Джон Апдайк - Бразилия
Тристан вспомнил было о своей бритве, но тут же сообразил, что бритву он с собой не взял. Обычно он держал ее в маленьком кармашке расклешенных джинсов, которые они с Изабель купили в магазине «Полихром», однако сегодня, одеваясь, они решили, что повседневные штаны могут оскорбить мелкобуржуазный вкус брата, и Тристан облачился в свободную шелковую рубашку с накладными манжетами на светло-желтых рукавах, полотняные брюки цвета сливок и ботинки с кисточками на шнурках. Так что бритвы у него не было. Да и как может противостоять бритва против двух пистолетов?
Старший из двоих пистолетчиков, грузный красивый меланхоличный мужчина, который поседел на службе у богачей, махнул вороненым стволом, предлагая им присесть на обитый клетчатой тканью диван у желтой стены, украшенной двумя аляповато раскрашенными гипсовыми попугаями, составляющими одно целое с круглыми гипсовыми рамами. По капризу художника хвосты и клювы попугаев располагались за пределами рамы, как бы спрашивая зрителя: где здесь искусство, а где реальность?
На диване Тристан почувствовал, что Изабель дрожит, словно в горячке любви, когда женщина ставит на кон свою жизнь в момент сексуального самозабвения. Тристан отогнал мысль о том, что из-за этого тела он с самого начала то и дело попадал в трудное и даже опасное положение, и обхватил плечи Изабель, готовый закрыть ее собой, если понадобится. Хотя он тоже дрожал, голова его оставалась необычайно ясной и мысли, словно электрические импульсы, рожденные опасностью, исследовали варианты возможного развития событий. Он сразу понял, что сейчас будут говорить вооруженные люди.
– Не тревожьтесь, друзья мои, – сказал мужчина с благородной сединой в висках и аккуратными седыми усиками. – Мы прибыли сюда только для того, чтобы проводить молодую госпожу в Бразилиа, к ее отцу. Около десяти вечера из Конгоньяса отправляется самолет, у нас еще много времени. Мы уж думали, что вы опоздаете, как того требует нынешняя мода. Давайте выпьем.
– Я плюну в бокал, который предложит мне Иуда, называвшийся моим братом, – сказал Тристан. Обращаясь к Шикиниу, он спросил:
– Чем ты можешь оправдать свое предательство?
Шикиниу пошевелил сложенными на груди руками, будто прогонял мух.
– Эта любовная связь унижает тебя, брат. Ты потерял твердость характера, ты стал изнеженным и лощеным, как мужчина, которого содержит женщина. Лучше предать тебя, чем эту платиновую девочку. Богачи всегда в конце концов возвращаются в свое убежище. Небольшой суммы, обещанной ее семьей за мое сотрудничество, хватит, чтобы оплатить мое образование. Я стану дипломированным инженером-электриком!
Милое обезьянье личико Изабель сморщилось, возмущение и слезы боролись в ней, и все же ее тело рядом с Тристаном неожиданно обмякло. Сокровенные глубины нашего существа рады нашим катастрофам. Ее собственное образование начинало выходить за рамки сексуальных трюков и мыльных опер для домохозяек.
– Как ты узнал о нас? – тихо спросила она Шикиниу. – От Урсулы?
Тристану стало горько за нее: он понял, что, решившись полюбить его совсем не милую мать, Изабель поставила перед собой невероятную по своей извращенности задачу. Любовь к его матери была ее собственным изобретением и первым уязвимым плодом их женитьбы.
– Ах нет, госпожа, – ответил Шикиниу, словно сжалившись над ней. – Наша благословенная мать живет на таком дне, что ей недоступны электроника и средства общения с невидимыми людьми. С тех пор как четырнадцатилетней она догадалась выставить на продажу собственное тело, других дельных мыслей у нее не возникало. Меня предупредил Эвклид, воспользовавшись услугами нашей не слишком надежной почты. Он сообщил, что Тристан прибудет в Сан-Паулу со своим сокровищем. Сначала я ждал, когда же он найдет меня, но перед просторами города он оказался бессильным. Поэтому я сам нашел его. Мне подсказали, что искать нужно в «Отон Паласе», и тамошний клерк с радостью мне помог. Он запомнил вас обоих и просил заверить тебя, что выставил вас не из-за расовых предрассудков, а из уважения к чувствам других гостей, многие из которых приезжают из-за границы, где общество не столь терпимо, как в нашей стране.
