Марианна Грубер - Промежуточная станция
— Георге знал, что в один прекрасный день они клещами вытянут из него признание и он все расскажет, всех предаст, — сказала Мария. — Когда он увидел, что Чужаки вот-вот возьмут над ним верх, он повесился. Он показал, где есть положенный им предел, как раз тогда, когда они были уверены, что властвуют над ним беспредельно.
— Вы тоже ищете для себя этот предел?
Мария взглянула на него.
— Нет, — сказала она. — В данный момент я ничего не ищу.
Поутру Марию разбудила монахиня. Сначала надо было измерить температуру, потом, когда Мария снова задремала, надо было умываться. В третий раз произнеся «доброе утро», она принесла завтрак. За окном растекалась белесая мгла, и Мария представила себе, как блестит от инея трава и гравий на дорожках. Наступила пора, когда утро окрашивается в пастельные тона, густой туман сменяется дымкой, и луга вокруг деревни выглядят бескрайними, так что трудно себе представить, что они где-то кончаются.
Женщина, лежавшая у окна, взглянула на Марию.
— Вас тоже недавно оперировали? — спросила она.
Мария кивнула.
— Да.
— У меня страшные боли. Мне трудно дышать.
— Вы должны дышать глубже, — сказала Мария.
— Да-да, я знаю, иначе может начаться воспаление легких. Просто мне действительно очень больно.
Мария видела, как ветер за окном колышет деревья, на ветвях которых набухали почки. В палате появилась санитарка с судном.
— Осторожней, мне больно, — сказала женщина, когда санитарка стала приподнимать ее.
— Нечего ломаться, — ответила санитарка. — Подтянитесь за эту ручку. — Потом она перешла к Марии. Бросив взгляд на завтрак, к которому Мария не притронулась, она сказала: — В чем дело? Вам нужно есть.
— Да, — ответила Мария. — Потом. — Движения причиняли теперь меньшую боль, чем вчера, вот только чувствовалась сильная усталость. Она снова уснула, потом очнулась, когда санитарка вынула из-под нее судно, и снова провалилась в сон.
Когда она проснулась, в палату падали косые лучи солнца, и незнакомый врач появился, чтобы наложить ей на ногу свежую повязку. Она особенно резко стала ощущать больничные запахи: пахло дезинфекцией и страхом. Процедура была болезненной и утомительной, а врач при этом не проронил ни слова. Он молчал, перевязывая и женщину, занимавшую койку у окна, громко стонавшую и требовавшую дать ей обезболивающее. Только выходя из палаты, он сказал сопровождавшей его сестре:
— Дайте ей что-нибудь успокаивающее.
Потом снова наступила тишина, и Мария рассматривала голую стену напротив, шкаф в углу да два стула, стоявшие у изножий обеих кроватей. Третью койку так и не поставили. Шум из коридора все усиливался. Все время был слышен стук захлопывающихся дверей и звуки торопливых шагов.
— Наконец-то лекарство подействовало, — сказала женщина у окна и со вздохом повернулась на бок. Мария смотрела, как равномерно вздымается и опускается от дыхания ее грудь. Женщина снова уснула.
Неожиданно дверь в палату распахнулась. Мария увидела Терезу, которая вела за руки Изабеллу и Пьера, за ней шел Джон с бледным, осунувшимся лицом. Следом в комнату вошел человек в форме.
— Наконец-то, — произнесла Тереза, переводя дух. — Вот мы и нашли тебя. Это было нелегко. Ты не представляешь себе… — Она зашмыгала носом, а Джон растерянно махнул рукой.
Дети бросились к Марии.
— Ты сильно заболела? — спросил Пьер.
Мария в замешательстве притянула его к себе. Она так ждала детей, а вот теперь не знала, что сказать им. Ей хотелось прижать к себе их маленькие тельца. И ни о чем не думать. И забыть обо всем, что с ней происходило.
— Не очень сильно, — сказала она наконец.
— Мама, вставай, — сказала Изабелла. Она приподняла одеяло и увидела на ноге у Марии толстую повязку.
Мария молча покачала головой и натянула одеяло до подбородка.
— Врач считает, что рана не слишком серьезная. Кто-то пытался перетянуть ногу жгутом, но, на счастье, повязка сползла. — Договорив, Тереза бросила взгляд на детей и сделала движение, которое означало: ногу пришлось бы отнять.
Некоторое время они помолчали, потом Мария сказала:
— Я припоминаю, что пыталась перевязать ногу сама.
— Вы припоминаете это? — Человек в форме подошел поближе. — Полковник Геллерт. Я бы хотел задать вам несколько вопросов. Ваш лечащий врач не возражает, если вы тоже ничего не имеете против.
