Илона Вандич - Туда, где живет счастье
– Надувной матрас. По телевизору сказали: всего сорок девять долларов, и вы в раю. Покупайте прямо сейчас.
Магда рассмеялась.
– Ладно, я его в палатку отнесу, – Андрей многозначительно посмотрел на Магду. – А то спать пора.
– Ага, – кивнула Магда. – Перекусим и на боковую.
Нехитрый ужин занял всего четверть часа. Китайская лапша в одноразовых пакетиках, чай в одноразовых пакетиках... Хорошо хоть убирать после такого ужина нечего: бросил одноразовую посуду в огонь – и дело с концом.
– Ну все, – сказал Андрей, глядя, как корчится в огне комочек пластика, – можно ложиться.
– Да. Неси ребенка.
Куров не поверил своим ушам. Что значит «неси ребенка»? За кого она его считает? Или она настолько лишена предрассудков, что присутствие ребенка ее не смущает? Андрей внимательно посмотрел на Магду.
– Спишь на ходу? – улыбнулась женщина. – Принеси Ваню из машины.
– Знаешь... – запнулся Андрей, – по-моему, Ване и в машине неплохо. Спит как убитый. Пусть спит. А мы с тобой в палатке на матрасе устроимся.
– Еще чего! – возмутилась Магда. – Неси ребенка, кому говорю! Он там скрючен в три погибели!
– И что? Кости молодые, расправятся!
– Перестань ерунду говорить. Он замерзнет. И потом, мы все отлично поместимся. Это же не палатка, а настоящая казарма.
Ах, казарма! Андрей обиделся. Он, значит, старался, устраивал все как лучше, а теперь казарма? Впрочем, может быть, Магда просто не хочет понимать намеков и ждет, когда он скажет прямо?
– Поместиться мы, конечно, поместимся, – согласился Андрей. – Но третий будет лишним.
Магда пристально посмотрела на Андрея – и резко опустила голову. Длинные волосы упали на лицо. Андрей протянул руку, чтобы отвести в сторону белокурые пряди, увидеть глаза Магды, понять, что происходит. Магда резко дернула головой, и пальцы Андрея поймали лишь пустоту.
– Мы с тобой не должны спать... вместе, – тихо выговорила Магда, пряча взгляд.
– Почему?
– Ну... не должны.
– Ничего не понимаю! Как это не должны? Почему не должны? Кому мы с тобой не должны? Ты мне только что пела о большой и вечной любви. Что, любовь прошла?
– А... разве ты меня любишь? – Магда отважилась посмотреть на мужчину.
– Опять двадцать пять! Ты так и будешь мне напоминать о жене? Да пойми ты, чудачка, жена для того и нужна, чтобы с ней спать. Разве нет?
– Но ведь вы много лет не виделись. Забыли друг друга...
– И что? Увиделись – вспомнили. В чем проблема? Подумаешь, один раз переспал с женой. Один раз не считается!
– Мы ведь тоже давно не виделись, – продолжала Магда, словно не слышала слов Андрея, – забыли друг друга. Теперь увиделись и вспомнили. А получается, что и наша встреча не считается. Да?
– Елки-моталки! – взорвался Куров. – Какая целомудренность, ты только подумай! С женой я спал! Можно подумать, в этом причина. Да не в Галке дело, а в тебе! Ты просто Неверову своему изменять не хочешь. Боишься! – Андрей замолчал на мгновение, чтобы перевести дыхание, и вдруг его осенило: – Нет, не боишься, а именно не хочешь! Старая дружба, предательство... Слова-то какие красивые! Такими только и врать. Одному врешь, другому врешь! У тебя уже души нет, одно вранье осталось! Думаешь, я дурак, все равно ничего не увижу? А, что с тобой разговаривать... – обида быстро выплеснулась, Андрей замолчал и пошел к машине.
А что еще делать? Уговаривать, упрашивать? А смысл? Раз не хочет, значит, и не будет ничего. Не силой же ее заставлять...
Андрей чувствовал спиной взгляд Магды, пока шел к машине, открывал заднюю дверь, вынимал спящего ребенка и на руках нес в палатку. Даже странно на самом деле, что мальчик так долго спит. Хотя, говорят, после сильного стресса такое случается. Небось мальчишка и в самом деле психанул. В первый раз от маминой юбки оторвали. Ничего, проспится – сговорчивее будет.
Куров уложил Ваню в палатке и вернулся к костру.
– Ты платок уронил, – сухо сказала Магда.
– Какой платок? – не понял Андрей.
Вместо ответа Магда поднялась и отошла от костра. Куров обернулся. В самом деле, на траве возле машины валялся платок, которым Магда укрыла мальчика, когда села в машину. И теперь, подняв платок, вместо того чтобы вернуться к костру, Магда направилась к палатке, забралась внутрь и вышла уже без платка. Все ясно – заботится о мальчике. Интересно, если бы она узнала, что в дорожном мешке Курова лежат запасные носки сына, стала бы она проверять ноги мальчика?
