Мартин Винклер - Женский хор
— Кто сказал, что вы меня не обманываете? Что говорите все это не для того, чтобы просто оставить меня здесь, чтобы я вкалывала за вас? Кто сказал, что в конце вы не откажетесь засвидетельствовать мой семестр? Кто сказал, что я могу вам доверять?
Я думала, что он потеряет терпение, вознесет руки к небу, обратится к своим богам, твердо поставит меня на место и обругает, но он разнял руки, положил ладони на бедра и устало покачал головой:
— Вы правы. Я не могу вам дать никакой гарантии. — Он поднялся и засунул руки в карманы халата. — Я попрошу Коллино найти вам назначение в другое место.
Он повернулся ко мне спиной и направился к двери. Я вскочила:
— Почему вы это делаете?
Уже положив ладонь на ручку двери, он удивленно обернулся:
— Что именно?
— Почему не пытаетесь…
Я поколебалась, ведь точно не знала, что хочу сказать. Он завершил фразу вместо меня:
— Сделать так, чтобы последнее слово осталось за мной? Убедить вас, угрожать, обругать вас?
— Да.
Он вздохнул:
— Мне очень жаль, я слишком устал, чтобы вам это объяснять.
Тогда терпение потеряла я:
— Но я хочу понять!
Он широко улыбнулся, как кот в «Алисе в Стране чудес». И эта улыбка оказалась заразительной. Я с трудом сдерживала себя, чтобы не улыбнуться, и поняла, что он это заметил.
— Все зависит только от вас.
У меня на мгновение пропал дар речи, а потом я сказала:
— Неделя?
— Неделя. Вы будете делать все, что я скажу. В обмен на это…
— Я могу озвучивать любую критику, которая у меня появится?
— Любую.
— И потом, если я не захочу здесь оставаться, я обрету свободу?
Он помолчал долю секунду и сказал:
— Что бы ни случилось, вы получите свободу.
Я покачала головой. Мне говорили, что он всегда держит слово.
— Хорошо. Что вы хотите, чтобы я делала?
Он указал на тетрадь в линейку, которую я положила на стол:
— Продолжайте писать свое сочинение.
И он вышел, чтобы позвать следующую пациентку.
Время чаепития
Врачи, которые хотят власти, делают все, чтобы ее добиться.
Те, кто хочет лечить, делают все, чтобы от нее удалиться.
Весь день до вечера я усердно записывала все подряд. У меня всегда была исключительная память, но столько всего нужно было запомнить, а я практически разучилась писать (вот что происходит, когда только и делаешь что стучишь по клавиатуре) и боялась упустить важные вещи. Я хотела показать ему, что все вижу, что у меня тысяча замечаний касательно его поведения, которое я всегда считала сомнительным… Ну, по крайней мере, довольно часто.
Последняя утренняя пациентка вышла из кабинета в половине второго дня. Консультации должны были возобновиться через час. Карма предложил мне пойти с ним пообедать в интернат, но я отказалась. Он не стал настаивать, и я осталась в кабинете, чтобы записать все, что увидела и услышала, но прежде всего чтобы снабдить все это своими комментариями.
Когда я снова услышала его голос (он обращался к Алине), было уже без четверти три, а я все писала. Он зашел посмотреть, что я делаю. Я остановилась и сказала, что готова. Я не хотела, чтобы он подумал, что я не справляюсь.
Каждый раз, когда он выходил за новой пациенткой, я стояла у входа в кабинет и улыбалась. Он представлял меня женщине и спрашивал у нее, разрешает ли она мне присутствовать на консультации, добавляя, что я буду делать записи, но что ее частной жизни ничто не угрожает. И что, само собой, она может в любой момент попросить меня выйти.
Но ни одна из женщин этого не сделала.
Когда консультации закончились, он спросил, не хочу ли я сходить домой и прийти сюда позже, чтобы подвести итог дня. Я посмотрела на часы. Было шесть вечера. У последней пациентки встреча была назначена на половину пятого. Она вошла в кабинет в четверть шестого, и он продержал ее сорок пять минут. Я отпросилась у него на минутку, вышла и включила мобильный. Ни одного эсэмэс, но три голосовых сообщения. Раздраженная и уставшая, я их выслушала. Первое — от подруги, Доминик: Как дела на новой службе, дорогая? Второе — от моего преподавателя, который приглашал в гости. Третье сообщение оставила Матильда Матис, местный представитель фармацевтической компании «WOPharma»: предлагала мне опробовать эндоскоп, который она представила несколько месяцев назад акушерам-гинекологам частных клиник Турмана, и спросила, как продвигается мой анализ клинического исследования. Как же она меня бесит. Анализ никак не продвигался. В папке была сотня дел, и я их еще не открывала, я подумала, что времени достаточно, первое собрание презентации состоится… не знаю когда, но я узнаю об этом за несколько дней.
