Сергей Петров - Менты и люди
Слава хлопнул ладонью по выключателю, завалился на кровать, ткнул носком ботинка в красную кнопку телевизора.
На экране появились поле, трактор и Борис Николаевич Ельцин в окружении крестьян. Президент держал в ладони картофелину и восхвалял её.
— Наш, — скрежетал президент, — картофель… Его, когда сваришь… попробовать приятно… А их, европейский, понимаешь, ешь, а он как из пластмассы…
«Завтра, — подумал Генка, — будет понедельник. Явлюсь в управление. Напишу рапорт. Может, мы возьмём их прямо здесь, тёпленькими. Предотвращение тяжкого преступления, два гастролёра-рецидивиста. Я даже знаю, как назовут эту операцию. Её назовут „Сакко и Ванцетти“!».
Слава начал подхрапывать. Генка тоже решился прилечь. Он растянулся на кровати, зажмурился, и всё куда-то полетело. Какие-то искры, круги. Четыре стакана, один по сто пятьдесят, три — по сто. Фактически без закуски.
Генка попытался заснуть, но не смог, мутило. И тогда он открыл глаза. Он увидел, что комната залита лунным светом. Ему показалось это восхитительным. Комната стала неожиданно длинной, будто уходила в ночное небо. Захотелось встать и пройти по этой лунной дорожке. Кого он там встретит, интересно? Вдруг, он встретит там Бога?
Словно приглашая Генку в путь, открылась балконная дверь. Он даже приподнялся на локте, но Бог не предстал перед его взором. Скорее, наоборот — Генка увидал дьявола. Или его подручного.
В проёме появился Пескарь. Несостоявшийся вор в законе, он стоял крепко, не шатаясь, заслоняя собой лунный свет.
— Слышь, — прохрипел он, — журналист! А чья это рубаха ментовская на балконе висит?
То, что называется молодость
Я сижу в сортире и читаю
«Роллинг Стоун»,
Венечка на кухне
Разливает самогон
(М. Науменко «Пригородный блюз»)— А теперь внимание!
Баронов как всегда грозен. Михаил Дмитриевич Баронов. Товарищ полковник. Начальник 4-го курса Омской высшей школы милиции, он пытается вразумить личный состав.
— Вчера вам дали стипендию!
Кулак его поднимается над головой.
— Не вздумайте её пропить! Чтобы потом я не слышал, что у вас кончились деньги, и вы вынуждены… идти в подземный переход в рваных джинсах… и петь там песни!
По рядам лекционного зала прокатывается хохот.
— Отставить смех! Такой случай уже имел место!
Баронов прав. Было. Именно поэтому Фил и Майк не ржут вместе со всеми, а сдержанно улыбаются.
Они — слушатели Омской вышки. Не курсанты, а слушатели, слушаки.
Слушаки учатся четыре года. Гнобят их, в отличие от курсантов военных училищ только на первом курсе. Они стоят дневальными у тумбочек. С остервенением очищают сортиры от нечистот. Гнут спины на хозработах, спектр которых чрезвычайно широк: от строительства тира до кастрации кабанов — членов подсобного хозяйства.
А потом наступает курс второй. Количество нарядов резко сокращается. Хозработы исчезают. Желающих жить вне казармы отпускают по квартирам. И жизнь слушаков фактически превращается в студентческую. Многие, внезапно такой свободой опьяненные, бросаются во все тяжкие. В лучшем случае они дерутся на дискотеках и курят траву. В худшем — пополняют ряды местного криминалитета или ширяются опием.
У Фила с Майком другой наркотик. Имя ему — БЛЮЗ.
В их комнате, в общаге мединститута, имеется старенькая гитара. Её струны терзаемы каждый божий день. Настоящая боевая подруга, она присутствовала во всех тусовочных местах омского андеграунда, видала лучшие панорамы Иртыша под кронами сосен и раскалялась от жара костров. Гитаре впору выписать почетную грамоту, но, увы, ей уготовлена иная участь. Очень скоро она будет убита, ибо наши герои собираются отдать дань блюз-роковым традициям, расколотив её. Об пол, о стены, о что угодно. Они давно вынашивают этот план, и подруга, наверное, уже в курсе.
Но пока они вместе. Везде. Даже в подземном переходе у кинотеатра имени В. В. Маяковского, именно о нем в своей речи упомянул сеньор Баронов. С рваными джинсами он, конечно, перегнул, рваные джинсы изобразило его бурное воображение, но во всём остальном начальник курса, безусловно, прав.
В тот день парни возвращались с какого-то квартирника. Естественно, были поддаты. Это не могло не сподвигнуть на взять и сыграть.
Они и спели-то всего-ничего — минут тридцать, но этого оказалось достаточно, чтобы быть замеченными проходившим мимо Хромовым. Хромов был преподом, читал им курс «Этика и эстетика в деятельности ОВД». Навесные полки в его кабинете вот-вот должны были рухнуть под тяжестью кассет Ace of Bace, Кая Метова, групп Нэнси, На-На и прочего фуфло-попса девяностых.
