Артур Хейли - Перегрузка
Кроме того, ввод в эксплуатацию новой электростанции в Тунипе позволил бы компании закрыть несколько старых электростанций, работающих на мазуте. А это, в свою очередь, значительно снизило бы зависимость от импорта нефти и привело бы к существенной экономии средств уже в самом ближайшем будущем.
С точки зрения логики возражать против строительства электростанции в Тунипе было невозможно. Однако, как свидетельствовал опыт всех компаний, обслуживающих население, логика в таких случаях не самое главное, равно как и принципы возрастающего общественного благополучия. Здесь брала верх горстка убежденных противников идей, при этом никого не волновало, что ими руководило — сомнительные доводы или элементарное невежество. Они с беспардонной изощренностью применяли процедурные проволочки, чтобы замотать проект, подобный «Тунипе», и в итоге окончательно его угробить.
Те, кто решительно противился расширению генерирующих мощностей по производству электроэнергии, успешно реализовывали третий закон Паркинсона: отсрочка — это самая убийственная форма отказа.
— У кого-нибудь есть еще вопросы? — спросил Эрик Хэмфри.
Кое-кто из сидевших за столом уже начал убирать свои бумаги в папки, считая, что совещание близится к завершению.
— Да, есть, — проговорила Тереза ван Бэрен, подавшись вперед. — Совсем маленькое дополнение.
Все присутствующие повернулись к этой невысокой пухленькой женщине, ведавшей контактами со средствами массовой информации. Обычно растрепанные волосы Терезы ван Бэрен сегодня были более или менее прибраны, словно подчеркивая значимость происходящего события. Вместе с тем она, как обычно, была одета в один из своих мятых льняных костюмов.
— Выкрутить руки губернатору, как вы собираетесь, Эрик, это о’кей. Перетянуть кое-кого на нашу сторону в Капитолии — тоже неплохо, — проговорила Тереза. — Я — за. Но этого недостаточно. Даже совсем недостаточно для достижения того, что мы хотим. И вот почему. — Ван Бэрен сделала паузу, а затем нагнулась, достала две газеты и разложила их на столе, вокруг которого расположились участники совещания. — Вот это сегодняшний вечерний выпуск «Калифорния экзэминер», мне прислали его сигнальный экземпляр, а это — утренний выпуск «Кроникл Уэст», который вы все наверняка уже успели просмотреть. Я внимательно пролистала обе газеты — в них ни слова нет об отключении электроэнергии на прошлой неделе. Нам известно, что только в первый день эта новость преподносилась как самая главная, день спустя она воспринималась как второстепенная, после чего о ней уже вообще не вспоминали. То же самое можно сказать и о других средствах массовой информации.
— Ну и что тут особенного? — не удержался Рей Паулсен. — Появляется новая информация. А люди теряют интерес к старым новостям.
— Они теряют интерес, потому что никто не поддерживает в них этого интереса. Там, — ван Бэрен описала рукой полукруг, как бы обозначив весь необъятный мир за пределами конференц-зала, — вон там не без влияния СМИ публика воспринимает отключение электроэнергии как преходящее, мимолетное явление. И почти никого не волнуют долговременные последствия таких перебоев в подаче электроэнергии, они уже не за горами, кому-кому, а нам это доподлинно известно — резкое снижение жизненного уровня, вынужденные перестройки в промышленности, катастрофический рост безработицы. И ничто не изменит такое положение вещей, основанное на общем неведении, если мы сами ничего не предпримем, чтобы оно изменилось.
— А как можно заставить людей о чем-то задуматься? — спросила ее Шарлет Андерхилл, исполнительный вице-президент компании по финансам, вторая после Терезы ван Бэрен женщина за столом.
— Я вам объясню, — подключился к разговору Ним Голдман, стукнув карандашом по столу. — Один из таких способов — во всеуслышание говорить правду, называть вещи своими именами и ни в коем случае не отступать. В общем, не скрывать правду, сообщать о ней четко, внятно и возможно чаще.
— Иными словами, вам хотелось бы мелькать на экране телевизора не два, а четыре раза в неделю? — насмешливо заметил Рей Паулсен.