К счастью, меня расстроило вовсе не сообщение Матильды. Меня вывело из себя то, что он ни разу не позвонил. Что-то подсказывало мне, что и в электронном ящике я его писем не найду.
Стиснув зубы, я вернулась в кабинет Кармы. Он как раз снимал халат и надевал жилет. Неужели он думал, что я позволю ему вот так уйти?
— Хорошо. Давайте сейчас же все обсудим.
Он посмотрел на меня:
— Ладно. Но скоро придет уборщица, она убирает все отделение. Давайте поищем для нашей беседы другое место.
Он протянул мне мой плащ, надел свой, достал из шкафа кожаный портфель, из которого выглядывал поясок из белой ткани, и вышел, не сказав ни слова.
Он открыл стеклянную дверь, спустился по внешней лестнице, пошел по аллее к новому зданию кубической формы в сотнях метров от акушерской клиники, рядом с больницей. Он шел очень быстро, я едва за ним поспевала.
Войдя в холл, он достал связку ключей, открыл дверь на первом этаже и впустил меня в свою квартиру.
В гостиной я увидела небольшой диван, кресло, телевизионный экран формата 16:9 и низкий столик. Стены от пола до потолка были заставлены книгами и DVD. На полу валялись груды книг, журналов, видеокассет. На диване лежала гитара с порванной струной.
— Я сделаю чай. Вы будете?
Я посмотрела в сторону кухни. Я ожидала, что она окажется такой же заваленной, как и гостиная, но она выглядела так, как будто ее отмывали несколько часов и теперь она сверкала.
Он налил воду в электрический чайник. Я сняла плащ и заметила, что забыла снять халат, а сумку оставила в шкафу. Но я подумала: Черт, это ведь совсем неважно.
— Да, спасибо. Я хотела бы… помыть руки.
— Вторая дверь налево.
Выходя из ванной комнаты, я невольно заглянула в спальню. Она была убрана, кровать заправлена. Может быть, его мать живет этажом выше?
Нет, это невозможно. Это здание относится к интернату, в нем живут интерны на службе УГЦ, реже — практиканты, которые часто приезжают, когда у них еще нет жилья. Я уже несколько раз жила здесь в одной из комнат, но и не догадывалась о существовании этой квартиры на первом этаже. В принципе, Карма не должен был здесь жить.
Когда я вернулась в гостиную, он ставил на низкий столик поднос.
— Устраивайтесь, — сказал он, указав на кресло.
На кресле лежали две стопки DVD-дисков, «Анатомия страсти», «Urgences»[15], «Клиника», «Primary Care»[16]…
— Вы смотрите медицинские сериалы? — удивленно спросила я.
— Да. Я узнал из них много интересного. А вы?
Я отодвинула DVD в сторону, чтобы сесть, и указала на красную обложку, на которой было написано «Доктор Хаус».
— Я как-то начала смотреть этот сериал, но он меня бесил и… Потому что это он заставлял меня его смотреть, повторяя, что во многих эпизодах речь идет о половой неоднозначности, мозаицизме и обо всем, что касается операций, но я не хочу об этом говорить, так что, пожалуйста, не настаивайте..
С большого подноса он перенес на стол чайник, две большие чашки в цветочек и тарелку с восточными сладостями.
А, поняла! Он гей…
— Чай, чашки в цветочек, восточные сладости… Если я при этом не гей…
Он что, читает мои мысли?
Я покраснела до ушей, и он рассмеялся.
— Садитесь, прошу вас, — сказал он, указывая на кресло, затем осторожно взял гитару, поставил ее на металлический штатив в углу комнаты, уселся на диван и разлил чай по чашкам. — Сахар? Молоко? Лимон?
— Нет, спасибо. Я… мне очень жаль, я не хотела.
— Чего именно?
— Быть невежливой.
— Подумав, что я — гей? Это не невежливость. Это просто ошибка. И это не имеет никакого значения.
— Но как вы…
— Узнал, что вы об этом подумали? Я этого не знал. Я каждый раз так шучу, когда подаю чай на этот столик. Но по вашей реакции я понял, что такая мысль приходила вам в голову…
Что он за человек?
