Сюльви Кекконен - Амалия
Ноябрьский вечер уже превратился в ночь, когда Амалия со своим Воронком наконец сворачивает на дорогу к дому. Точно два огромных фонаря, встречают ее освещенные окна избы Ийккала. Это Антти зажег лампу. Впервые за долгие годы Амалия, возвращаясь домой, видит свет в своих окнах. Амалия останавливается, чтобы посмотреть на это новое, странное зрелище, и треплет Воронка по шее. Узнает ли конь свою старую конюшню? Ведь он и хозяйку едва узнал.
9
Антти уже вырос, и ему пришла пора поступать в конфирмационную школу. По целым неделям он живет у тетушки Ийды, готовится, штудирует катехизис под ее присмотром. Тетушка больна ишиасом, а ее пуговичная торговля идет хуже, чем когда бы то ни было. Правда, хромая Сельма спешит со всех ног в лавочку каждый раз, когда зазвонит колокольчик у двери, но это редко оказываются покупатели. Торговый склад в последнее время почти без присмотра. Тетушка насилу передвигается, да и дышит с трудом. Целыми днями сидит она в качалке, вяжет чулок или читает Ветхий завет, время от времени снимая очки и вздыхая. Хромая Сельма принесет тетушке лекарство, смажет ей линиментом ногу, бедро и спину, спросит о самочувствии больной и запричитает. Антти с удивлением наблюдает за женщинами и безуспешно пытается сосредоточиться на своем катехизисе. Тетушка только и говорит, что о вере. Молча, как и его мать, слушает Антти тетушкины речи.
Амалия совсем не похожа на тетушку Ийду, никогда не говорит она ни о своих болезнях, ни о делах веры, да и не болеет никогда. Правда, Антти слышал песнопения матери, но она поет, только когда никого нет рядом или по крайней мере когда ей кажется, что она совсем одна. Но, чуть заслышав приближение людей, она сразу перестает петь. Антти уже давно понял, что когда мать поет, она и сама не замечает этого, как, вероятно, не знает шмель, что он гудит на лету. Антти даже рассмешило сравнение матери с толстым шмелем: она ведь длинная и худая, как жердь. Тетушка в своей полосатой коричневой шерстяной кофте скорей похожа на большого надувшегося шмеля. Только деловитая хлопотливость матери напоминает мальчику полосатого ворчуна,
Антти сидит в тетушкиной гостиной, погрузившись в мягкое кресло. Изучение катехизиса идет туго. Вот он уже, кажется, все понял и почти запомнил, но необычный, странный порядок слов сбивает его, и опять приходится повторять, перечитывать и переучивать.
Открывается дверь: тетушка сама принесла Антти послеобеденный кофе. Антти вскакивает, он смущен. В Ийккала мать всегда звала его к столу, и они вместе пили кофе в избе; а здесь он уже привык пить кофе с хромой Седьмой на кухне. Тетушка смотрит весело и говорит:
— Отпустил, отпустил меня этот ишиас, совсем отпустил на сегодня. Я пришла пить кофе с тобой. Расскажи, как вы там живете в Ийккала, ты и Амалия?
— Мы с мамой работаем. Вечерами читаем, иногда слушаем радио, тогда мама шьет или расчесывает шерсть, а я выпиливаю.
— Значит, и ты работаешь по дереву? У твоего дедушки были золотые руки. И Амалию я никогда не видала без дела. Худо, когда приходят болезни и уже не можешь навещать родственников.
Тетушка вздыхает, и Антти испуганно вздрагивает. Мальчик думает, что она пришла к нему рассказывать о своих болезнях. А для него одно мучение слушать о немощах, болях и ломотах. Тетушка допивает свою чашку и спрашивает:
— Рассказывала ли тебе мать когда-нибудь о твоей бабушке?
— Кое-что мама рассказывала, но я не знаю, тетушка, что вы имеете в виду.
— Дело в том, Антти, что ты лицом необычайно похож на мою покойную сестру, и я поневоле, глядя на тебя, вспоминаю покойную Амалию-мать. В молодости был у нее бурный характер. Однажды она даже решила отправиться в море... Потом вдруг захотела учиться на садовника, чтобы здесь, в стране льда и снега, выращивать южные растения — пальмы и лотосы... Морские путешественники во времена нашего детства заезжали к нам и рассказывали всякие истории. Они и вскружили голову моей сестре. Бывало, она смеется, а потом вдруг заплачет. Бог знает, что бы с нею сталось, если бы еще в молодости она не пришла к вере.
Тетушка Ийда умолкла. Теперь она сидит и кивает головой, словно вновь перебирает в памяти все причины девичьих слез и смеха своей покойной сестры. Антти не может вымолвить ни слова. Ему непонятно, зачем тетушка рассказывает ему такое о бабушке. А старушка, видимо, угадывает мысли мальчика и говорит:
— Я ведь это к тому говорю, чтобы ты тоже знал, какая в тебе кровь. Старое хочет помочь молодому.
Тетушка подымается с кресла и ковыляет, унося поднос. Чашки на подносе дрожат, словно и они старушки.
Затем домой приходит дядюшка Ээверт, как зовет его вся родня. Он высокий и худощавый, говорит быстро. Нос у дядюшки красный, а волосы совсем седые. О дядином носе Антти слышал немало толков. Антти знает, что дядю Ээверта все в Такамаа называют «винным носом», но ни от кого никогда не слышал он, чтобы дядя когда-нибудь буянил в пьяном виде или вел себя неразумно.
Антти редко видел дядюшку и прежде, до поступления в конфирмационную школу. Теперь он с удивлением замечает, что дядя дома только и делает, что лежит. Если он не спит на большой кровати в спальне, то валяется в столовой на диване.
Дядя замечает, с каким недоумением и отчуждением смотрит на него мальчик. Он начинает поддразнивать Антти:
— Разве ты не хотел бы стать барином?
— Как барином? — удивляется Антти.
— Ну, так, чтобы лежать на кровати и плевать в потолок.
— Разве признак барина в том, что он плюет в потолок, а не на пол?
Дядюшка Ээверт смеется и приподымается, опираясь на локоть. Он вглядывается в мальчика, затем говорит, словно подзадоривая его:
— Ладно, пусть господа сами придумывают себе отличительные признаки, что нам до них! Пойдем, Антти, со мной по лесу бродить. Покажу я тебе все лесные чудеса: куропаток, лисиц и рысей, медвежьи берлоги и лисьи норы. Увидишь росомаху и оленя, кабана и выдру!
— Не отбивай ты сына у Амалии, —вступается тетушка.
— Да уж как-нибудь Ийккала не развалится, если парень побродит со мною. Я буду Антти платить жалованье и заботиться стану о нем как о родном.
— Отобьешь, отобьешь ты парня у матери, — предостерегает тетушка.
— Ну, Амалия ведь, кажется, не такая безумная мать, чтобы стала привязывать сына веревкой к ножке своей кровати. Надо же молодому человеку мир посмотреть. Когда женится, это будет гораздо труднее, — настаивает дядя.
Тетушка ничего не говорит, только качалка дрожит под нею, словно хочет что-то возразить.
Антти слушает молча перепалку тетушки с дядей. Для него самого до сих пор было совершенно ясно, что после конфирмационной школы он должен пойти на практику в крупное имение, а потом поступить в сельскохозяйственный институт. Сам ли он так решил или мать с дядей Пааво решили за него, этого Антти не сумеет сказать. Но, во всяком случае, теперь ему было бы интересно узнать, что думает мать о предложении дядюшки Ээверта. Мальчику хотелось бы увидеть мир, но отказаться от прежних планов — это слишком серьезно. Он не может решать это самостоятельно. Жизнь в больших имениях совсем не то что в Такамаа, где Ийккала считается одним из самых зажиточных домов, хотя пахотной земли там немногим больше десяти гектаров. Да и дядя Пааво пишет, что уже нашел Антти подходящее место для практики.
Но у Антти есть время для размышлений. Он должен поговорить обо всем с матерью и с дядей Пааво.
10
Уже две недели, как Амалия совсем одна. Антти пробудет у тетушки еще столько же. Изба Ийккала даже к вечеру выглядит так, словно ее только что прибрали. Нет сапог и носков, брошенных у печки, ни ножей и стамесок на скамейке, ни стружек на полу. Половики не сбиты с места, инструмент убран в шкаф. Антти сам смастерил этот шкаф для инструментов и других своих вещей. Но на этом и кончилась его забота о порядке... В сетке, подвешенной к потолку, где сохнет репчатый лук, слышится его слабое потрескивание. Маятник стенных часов мерно качается, стрелки, подрагивая, отмеривают на циферблате с розами уходящее время. И бывает же такая тишина!
Амалия работает за ткацким станком у окна, выходящего на запад. Из окна она видит сбросившую листья березу, а за березой — ели. Синица клюет баранье сало из прикрепленной к окну кормушки. Давно уже Амалия не слышала птичьего пения. Она знает, что не услышит его теперь долго, до тех пор, пока птицы не почувствуют приближения весны. Но еще до того, как запоют птицы, Амалия хочет соткать холст на платье. Станок стучит, от ниток летит пушок, на пол сыплются кусочки льняной костры. Пушистая пыль попадает в рот и щекочет в носу. Амалия чувствует, что задыхается от пыли и от однообразия жизни.
А радио молчит уже много дней. Насколько она понимает, батареи вроде в порядке, но ящик почему-то нем — не говорит и не поет. Наверно, механизм окончательно испортился. Уже дважды радио отвозили в город ремонтировать — больше Амалия не пошлет. Да ведь оно долго продержалось: еще до того, как попало в Ийккала, сообщало оно мировые новости семейству Пааво. Лучше купить новый приемник, послать за ним сына в город: пусть он научится и по городу ходить. Антти посоветуется с Пааво, чтобы не ошибиться при покупке. Интерес Амалии к технике не идет дальше сельскохозяйственных машин.