– Что будет с Тристаном? – спросила Изабель, затаив от ужаса дыхание. Рот ее приоткрылся, обнажив жемчужные зубы и бархатный язычок. Ее ум, привычный к логике богатства и власти, быстрее Тристана ухватил главную проблему, возникшую его присутствием: если оставить его на свободе, он причинит беспокойство. Тристан может отыскать жену в столице, может попытаться похитить ее или даже – что за чудовищная мысль – обратиться в полицию. Почуяв ее ужас, Тристан понял, что самый надежный способ разлучить их с Изабель – это убить его. Казалось, будто в комнате включили электричество или вдруг разразилась одна из тех страшных бурь, во время которых Сан-Паулу погружается во мрак и все вещи превращаются в собственное негативное изображение: тени становятся белыми, а стены черными. Он увидел вдруг, насколько неслышное присутствие двух пистолетов изменило атмосферу в комнате. Смерть, обычно находившаяся в немыслимой дали, вдруг оказалась совсем рядом, в паре шагов, придавая всей обстановке хрупкость и непрочность бумаги. Контуры комнаты, начиная с темных углов и кончая швами на обивке дивана и шестигранными плитками пола того же цвета, что и кожа Шикиниу, словно стали видны под другим углом зрения. В атмосфере появилась торжественность, разговоры стали мягкими, а самые обычные жесты приобрели величавость движений лунатиков. Полидора принесла поднос с напитками – высокие полупрозрачные бокалы с соком для тех, кто не хотел спиртного, и коктейли из кашасы с соком лайма, сахаром и дробленым льдом для остальных. Изабель взяла коктейль, чтобы утихомирить разбушевавшиеся чувства, а Тристан решил пить сок на тот случай, если вдруг появится возможность принять быстрое решение. Из кухни потянуло запахом тушеной говядины.
Бандит помоложе, у которого не было усов, а виски еще не поседели, успокоил Изабель:
– Он станет моим другом. Сезар проводит молодую госпожу в столицу, а я останусь здесь с молодым человеком, который, естественно, поначалу будет во власти мыслей о мести и спасении возлюбленной. Дом здесь просторный, нам всем здесь будет хорошо – мы останемся на недельку-другую, пока молодая госпожа в целости и сохранности будет водворена под присмотр своего отца. Меня зовут Виргилиу, – с легким поклоном добавил он, обращаясь к парочке на диване, впрочем, не опуская при этом пистолет.
– Господин, у нас двое детей, им же нужно где-то спать, запротестовала Полидора.
– Мадам, вам заплатят.
– Я никогда не вернусь под надзор отца! Я уже взрослая женщина, у меня есть свое место в мире. Вся моя жизнь, с того дня, когда умерла моя мать, прошла без отца: он оставил меня на попечение своего братца! – на одном дыхании выпалила Изабель.
Почуяв скандал, Сезар – старший из бандитов – был вынужден защитить своего нанимателя, а возможно, и всех тех людей, которые, как и он, поседели к середине жизни и по понятным причинам не могли выполнить все то, что требовали от них окружающие.
– Госпожа Изабель, ваш отец – влиятельный человек, который отдал всю свою жизнь управлению страной.
– Так почему же не видно результатов этого управления? Бедняки остаются бедными, а богатые правят с помощью оружия. – Как бы оправдывая предсказания дяди относительно ее радикальных взглядов, Изабель дерзко вскочила и бросила вызов бандитам:
– Почему я должна делать то, что вы мне говорите? Вы не посмеете причинить мне вреда – отец с вас шкуру спустит.
– Это правда, – вежливо согласился Сезар с ней. – Но это не относится к вашему черному другу, вашему мужу, если угодно. Мир не заметит его исчезновения. Его будет не хватать только вам. Смерть вашего мужа останется незамеченной даже во время переписи населения, поскольку он, без сомнения, не зарегистрировался для призыва в армию. А если его вам мало в качестве заложника, подумайте о наших хозяевах, – он показал стволом пистолета на Шикиниу и Полидору, которые готовились подать им обед, – и их детях. Ведь они могут вернуться с прогулки и найти своих родителей мертвыми, и, хотя эти смерти будут замечены, наша полиция не найдет убийц – у нее и так слишком много работы. Не думайте, что эти угрозы – пустая бравада. Реальность все чаще и чаще сводится к статистике, а в такой большой стране, как Бразилия, все мы, здесь присутствующие, для статистики мало что значим.
На этот раз запротестовал Шикиниу:
– Я добровольно предоставил вам сведения, которые вывели вас на след, а вы теперь угрожаете мне смертью.
– Человек, предавший собственного брата, заслуживает смерти, – оборвал его Виргилиу. Обращаясь к Тристану, он добавил, обнажив в приятной улыбке неровные зубы, которые словно танцевали самбу у него во рту:
