!.. Елена Андреевна небось ждет не дождется…
