Лебедев Andrew - Проститут
А раньше…
Эх…
Приходили с похмелья в универ, собирались возле расписания аудиторий, что возле деканата, и шли на волю – прогуливать занятия. Разменивать безразмерное молодое здоровье своё.
Шли в пивбар…
В "Пушкарь"…
Или на Невский, сбоку от Казанского, там такой пивбар был с условным подпольным названием "Очки"…
Теперь и пивбаров-то таких уже нет.
И пива такого уже нет.
Сейчас пиво лучше чем тогда было. Нынешним в этом плане повезло. А нынешние куда ходят? Или вообще никуда не ходят? Они, может, и не прогуливают занятий?
Ха!
Говорят про этих молодых, мол, какое поколение хорошее! Все уже на первом-втором курсах уже работают. А на четвертом – пятом все уже разобраны по фирмам.
Знаю, знаю, как они работают.
Особенно девочки.
Передним местом они работают.
И ротиком тоже.
Уже с первого курса.
Ладно.
Надо теплой ряженки попить, да звонить редакционному шоферу Коле, чтобы машину подавал.
2.
Некоторым мужчинам встречаются так называемые роковые женщины, из-за которых разрушаются семьи, ломаются карьеры, проматываются состояния, идут прахом родительские дачи и квартиры…
А некоторым, таким как Бальзамов, наоборот, встречаются женщины, которые делают им карьеры, поднимают их из грязи в князи, щедро наделяют своих любовников богатством.
У Бальзамова таких женщин было три.
Первой была Мама-Люба с питерского телевидения, которая его – желторотого пацана Димку – сразу из универа взяла в редакцию новостей и сделала чуть ли не звездой питерского экрана. Правда потом, разочаровавшись в своем протеже, Мама-Люба едва не загубила ею же созданную карьеру. Но Дима вовремя в Москву убежал.
А уже в Москве встретил он свою вторую сахарную маму.
Эллу Семеновну.
С Эллой Семеновной Бальзамов повел себя куда как осторожнее.
Дима достался второй сахарной маме уже ученым. Опытным в сложных любовно-деловых отношениях.
I've got a woman,
I've got a woman,
She`s good to me,
Oh, yeah!
She gives me money
When I `m in need,
She is a best friend – indeed!
I've got a woman,
I`ve got a woman,
She`s good to me…
Когда спустя столько лет Бальзамов вспоминал теперь Эллу Семеновну, на ум ему приходила мелодия этого блюза и эти строчки циничной негритянской "лирики" Рэя Чарлза…
У меня есть женщина,
У меня есть женщина,
Она добра ко мне,
О да!
Она дает мне деньги,
Когда мне надо,
Она настоящий друг!
У меня есть женщина
Она добра ко мне…
Да, Элла Семеновна была добра к нему. Даже слишком добра.
Это она дала Бальзамову и работу в Москве, и постоянную прописку. И с людьми влиятельными познакомила-свела, сделав Бальзамова своим среди обитателей дач в Усово, Рублёво и Ильинском.
Приезд Бальзамова в Москву и его этакое наивно-простодушное желание просто так,
"с улицы", устроиться на работу на телевидение в Останкино, куда и не каждого-то коренного москвича с протекцией берут!
А этот, наивный… Взял да и приехал в Москву, да без блата, да без звонка от влиятельных людей…
Наивный.
Прямо на том же вокзале, на который прибыла его "Красная стрела", пересел на электричку, доехал до платформы "Останкино", а оттуда пешком. До самого комплекса АСК-1, что на улице Академика Королева.
Пришел и из вестибюля принялся названивать в отдел кадров, чтобы ему пропуск заказали.
Вот там смеху-то было – в отделе кадров!
Кабы молодой наглый парнишка из Питера просился бы на работу дворником, шофером, рабочим-осветителем, декоратором, электриком или грузчиком, его бы, может, и не подняли на смех, а наоборот, тут же взяли бы на работу и даже без прописки.
Потому что рабочие, водители, грузчики и осветители всегда нужны. Но этот же пришел с дипломом Ленинградского Государственного университета и с трудовой книжкой, где была запись – "Ленинградский комитет по телевидению и радиовещанию.
Журналист, ведущий главной редакции информационных программ". И пришел с полным мешком нереализованных амбиций.
– Кем же вы у нас работать собираетесь? – едва сдерживая смех, спросила толстая помощница начальника кадров, когда Дима выложил ей на стол свои документы.
– Ну, журналистом, – поведя плечом, ответил Бальзамов, еще не понимающий, как он влип, – можно не сразу ведущим рубрики, можно для начала и разъездным, типа выездным на события.
