KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Борис Левандовский - Что-то в дожде

Борис Левандовский - Что-то в дожде

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Борис Левандовский, "Что-то в дожде" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– Ты любишь болтать?

– Нет, – я затряс головой. – Конечно, нет.

– Ладно. Видел. Несколько раз. Вообще-то его многие тоже видели, те, кто здесь долго. Но об этом никто не любит трепаться. Может, если тоже его увидишь, поймешь.

Незаметно мы подошли к нашему корпусу. Большинство ребят уже вернулись из школы, обогнав нас по дороге.

– Слушай, – я повернулся к Ренату в дверях. – А взрослые? Они что… ничего не делают?

– Не знаю. Наверное, не могут. Или до них чего-то не доходит, – ответил он, и мы вошли внутрь.

* * *

Примерно за час до наступления времени ужинать я пришел в столовую, чтобы достать из буфета свой пакет с горсткой оставшихся у меня леденцов. Светлая память о шоколадных конфетах, исчезнувших еще в первый день, меня перестала тревожить уже давно, и я довольствовался тем, что имел, подъедая «мятные» с «театральными». Обычно желание закинуть в рот что-нибудь сладенького давало знать ближе к вечеру.

Едва переступив порог столовой, я сразу понял, что происходит что-то необычное. Здесь были еще трое: Андрей с Тарасом стояли у буфета перед тихо плачущим Сашей. Точнее, это он стоял перед ними; под носом размазалась кровь, а у ног на полу валялся чей-то смятый целлофановый пакет с конфетами.

– Ты этому в своем приюте научился? – вопрошал Андрей, когда я вошел. – У вас там, может, и привыкли тырить друг у друга, но здесь не интернат.

– За что вы его бьете? – спросил я, подходя к ним. Впрочем, и так ясно. Вот кто значит – конфетный вор.

Андрей совершенно никак не отреагировал на мое появление, продолжая нависать над всхлипывающим супостатом, а Тарас обронил:

– Не лезь, малый, – и для вескости толкнул в плечо, так, что я едва не пропахал носом пол до самой двери столовой. Будь на моем месте кто-нибудь вроде Игоря, парню пришлось бы приделать еще один карман на штанах – между ног, чтобы ему было в чем таскать с собой яйца и пересчитывать каждые полчаса. Но меня, семилетнего, под горячую руку мог обидеть почти каждый.

Я вышел из столовой и остановился у двери, осмысливая увиденное и прислушиваясь, что происходит за ней. Нет, я не держал зла на Саню (и, наверное, не только потому, что он был сиротой из детдома), хотя тот успел покопаться и в моем кульке. И даже почувствовал к нему нечто похожее на жалость, когда его вывели из столовой плачущего с двумя расцветающими «фонарями». Ровно по одному под каждым глазом.

– Ты что-то хочешь сказать? – спросил Андрей, заметив меня. – Он ведь и у тебя украл, правда?

Я только пожал плечами и ушел в палату. Мне и вправду нечего было сказать. Вовсе не из-за того, что меня тоже могли поколотить. Просто какая-то часть во мне была солидарна с ними, что Саня заслужил свое наказание – воровать плохо. Особенно если можно попросить. Много чего изменилось, но я и сейчас так считаю.

* * *

В пятницу с самого утра я находился в приподнятом настроении. И на то имелась конкретная причина – сегодня вечером за мной должен был приехать Дима, чтобы забрать домой на выходные. Первая (и более всего запомнившаяся) треть моего срока в «Спутнике» почти завершилась.

Поскольку по пятницам не велось школьных занятий, то по окончании «тихого часа» я улучшил момент для небольшой прогулки в окрестностях бездействовавшей в это время года части территории пионерского лагеря. Иногда мы с ребятами прогуливались здесь вместе; в компанию входили только «наши», без «фуфла», как говориться. Но сегодня, похоже, ни у кого не было соответствующего настроения для гуляния (а за некоторыми родители явились сразу же после обеда). И я решил отправиться один.

Я надел свою синюю болоньевую курточку с капюшоном и, стараясь лишний раз не мозолить глаза медсестрам, вышел на улицу. В нескольких шагах за третьим, процедурным, корпусом начиналась асфальтовая дорожка с разметкой, сделанной белой краской, отмеряющей расстояние каждые сто метров от жирной поперечной полосы с надписью СТАРТ. Летом здесь проводились беговые соревнования на разные дистанции; дорожка, как я уже знал, тянулась ровно на километр и заканчивалась такой же белой широкой полосой со словом ФИНИШ. Разметка кое-где истерлась, но различалась вполне отчетливо на темном влажном асфальте.

