Ирвин Шоу - Матрос с «Бремена» (сборник рассказов)
— Будь ты проклят, Уолтер Купер!
Вторичная закладная
Зазвонил звонок, и я подошел к окну, чтобы посмотреть, кто там.
— Ни в коем случае не вздумай открывать! — крикнул мне отец. — Может, это принесли повестку в суд.
— Кто же разносит повестки по воскресеньям? — напомнил я ему, осторожно раздвигая шторы.
— В любом случае не открывай.
Отец вошел в гостиную. Со сборщиком налогов он не умел обращаться: на него обычно наседали, угрожали, и ему, перепуганному насмерть, приходилось давать самые несбыточные обещания, клятвенно убеждать, что он обязательно заплатит, заплатит очень скоро, но никогда так и не платил. Те снова являлись к нему, и начиналась прежняя сцена, — его поносили на чем свет стоит. Если отец был дома один, то дверь никогда не открывал, даже не интересовался, кто пришел. Просто сидел на кухне с газетой в руках, а колокольчик разрывался прямо у него над головой. Не открывал даже почтальону. Колокольчик звякнул снова.
— Черт бы тебя подрал! — в сердцах выругался я. — Да это какая-то старуха, почтенная леди. По-моему, предлагает что-то на продажу. Можно открыть, ничего страшного.
— Для чего? — спокойно спросил отец. — Что мы можем купить, если у нас нет денег?
Но я все же открыл. Как только я резко отворил дверь, эта маленькая леди ловко, одним прыжком, вскочила в коридор. Руки у нее сильно дрожали — пухленькие, маленькие ручки, без перчаток.
— Меня зовут миссис Шапиро, — отрекомендовалась она, ожидая нашей реакции.
Я ждал, что будет дальше. Она попыталась неловко улыбнуться. Я с суровым видом ждал, что она скажет. У ворот бедняков редко появляются дружески расположенные к ним незнакомцы. Мне было тогда семнадцать, и я уже отлично знал, что, раз забренчал звонок, значит, за дверью стоит представитель либо электрокомпании «Эдисон», либо «Бруклин боро гэз компани», который исполнен решимости немедленно отключить нам электричество или газ.
Миссис Шапиро, ссутулившись, в своем коротеньком, неказистом пальтишке, вошла в комнату.
— У меня есть вторичная закладная, — сообщила она.
Я все молчал, сохраняя строгий вид. Ну вот, еще один враг пожаловал. Умоляющим жестом она протянула свою пухленькую, холодную ручку.
— Нельзя ли поговорить с вашим отцом?
Отец уже давно ретировался на кухню с «Санди таймс» в руках и теперь твердо надеялся, что никакая сила на свете не оторвет его от мирной газетной стихии.
— Пап! — позвал я его.
Услышал, как он тяжело вздохнул, зашелестел газетой, отрываясь от чтения передовицы. Я закрыл за миссис Шапиро дверь. Вошел в комнату отец, протирая тряпочкой стекла очков и неприкрыто жалея, что пришлось покинуть свое надежное пристанище — кухню.
— Пап, это миссис Шапиро, — представил я. — У нее есть вторичная закладная…
— Ну да, совершенно верно, — порывисто подтвердила она.
И в это мгновение будто вся посветлела, — тон у нее был мягкий, она явно была смущена причиненным беспокойством. У нее на чулках, на толстых ножках, спустилось несколько петель, а разбитые туфли много повидали на своем коротком веку.
— Я пришла к вам потому, что…
— Да-да. — Отец, как всегда, строил из себя делового человека, — вечно это демонстрировал перед сборщиками платы по счетам, но тут же утрачивал, стоило им начать привычные угрозы в его адрес. — Да, конечно, минутку. Я позову жену… она куда больше меня знает обо всем этом… Ах… Элен! Элен!
Мать спустилась с лестницы, убирая на ходу волосы.
— Вот — миссис Шапиро, — объявил отец. — У нее есть вторичная закладная…
— Вот как все произошло, — начала миссис Шапиро, подходя поближе к моей матери. — В двадцать девятом году я…
— Не угодно ли вам присесть? — указала мать на стул, бросив ледяной взгляд на отца; губы плотно сжались.
Мать всегда с презрением относилась к отцу, считая его недотепой, особенно когда он оказывался не на высоте и не мог отвадить от дома свидетелей нашей нищеты.
Миссис Шапиро присела на самый кончик стула и чуть подалась вперед, плотно сдвинув коленки.
— Залоговая стоимость вторичной закладной восемьсот долларов, — молвила она.
Мы все сидели молча, не двигаясь с места. Тишина, конечно, действовала на нервы миссис Шапиро, но она все равно продолжала. Когда говорила, ее полные сероватые щеки постоянно дергались.
— Восемьсот долларов — это куча денег!
Мы не стали ее разубеждать.