— Прямо сейчас? — Мария попыталась приподняться и растерянно посмотрела на него.
— Как можно скорее.
Изабелла подвинула одно из кресел к раковине.
— Пить, — сказала она.
— Вы хотите знать, как вышло, что меня ранило на Главной, а нашли в районе предместий? Врач уже спрашивал об этом, но я сама не знаю, как все произошло, — с досадой произнесла Мария. Ей хотелось лишь одного — ощущать близость детей и ни о чем не думать. А потом уснуть и, проснувшись, сказать: «Ничего не было. Просто приснился кошмарный сон, вот и все».
Полковник наконец-то заметил, что он тут лишний.
— Мы можем поговорить позже, — сказал он. — Лучше я подожду в коридоре.
Он вышел, и Пьер сразу прижался к Марии покрепче.
— Ты пойдешь с нами домой?
Мария уткнулась лицом в его волосы. Они пахли травой, а кожа — парным молоком.
— Немного позже, — сказала она.
— Когда?
Изабелла вскарабкалась к ней на постель и попыталась своими ручонками обхватить ее живот. Мария едва не зарыдала. В этой страшной игре дети были безумной попыткой подтвердить реальность того, чего, может быть, вовсе и не существовало. И самое страшное заключалось в том, что им нельзя было сказать правду, что приходилось лгать им и надеяться на то, что когда-нибудь одна ложь зачеркнет другую и она освободится от ответственности за то, что родила своих детей. Может статься, Изабелла и Пьер когда-нибудь смогут понять своего отца. Вот только поможет ли эта запоздалая истина сгладить ущерб от того, что его нет сейчас с ними?
Мария так сильно прижала к себе детей, что у них перехватило дыхание. Они высвободились из объятий и смотрели на нее, широко раскрыв глаза.
— Мне нужно срочно выполнить необходимые формальности, — сказала она и, к удивлению Джона и Терезы, энергично откинула одеяло в сторону.
Кабинет главного врача, куда полковник пригласил Марию для беседы, располагался на четвертом этаже. Здесь было довольно уютно. На окнах висели занавески, которые ветер раздувал, как паруса.
— Я очень благодарен вам, — сказал полковник Геллерт, когда они сели. — Мне известно, что служащие Учреждения не обязаны отвечать на вопросы полиции. В соответствии с этим наш разговор носит частный характер. Однако информация, которую я надеюсь от вас получить, от этого не становится менее ценной.
Он помолчал. Мария смотрела на него безучастно и думала, что ей лучше поменьше говорить и побольше слушать. В комнату бесшумно вошла монахиня и поставила на стол кофе. Полковник дождался, когда она уйдет, потом налил кофе в чашки. Вел он себя очень вежливо, поинтересовался, удобно ли Марии сидеть, не холодно ли ей, попросил ее, чтобы она сразу дала ему знать, если ей станет нехорошо, ведь это всего лишь частная беседа, разве что она сама не пожелает придать ей иной характер.
Мария кивнула и отпила глоток кофе, горячего и крепкого, приятно согревшего изнутри. Снизу до нее доносился голосок Изабеллы и низкий бас Джона. Он спустился с детьми в сад прогуляться.
Когда Мария отставила в сторону чашку, Геллерт сказал:
— Госпожа Савари, если вы не желаете этого, мы не будем говорить с вами о взрыве бомбы. Вероятно, вам нужно время, чтобы прийти в себя после случившегося. Я хочу спросить вас о покойниках, обнаруженных вами в Садовом переулке.
Мария удивленно вскинула глаза.
— Откуда вам это известно?
— Господин Мальбот опознал их в морге, когда… искал там вас. История довольно запутанная. По всей видимости, несколько заинтересованных сторон пытались замять это дело, но для меня крайне важно его раскрыть.
Он коротко повторил все, о чем он узнал от Джона, и спросил Марию, что натолкнуло ее на мысль, что это было убийство.
— А я так говорила? — Она была совершенно подавлена его намерением говорить о тех покойниках. — Я не знаю, — продолжила она с заминкой. — В той ситуации у меня вообще не было сомнений в том, что это убийство.
— Вы видели на телах раны?
— Нет.
— Видели оружие?
— Нет. Но ведь вот так, за здорово живешь, не умирают!
— Пожалуй, — сказал Геллерт с сомнением в голосе. — Вы бы смогли опознать их тела?
Мария растерянным жестом взяла в руки чашку.
— Если это так необходимо.
— Вы у меня единственная свидетельница.
Мария промолчала в ответ.
— Иначе мне не удастся получить разрешение на вскрытие.