Ним никак не прореагировал на это замечание и продолжил:
— В нашей компании мы должны взять за правило постоянно провозглашать то, что известно каждому сидящему за этим столом. На прошлой неделе наша предельная нагрузка составила двадцать два миллиона киловатт, а годовая потребность вырастает на один миллион киловатт. Значит, если так пойдет дальше, уже через три года наши резервы окажутся минимальными, а через четыре их не останется вовсе. Как же тогда справиться с надвигающейся проблемой? Да никак. Ведь даже дураку ясно, чего нам ждать. Через три года каждый жаркий день будет отмечен отключениями, а через шесть лет каждый летний день придется сидеть без электричества. Нам нужно построить еще несколько новых электростанций. Мы должны разъяснить общественности, с чем мы столкнемся, если их не построим.
Воцарившееся молчание нарушила ван Бэрен.
— Мы-то все знаем: каждое только что прозвучавшее слово — истинная правда. Так почему же тогда не донести ее до всех? Тем более что на следующей неделе представится такая возможность. Во вторник Ним приглашен участвовать в телевизионной шоу-программе «Добрый вечер», у которой высокий зрительский рейтинг.
— Как жалко, что на тот вечер у меня намечены другие дела, — пробурчал Паулсен.
— Я совсем не уверена, что нам надо действовать столь прямолинейно, — заметила Шарлет Андерхилл. — Вряд ли стоит напоминать присутствующим, что нами уже подана заявка на увеличение тарифа на электроэнергию и сейчас она рассматривается. И вообще, мы остро нуждаемся в дополнительных доходах! И я не хочу, чтобы наши шансы оказались под ударом.
— Откровенность лишь улучшит наши шансы, — заметила ван Бэрен.
— Вовсе в этом не уверена, — покачала головой вице-президент по финансам. — А еще я считаю, с заявлением, которое мы сейчас обсуждаем, должен выступать, если мы так решили, президент компании.
— Позвольте мне одну ремарку, — мягко вклинился в разговор Эрик Хэмфри. — Мне предложили выступить в шоу-программе «Добрый вечер», но я решил поручить это Ниму. Мне кажется, он весьма успешно справляется с такими поручениями.
— Ним проделает это куда успешнее, — заметила вице-президент по связям со СМИ, — если мы дадим ему карт-бланш, чтобы честно рассказать об ожидающих нас жутких аномалиях, вместо того чтобы настаивать на проведении умеренной линии, как мы это обычно делаем.
— И все же я сторонник умеренной линии. — Таково было мнение еще одного ветерана — Фрейзера Фентона, который носил титул президента, хотя основной сферой его деятельности было использование газа на предприятиях компании. Это был сухопарый, лысеющий, аскетичного вида человек. — Не все мы, Тесс, разделяем ваши мрачные прогнозы на будущее. Я вот уже тридцать четыре года тружусь в компании, за это время пришлось иметь дело с разными сложными проблемами, которые возникали, а потом разрешались. Думаю, мы так или иначе решим и эту проблему с нехваткой мощностей…
— Каким же образом? — перебил его Ним Голдман.
— Позвольте мне закончить, — сказал Фентон. — И еще пару слов насчет оппозиции. В данный момент мы действительно сталкиваемся с организованным противодействием всему тому, что мы стараемся реализовать, будь то строительство новых электростанций, увеличение тарифов на электроэнергию или скромное повышение дивидендов для наших акционеров. Но я убежден, что по большей части это — сопротивление нашим планам и охота за наживой — со временем пройдет. Это ведь мода, а мода недолговечна. Постепенно причастные к этому круги выдохнутся, и как только это случится, все вернется на круги своя, когда наша компания и ей подобные действовали, как им заблагорассудится. Вот почему я считаю, что нам следует придерживаться умеренной линии, чтобы без нужды не будоражить людей и не возбуждать антагонистических настроений.
— Я разделяю эти взгляды, — заметил Стюарт Айно.
— Я тоже, — добавил Рей Паулсен.
Ним встретился взглядом с Терезой ван Бэрен и понял, что их мысли совпадают. В таком бизнесе, как предоставление платных услуг населению, Фрейзер Фентон, Айно, Паулсен и многие другие принадлежали к иному поколению, которое сделало карьеру в не столь суровые времена и теперь никак не желало признать, что те времена ушли безвозвратно. Эти люди в большинстве своем ссылались исключительно на собственный возраст и, продвигаясь по служебной лестнице, так и не узнали, что такое жесткая, а временами и смертельная конкуренция, ставшая привычным делом в других отраслях промышленности. Личное благополучие Фрейзера Фентона и иже с ним стало для них священной коровой. Им совсем не надо было отправляться на поиски какой-то чаши Грааля, поэтому своим собственным бытием они противились тому, что, на их взгляд, могло нарушить их жизненные устои.
