Константин Шеметов - Ослик Иисуса Христа
«Авантюрист и слабоумный», – подумала Ингрид. Пожалуй, она так и назвала бы этот фрагмент с качелями из Осликовой картины. Да что и говорить: и Борис Березовский, и Нельсон Мандела (с его многострадальными африканцами) представляли собой явно промежуточный продукт эволюции и, безусловно, в начальной своей стадии. Неизвестно также, куда приведёт эта эволюция.
Качели (ещё один образ итерации) – вот единственное, что более-менее верно отражает сущностный механизм развития. Стоит добавить: качели с Березовским и Манделой были частью детской площадки, где резвились детишки всех наций и вероисповеданий. Вокруг копошились их родители, то мирно беседуя, то воинственно огрызаясь, демонстрируя при этом и умные лица, и злобный оскал, а подчас и то и другое вместе. «Что ж поделать, – разумно заметила Ренар. – Люди с умными лицами тоже бывают дураками».
В целом же она была обескуражена. Выходит, все эти годы Ослик по меньшей мере думал о ней, а там – как знать – может и любил её. Любил по-настоящему (а не как, скажем, Дейл Арьес – безработный художник и мотылёк, разбившийся о фонарь). Любовь на расстоянии, как известно, наиболее долгая. Не зря Фредерик Бегбедер даже не рассматривал её в нашумевшем романе сорокалетней давности («Любовь живёт три года»).
В любом случае она намерена как можно скорей повидаться с Осликом или хотя бы поговорить с ним. «Авантюрист и слабоумный», – мелькнула мысль (Ингрид была «авантюристом», а Ослик «слабоумным»). Они заочно катались на качелях и делились планами на будущее в окружении безумцев всех наций и вероисповеданий.
Ближе к вечеру Ренар позвонила ему на мобильный и он тут же ответил:
– Слушаю, Ослик.
– Здравствуйте, Генри. Это Ингрид Ренар, галерея Tate. Вон та труба через реку, помните?
– Помню, – ответил Ослик.
Он действительно помнил. Помнил не то слово. Труба Bankside Power Station высотой в 99 метров уже сама по себе была произведением искусства, а знакомство с Ренар и подавно. Тепловая электростанция построена в 1963 году по проекту Сэра Джайлса Гилберта Скотта (Sir Giles Gilbert Scott, 1880–1960, знаменитый дизайнер и архитектор), но уже в 1981-м закрылась из-за повышения цен на топливо. Галерея современного искусства, размещённая позже в Bankside Power Station, оказалась как видно куда более рентабельной.
И всё же само сооружение не может не впечатлять. Впечатляло оно и Ослика. Людям вообще свойственно впечатляться, а уж тем более связывать своё впечатление с обстоятельствами, включая любовь (и так далее). В этой связи сознание Генри неразрывно соединяло образ Ренар с образом «вон той трубы через реку, помните?».
– Помню, – ответил Ослик и засмущался. – Здравствуйте, Ингрид, – чуть помедлив и словно очнувшись от долгого сна, произнёс он. – Как поживаете?
– Как поживаю? – Ингрид мысленно улыбнулась (Ослик и вправду не от мира сего). – До вашей «посылки» без проблем, но теперь и не знаю. Начала читать рукопись. Вы сумасшедший?
– А вы как думаете?
– Думаю нет. Хотите, встретимся?
– Хочу.
Олдос Луазье уже сообщил ему о вчерашнем разговоре с Ингрид, так что Генри не удивился звонку. Он догадывался, что Ингрид по-любому дозвонится и предложит встречу. Хотел ли он увидеть её? Безусловно хотел. Хотел и прекрасно знал, о чём они будут говорить. Ингрид тоже хотела, но в отличие от Ослика понятия не имела, что скажет ему. Она хотела и одновременно опасалась этой встречи, предвидя роль слушателя. Уж Ослику есть что порассказать, не сомневалась она.
– Хочу, но не сегодня, – извинился Ослик. – Сегодня я не в Лондоне. Как насчёт завтра? Завтра вечером, к примеру в десять. Любое кафе на ваш выбор.
Ингрид не спешила с ответом. Она предполагала нечто подобное, но кафе подождёт, рассуждала она.
– Что если там же, где и в первый раз? На набережной, помните?
– И как тогда, вы придёте с «Джеком» или как там его, – рассмеялся Ослик.
– Нет, конечно. Я не замужем, если вы об этом.
Ослик и сам знал, что не замужем. Честно говоря, он стеснялся даже думать о браке. Не то чтобы он недооценивал брак, но странно – по его наблюдениям, люди, состоящие в браке, не казались ему счастливыми. В лучшем случае они испытывали взаимную привязанность, в худшем – ненавидели друг друга и всё же терпели.
– Ингрид, не бойтесь меня, – Генри осторожно подбирал слова. – И вообще ничего не бойтесь. По моим расчетам, Апофис пролетит мимо, а вас ожидает вполне счастливое будущее.
Счастливое будущее?
Вот уж чего она не ждёт – так это перемен. О счастливом будущем надо было думать раньше. Теперь же, вне зависимости от космических объектов, Ингрид рассчитывала лишь продлить настоящее, избежать потрясений и быстро умереть – без боли и страдания.
– Хорошие новости, – ответила она.
– Тогда до встречи, – казалось, Ослику всё нипочём. Будто начался проливной дождь, а он смеялся и перепрыгивал лужи. – До встречи, Ингрид.
– До встречи, Генри.
Нет, он и правда не в себе. Ингрид выключила трубку и задумалась. Она вдруг представила ослика Иисуса Христа, но не в каноническом изложении Евангелия (покорный ослик при въезде в Иерусалим), а как если бы он и впрямь весело скакал, перепрыгивая лужи и радуясь жизни. Более того, ослик лучился волшебным светом, а Иисуса трясло и он ждал не дождался, как бы поскорей соскочить на землю. Соскочив наконец на землю (Святую землю), Иисус перекрестился, а Ингрид сперва усмехнулась, а там и вовсе залилась безудержным смехом. Смехом искренним и умным, словно «робкое обещание спасения», как сказал бы Милан Кундера в какой-нибудь из своих книг.
VII. Волшебство одиночества
Прошлое – это то, что привело к нашему возникновению; будущее – это то, что мы создаём сегодня.
(Джулиан Барнс, «Нечего бояться»)Вдохновившись любовью к Ингрид, и уже меньше чем через месяц после приключения у Святого Павла Ослик предпринял свою первую поездку в Россию.
На что он рассчитывал?
Во-первых, повидать Марка и Собаку Софи, а заодно посмотреть, как вытащить их из дурдома. Задача не из лёгких, и он не строил иллюзий. «Хотя бы начать, – убеждал себя Генри, – ведь и крокодил не сразу стал крокодилом».
Кстати о крокодилах. Ослик то и дело возвращался к своей модели, и вот что волновало его: что если крокодил, борясь со смертью, на каком-то этапе своей эволюции охладеет чувствами? Ладно бы охладеет, а то и вовсе утратит способность испытывать чувства. Сначала рептилия потеряет интерес к друзьям, затем к любимой и наконец к самому себе. Согласно Сомерсету Моэму это было бы «величайшей трагедией жизни» («Подводя итоги»), а допустить такое не хотелось бы.
Во-вторых, посетив Россию, Ослик рассчитывал на новые впечатления. Теоретически он вполне представлял себе тамошний режим и издевательства над людьми, но всё же надеялся на положительные перемены: зря, что ли, столько народу томится по тюрьмам и несмотря ни на что продолжает сопротивление.
По сути, Генри тоже сопротивлялся, хотя и ясно, что преследовал куда меньшую цель (набраться страху, как мы знаем). Он надеялся, что это как-то поможет ему, а как – лишь догадывался. Конечно, он не хотел становиться крокодилом, но и пингвином быть не хотел.
Между тем, с пингвинами тоже непросто.
В соответствии с классификацией животных, они считались птицами, хоть и давно уже не летали. Зато пингвины прекрасно плавали и Ослик находил в этом определённую надежду. Смотрите, что получается: не выдержав конкурентной борьбы в воздухе, пингвины (узники совести) решили попытать счастья в воде. На той же территории (в той же стране), при тех же порядках (право сильного, закон джунглей) и с теми же традициями (Россия – лучше всех).
Нет, не подумайте, в воде пингвинам тоже не мёд: их ест кто ни попадя, а некоторые их виды уже сегодня занесены в Международную Красную книгу. Тем не менее, угроз под водой значительно меньше, чем в воздухе, и для птиц это существенное облегчение. Так или иначе, пингвины приспособились. Они и до сих пор демонстрируют небывалую силу характера (в РФ меньше 1 % оправдательных приговоров), отстаивая свои права на достойную жизнь. «Так что, как знать, может в будущем эти прекрасные птицы и в самом деле добьются заветной цели. Пусть бы даже и поменяв среду обитания, – рассуждал Ослик, – какая к чёрту разница, как вы добиваетесь своих прав?»
В отличие от Джулиана Барнса Генри не считал приспособляемость сомнительным качеством. К тому же Ослик рассматривал умение приспособиться (а в РФ – тем более) неотъемлемой частью земного колорита. Для начала, полагал он, надо выжить, а уж потом добиваться счастья: справедливости, прав человека или любви. Кому чего, короче. Хорошо бы впоследствии и крокодила съесть. Съесть его не помешало бы. Пока пингвин не съест крокодила (хотя бы разок), пингвину не позавидуешь: у него не будет популярности, а без неё он вряд ли добьётся честных выборов.