Толстая и холёная, благоухающая дорогими духами, помощница начальника кадров бросала веселый взгляд за спину Бальзамова, где возле шкафов с личными делами сидела ее коллега – другая толстая помощница начальника кадров. Бальзамов, к своему счастью не видел, как та, вторая, делает первой многозначительные гримасы и вертит пальцем возле виска, дескать, гляди, какой дурень из Ленинграда приехал, на телевидение с улицы устроиться хочет.
– Ну, журналистом мы вас сейчас взять не можем, – едва не прыская, говорила первая помощница. – Нет свободных вакансий, да и назначения на эти должности делаются только по представлению главных редакторов. А вот разнорабочим или грузчиком мы вам можем предложить… У вас как с московской регистрацией?
И когда до Бальзамова уже начало, наконец, доходить, что здесь его никто всерьез не воспринимает, в комнату вошла дама.
Появление этой дамы вызвало суматоху.
Обе толстые помощницы начальника кадров повскакивали со стульев и принялись чуть ли не кадриль с гопаком плясать вокруг этой дамы.
– Ой, Эллочка, какая ты сегодня красавица! – взахлеб, нестройным, но вдохновенным дуэтом заблеяли обе толстухи. – Какая радость! Элла Семеновна, ты к нам проститься зашла? Мы так скучаем, все время вспоминаем…
Бальзамов повернулся, чтобы тоже поглядеть на даму, вызвавшую такой восторг у кадровичек.
Элла Семеновна была примерно того же возраста, что и обе толстухи и что покинутая Бальзамовым Мама Люба – около сорока лет. Но в отличие от безвкусно разодетых целлюлитных кадровичек, у которых на их сальных мордах были написаны их медицинские диагнозы – диабет, ожирение, гипертония, и рожи которых как бы говорили – жрем-обжираемся тортами, мечтаем похудеть, мужья наши нам не верны, но мы ничего поделать не можем, потому как вечером приходим домой и жрем макароны со свиными сардельками, а потом пьем чаи с тортами, глядим по телеку сериал, жрем зефир в шоколаде, но при этом мечтаем выглядеть, как Наташа Орейра…
Так вот, в отличие от этих двух толстых дур, вошедшая имела гордую осанку и величественный взгляд коронованной особы.
Она мельком глянула на Бальзамова.
Их глаза на какую-то долю секунды встретились.
Элла Семеновна даже не моргнула, но Бальзамов понял, что она его сфотографировала и фотография эта уже лежит на почетной полочке в ее женском мозгу.
– Девочки, я вам тортик принесла, – сказала Элла Семеновна и протянула танцующим вокруг нее кадровичкам характерный картонный параллелепипед. – Это за мое назначение, вы же не были на банкете в "Твин Пиггс".
– Ну что ты, ну что ты, Элла Семеновна! Не стоило разоряться, – блеяли танцующие на цырлах кадровички. – Ты нам лучше расскажи, как тебе работается на новом месте, в "Интер-Медиа-Групп"?
– Ах, ну вы ж понимаете, это совсем иная компания, совсем иная публика и совсем иные деньги, – многозначительно поджав губки, Элла Семеновна кокетливо изобразила усталость. – "Интер-Медиа-Групп" – это же самый большой рекламный бизнес на Москве…
– Да, мы понимаем, мы, конечно, понимаем, – жирные кадровички уже развязывали тесемочки подаренного торта.
– А как сама-то? Как жизнь? – спросила первая толстуха, ухватившая желтую марципанку с самого верха кондитерского украшения.
– Да вот ремонт на даче затеяла. Только молдаване эти, которых мне Вова Райхман подсунул, напортачили… Теперь все переделывать заново надо, – капризно пожаловалась Элла Семеновна.
– Ой, знаю, знаю, что такое ремонт, – сочувственно запричитала та толстуха, у которой рот еще не был набит тортом. – У моей мамы два белоруса в ванной две недели ремонт делали, а что там две недели делать?
– Ну, пойду я, девочки, – подытожила Элла Семеновна.
Дама на секунду задержалась в дверях, еще раз глянула на Бальзамова и многозначительно спросила:
– Кто бы мне порекомендовал хорошего отделочника по плитке, и чтобы с сантехникой тоже ладил? – в мечтательной задумчивости она поглядела поверх голов в окно и пропела: – Красивого такого бы молдаванина, но с руками и главное, с головой. – И уже из коридора, уходя, закончила: – Да где ж такого найдешь?
– А ведь я умею плитку класть, – громко сказал стремительно умнеющий Бальзамов.
– И с сантехникой умею управляться…
Бабы, синхронно чавкая и пожирая бисквитно-кремовый торт, переглянулись.
Потом одна из них медленно вытерла салфеткой толстые пальцы, потом выдернула из пачки стикеров желтую бумажку, написала на ней номер телефона и протянула стикер Бальзамову.
– Вот твой шанс, товарищ из Ленинграда, – сказала кадровичка. – Ты хоть и не молдаванин, но авось нашей Элле Семеновне и сгодишься.