— В двадцать девятом году, — рассказывала миссис Шапиро, — у меня было восемь тысяч долларов. — И посмотрела на наши лица, пытаясь удостовериться, нет ли на них выражения жалости, зависти или чего-то еще.
Но мы сидели с абсолютно равнодушными лицами, свойственными людям, которые давно привыкли располагать большими деньгами.
— Восемь тысяч долларов! Вы только представьте себе! Я зарабатывала их всю жизнь. У меня была овощная лавка. Вы знаете, овощи — продукт дорогой, скоропортящийся, и всегда найдется конкурент, который норовит продать точно такие куда дешевле, чем вы…
— Да, — согласилась с ней мать. — Овощи сейчас стоят очень дорого. Вчера только мне пришлось заплатить двадцать центов за кочан цветной капусты…
— Ну и для чего ты это сделала? — вмешался отец. — Я, например, не люблю цветную капусту. Обычная капуста, что в ней такого особенного?
— Мой муж, мистер Шапиро, два года умирал от рака. — Миссис Шапиро старалась, по-видимому, заинтересовать нас. — У меня тогда было восемь тысяч долларов. Я страдала ревматизмом, постоянно высокое кровяное давление, и я не могла больше возиться в лавке. — Вновь внимательно оглядела наши лица, надеясь уловить на них хоть каплю сочувствия. — Тогда я сняла восемь тысяч долларов со своего банковского счета и отправилась к мистеру Майеру. Я сказала ему: «Мистер Майер, вы большой человек, у вас превосходная репутация. Я хочу передать вам свои сбережения несчастной вдовы. Не могли бы вы вложить куда-нибудь мои деньги, чтобы я могла спокойно дожить до смерти на свои проценты? Мне много не требуется, мистер Майер, — сказала я ему, — всего несколько долларов в неделю, покуда не умру. Вот и все». — Я так и сказала, — всего несколько долларов.
— Я знаком с Майером, — отреагировал отец. — Сейчас его дела не слишком хороши: его имущество, насколько я знаю, переходит в управление трастовой компании.
— Мистер Майер — самый настоящий мошенник! — страстно выпалила она; ее крепко сжатые на бедрах кулачки дрожали. — Взял мои деньги и пустил их под вторичные закладные. Все восемь тысяч долларов! — Она умолкла, на несколько мгновений утратив, по-видимому, дар речи.
— Видите ли, — начал отец, — сегодня даже первичные закладные никуда не годятся. В наше время вообще ничто уже не годится.
— За последние два года, — жаловалась миссис Шапиро со слезами, выступившими на глазах, — я не получила от него ни пенни из всех восьми тысяч долларов, переведенных во вторичные закладные. — Клочком материи, отдаленно напоминающим носовой платок, она вытерла слезы. — Сколько раз я приходила к мистеру Майеру, а он постоянно твердил одно и то же: «Нужно подождать! Еще подождать!» Сколько можно ждать, я вас спрашиваю? Мне сейчас просто нечего есть, святая правда! Сколько же можно ждать?! — И разрыдалась, чтобы вернее вызвать наше сострадание.
— А теперь мистер Майер не желает даже меня видеть. Когда я прихожу к нему, его клерки говорят, что его нет и неизвестно когда будет. Мои хождения стали совершенно бесцельными. — Опять поток ее красноречия иссяк, и она прибегла к подобию платочка. Потом начала вновь: — Вот я и хожу по домам, где куплены мои вторичные закладные. И все это приличные дома, такие, как у вас: с коврами, шторами, с паровым отоплением, с печкой, — там всегда варится что-нибудь вкусненькое, и приятный запах ударяет в нос, едва открываешь наружную дверь. Ну сколько же можно ждать, скажите на милость? У меня в руках вторичные закладные на такие вот дома, как ваш, а мне нечего есть… — От ее слез платок-тряпочка промок насквозь.
— Прошу вас, пожалуйста, — сквозь слезы говорила она, — дайте мне хоть что-нибудь! Мне не нужны восемьсот долларов, но хоть что-то… Это ведь мои деньги… Теперь у меня никого нет, — на кого мне рассчитывать? Я страдаю ревматизмом, в моей комнате холодно, а мои туфли давно прохудились… У меня нет чулок, и я хожу на босу ногу… Пожалуйста, прошу вас!..
Мы попытались успокоить ее, но все напрасно — слезы у нее лились бурным потоком.
— Пожалуйста, прошу вас, хоть чуточку, совсем немного — сотню долларов! Можно даже пятьдесят. Это же мои деньги…
— Хорошо, миссис Шапиро, — не выдержал отец, — не расстраивайтесь так. Приходите в следующее воскресенье. Постараюсь что-нибудь для вас приготовить…
Горькие слезы мгновенно прекратились.
— О, да благословит вас Бог! — запричитала миссис Шапиро.