— Представляете, Михаил Дмитриевич, иду я по подземному переходу, а там стоят Ваши ребята, на гитаре играют, поют… Нет, я конечно же, всё понимаю, — творчество, желание быть оригинальными, отличными от всех. Но-о-о… они же — сотрудники милиции. Люди в погонах, так сказать… — таким, наверное, был его монолог.
А Баронов, по всей видимости, кивал. И отрывисто рявкал.
— Разберёмся!.. Обязательно разберёмся!
Но это формальное рявканье, показное. Он давно уже махнул на выходки парней рукой. Скоро эти клоуны выпустятся, — разумно полагает Баронов, — наберётся новый курс, а уж там я такого не допущу.
— Не делайте из МВД цирк, — периодически советует друзьям Михаил Дмитриевич, — и вы будете великими людьми!
Однако Филу и Майку чуждо людское величие. Поэтому цирк делается из всего окружающего пространства.
Вот и сейчас, покинув курсовое собрание, они подходят к автобусной остановке с явным намерением осуществить какую-нибудь пакость. Останавливается автобус № 36. Майк надевает на нос темные солнечные очки. Фил аккуратно берет его под локоть, и друзья проходят в салон. Пассажиры расступаются, освобождая путь к сидячим местам. Ребята останавливаются около двух девушек в спортивных костюмах. Развалившись на сидениях, девицы грызут кедровые орешки. Сплевывая шкурки на пол, они шепчутся о чем-то сокровенном и в полный голос ржут.
— Как вам не стыдно, девушки, — укоризненно говорит Фил.
Леди настораживаются.
— Слепой человек, инвалид. А вы сидите и ржёте…
Дальнейшей критики не требуется. Девицы освобождают места. Обе. Хотя Фил, согласно распределению ролей, отнюдь не инвалид. Парни устраиваются на сидениях поудобнее, россыпи кедровых шкурок хрустят под каблуками их «казаков».
— Чо попало, — негодует одна из девиц.
— Ну, — соглашается другая.
Майк снимает очки, кладет их в нагрудный карман джинсовки и разворачивает журнал «Fuzze». Тормоза скрипят, гармошечные двери хлопают.
— Чо попало! — доносится до парней уже с остановки.
Автобус газует и уносит друзей в центр. Под огромным мостом бурлит Иртыш. Взор радуют постройки сталинских, а то и николаевских времён. Шпиль башни на Проспекте Маркса заставляет думать только о возвышенном.
При повороте на проспект Фил протягиваем Майку руку.
— Ты всё-таки пойдёшь к ней?
— Пойду.
Майк укоризненно смотрит на приятеля. Ему не нравится его любовная история. Она пошла и, самое главное, однобока.
Её зовут Юля. Стильная, высокая, ценительница «битлов» и «роллингов», она свела Фила с ума.
Да, Майк согласен, мало кто из здешних девиц понимает толк в той музыке, которую они любят, которой они живут. Но разве это повод терять голову?
Майк уверен: он хорошо знает женщин. По его классификации Юля относится к категории увлекающихся и интересующихся. Она даже даст ради интереса, но когда секрет будет открыт, носитель его станет Юле безразличен.
Поэтому совершенно напрасно Фил удивляется, что его трамвай, беззаботно странствовавший по рельсам любви, внезапно остановился. Гуляния, гости. Он к ней, она — к ним, и вдруг… Очнись, Фил! Посмотри в окно, прочитай название остановки. Остановка называется «Динамо»!
Он ей звонит, а она не может с ним разговаривать. Приглашает на какой-то сейшн, а она «устала от всего этого». Обожаемый её мамой, он попадает к ним в дом и в очередной раз понимает, что приперся сюда зря. Объект воздыхания сидит на тахте в полнейшей прострации.
— В чём дело? — Фил теряет лицо моментально. — Юля! Что не так?
— Не зна-аю, — еле слышно произносит та и вводит его в ступор своим безразличным взглядом.
Фил провалиться сквозь землю готов из-за этого «не знаю».
Майку жаль его. Искренне жаль. Ведь она его не любит — вот в чем причина. А Фил всё хочет разобраться. В чём? Зачем?
— Общежитие! — прерывает размышления Майка петушиный крик кондуктора.
Общежитие мединститута, где обитают друзья, базируется в районе Нефтяники. Здесь нет красивых сталинских или николаевских построек. Здесь унылые хрущёбы, грязь по колено осенью и весной и обилие угрюмых субъектов в норковых кепках и спортивных штанах. Они кучкуются вблизи остановок с неизменными «чупа-чупсами» в зубах и тоскуют по острым ощущениям. Майку часто хочется дать им в дыню и притащить в ближайший участок, подбросив чек «черняшки» в карман. Но силы неравны, а «черняшки» у Майка не имеется.