Сто метров… двести… Мне нравилось ходить по этой дорожке, нравилось знать точно, насколько я удалился от санатория. «Целых пятьсот метров, – думал я, – это же полкилометра!» А сегодня нравилось вдвойне, потому что я проделывал этот путь сам. И, похоже, поблизости не было ни одной живой души. Это мне тоже нравилось.

Триста…

Слева метрах в сорока от меня тянулся сосновый бор, дышащий легким ароматом осенней хвои, а справа, впереди рядом с отметкой «700», начиналось большое футбольное поле с воротами без сетки, которую, вероятно, сняли после завершения летнего сезона. Я уже мог различить пунктирные очертания десятка простых скамеек, вкопанных в землю вдоль поля, что исполняли роль трибун. Само поле сейчас имело грязно-коричневый цвет с островками пожухлой травы; у ворот и в центре поблескивали лужи, выдавая все ямки и неровности.

Пятьсот…

Стал накрапывать дождь. Я натянул капюшон поверх вязаной шапочки, чтобы не вымокнуть под обманчиво редкими каплями, и слегка замедлил шаг, раздумывая, не стоит ли все же вернуться назад. Тут я напомнил себе, что очень скоро за мной приедет Дима, и уже этой ночью я буду засыпать в своей постели дома, а потом проведу еще два дня до вечера воскресенья, – вновь почувствовал себя счастливым и потопал дальше.

Восемьсот…

Я споткнулся от неожиданности, заметив сидящую на скамейке фигуру у самой кромки в конце футбольного поля. Странно, что я не видел никого раньше. Но человек, казалось, сидит здесь уже давно, глядя в противоположную от меня сторону. Нас разделяло шагов тридцать-сорок.

Пока я, продолжая двигаться по инерции, размышлял, а не стоит ли мне в действительности повернуть назад, как я думал недавно, чтобы не проходить мимо… мужчина повернул голову и посмотрел на меня.

– Папа?! – ноги сами понесли меня к скамейке. Отец, немного грустно улыбаясь, смотрел на меня, словно давно ожидал здесь и уже почти не надеялся, что я приду. На нем был слегка выцветший бутылочного оттенка плащ, который я столько раз видел на вешалке дома и который теперь узнал, на голове темно-синий берет…

Только как он здесь очутился? Насколько мне было известно, отец сейчас должен был находиться ужасно далеко, в нескольких тысячах километров от Львова, на Крайнем севере. Может, вернулся по каким-то делам? И… решил меня навестить в «Спутнике», узнав, что я здесь? Значит, он приходил или звонил нам домой, и мама сказала ему… Но раз так, что он делает в таком месте? Почему же прямо не…

Мысли мгновенно проносились у меня в голове, пока я шел к скамейке.

И еще кое-что не давало мне покоя, но я никак не мог понять, что именно. Что-то важное, связанное… со мной, так?

Наконец я остановился перед скамейкой, удивленно глядя на отца и ощущая легкое головокружение от растерянности.

– Здравствуй, Юра, – сказал он.

– Папа… – если у меня и оставались какие-то сомнения, что я мог обознаться, то теперь рассеялись окончательно. И еще я поймал себя на мысли, как непривычно видеть отца таким трезвым.

Случись наша встреча несколько по-иному, я бы мог лишь порадоваться этому обстоятельству. Но сейчас я испытывал лишь внезапную неловкость и смутное беспокойство. А еще, говоря по правде, нарастающий страх от какой-то вопиющей неправильности происходящего.

– Ты снова болел, Юра, и теперь тут, – сказал отец. – Это плохо.

– Да… Ведь я теперь хожу в школу, много пропущу, – кивнул я, намеренно ускользая взглядом от его глаз, чтобы не встречаться с ними.

– Ты рад, что я пришел?

Я снова кивнул головой, хотя вовсе не был уверен, что чувство, которое я сейчас испытывал, можно назвать радостью, и стал внимательно разглядывать мокрую землю под ногами, тыча в нее носком ботинка так, будто это самое важное занятие в моей жизни.

– Я скучал по тебе. А ты? – спросил отец. Я наконец посмотрел на него прямо и улыбнулся. Как-то само собой вышло.

Дети очень часто не могут объясниться словами или постичь устройства вещей, но зато всегда безошибочно улавливают, когда им лгут и то, что на языке взрослых зовется отсутствием рациональной логики. Недостаток последней они переносят куда легче своих родителей, они умеют принимать обстоятельства в почти любом виде, – наша встреча у безлюдного футбольного поля в конце длинной беговой дорожки уже не казалась мне такой странной, как еще всего полминуты назад. Я просто принял это: папа здесь, и значит, так оно должно быть, а насчет всяких там объяснений… значит, и они существуют тоже, вот и все.

Однако не до конца, нет, оставалось что-то еще, теребящее в глубине. Возможно, это как-то связано с самой важной проблемой – той, что важнее всех остальных.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*