Магда вернулась к костру, молча села на соседний с Андреем пенек и уставилась в костер. Андрей ждал, когда она заговорит. Но Магда молчала. И тогда, думая, что спрашивает у себя, он неожиданно произнес вслух:
– Знаешь, ты стала совсем другой. Я ничего не знаю о тебе. Как жила, с кем была, что было... Зачем ты появилась в моей жизни? Зачем, а?
Магда молчала.
Глава четвертая
Пляж – это не обязательно длинные ряды обгорающих под южным солнцем тел, море, выходящее из берегов от обилия купающихся, и песок, смешанный с персиковыми и виноградными косточками. Пляж может быть и другим: синим-синим, до самого горизонта моря. Волны с шепотом подбегают к берегу. И белый песок, что выгорел на солнце, как волосы девочки.
Она сидит на большом плоском камне и неумело, по-детски, пытается курить. Рядом с ней – ее сверстник, загорелый до черноты и курит по-настоящему, как взрослые. А когда столбик пепла на тонкой сигарете становится совсем коротким, мальчик отбрасывает сигарету в море и обнимает девочку. Девочка вскидывает голову, в ее глазах – простое любопытство. Но когда она открывает рот, чтобы спросить, что все это значит, мальчик целует ее в губы, тоже по-взрослому. Девочка отстраняется, и тогда мальчик ложится на спину, закидывает руки за голову и смотрит в небо, ярко-голубое, как глаза девочки. И девочка ложится рядом, с наслаждением вытягивает длинные ноги, а потом приподнимается на локте и с сочувствием спрашивает:
– Как мама, Андрюша?
– Врач говорит, что лучше. То есть мне говорит, что лучше, а тете Нине, что шансов нет. Я подслушал.
– Бедный... – девочка гладит мальчика по голове, и ее губы дрожат, как бывает, когда нельзя плакать, даже если хочется.
– Она в сознание так и не пришла, – тихо говорит мальчик.
– А папа? Тебя к нему пускают?
– Конечно, пускают. У него в изоляторе сержант знакомый. Я ему сигареты передал.
– А он... – девочка прикусывает губу, не зная, как продолжить, но потом решается, – а твой папа сказал, зачем это сделал?
– Знал бы – сказал. Что он может сказать? Думаешь, он хотел ее убить? Он просто пьяный был, ничего не помнит. Треснул по башке, и все. На свидании плакал, спрашивал, как она...
– Волнуется?
– Ну да, – зло ответил мальчик, – он волнуется только за свою шкуру. Если мама выживет, ему меньше дадут.
– Ужасно! А с тобой что будет?
– Что и со всеми. В интернат отправят.
– А когда?
– Пока документы не оформляют. Мама ведь живая. Когда... – мальчик замолкает, потому что он все еще мальчик, несмотря на то что умеет курить и целоваться, и как всем мальчикам ему не хочется верить, что его мама умрет.
– А у тебя больше никого нет? – тихо спрашивает девочка.
– Бабушка есть в Глебске. Но она инвалид. Сказали, опекунство ей не светит.
– А ты переселяйся к нам, – вдруг оживилась девочка, – а что? Будем жить вместе, как брат и сестра. У меня диван в комнате стоит. Когда родственники приезжают в гости, всегда на моем диване спят...
– Ты думаешь, что говоришь? А родители?
– А что родители? – не понимает девочка.
Мальчик долго смотрит в небо, перед тем как ответить.
– Нет, не хочу.
– Почему?
– Потому что я не родственник. Думаешь, твои родители сильно обрадуются, да? Твои родители приличные люди. Отец – подполковник, его в гарнизоне все знают. А мама твоя вообще главная офицерша.
– Не главная офицерша, – смеется девочка, – а председатель комитета комиссарских жен.
– Вот видишь. А я кто? Еще украду чего-нибудь...
– А если они тебя не примут, я вместе с тобой уеду, – с вызовом говорит девочка и заглядывает в глаза мальчику. – Можно, Андрюш?
– Куда ты со мной уедешь? В интернат? Или к бабушке? Ладно... Мама ведь еще пока живая.
– Андрюша, я не хочу, чтобы ты уезжал, – говорит вдруг девочка и крепко обнимает мальчика, прижимается к его груди. – Я люблю тебя, Андрюша...
Куров открыл глаза. Вот она, эта девочка. Все те же ярко-голубые глаза, все те же волосы, словно выгоревшие на солнце. Только она уже никогда не скажет тех слов.
И вдруг, будто прочитав его мысли, Магда сорвалась с места, села рядом и прижалась к груди. Совсем как тогда, сто лет назад, когда они были детьми.
– Сколько нам тогда было? – шепотом спросила Магда.
– Двенадцать, – серьезно ответил Андрей. – Слишком давно это было, Магда. Мы были детьми и ничего не понимали.
– Чего не понимали?
