Дмитрий Липскеров - Всякий капитан - примадонна
Он был в полном сознании, когда пошел ко дну. Перебитый позвоночник обездвижил его тело, он хотел было вдохнуть в себя воду, чтобы покончить с мучениями, но, парализованный, и этого сделать не смог — так с открытым ртом и шел ко дну. До смерти ему оставалось примерно три минуты, и он успел подумать о том, что поход в Антарктику все же был авантюрой… Непонятно, зачем он жил, какое наследие оставил… Мудак! Абсолютный мудак!.. Потом он вспомнил детей и представил, как мучительно будет Птичик переживать его смерть… А еще ему показалось, что сквозь толщу морской воды с ночного неба на него смотрит Божий лик. И лик этот женский, похожий на Алину…
До смерти оставалось двадцать секунд, когда странного вида большая рыба подплыла к Нестору и отщипнула от его бедра здоровенный кусок плоти.
«И сожрали», — подумал он за секунду до смерти. А еще через мгновение его мозг погас, как отработанная лампа, и Нестор Сафронов умер.
Game over!
Глава 5
Ты можешь стать кем хочешь, — сообщил гранит.
— Знаю.
— Собачкой или птичкой…
— Да. Я могу быть и тем и другим одновременно.
— И чем хочешь можешь стать.
— Как это?
— Неодушевленным предметом…
— Зачем?
— Можно узнать, как ощущает себя пуля, попавшая в человеческое сердце. Стань пулей, пронзившей собственное сердце! Можешь попробовать стать мною.
— Интересно…
— А я о чем!
— Твоими идеями я пользоваться не стану, сам сгенерирую!
— Конечно! Я это только для примера, малыш…
— Сам что делаешь, дядя? В кого превращаешься?
— Я?.. Как тебе объяснить… Ну представь, что я и созвездие Лебедя и одновременно все звезды и галактики. А еще я метеоритный дождь и с тобой в то же время разговариваю…
— Серьезно!
— Забавляюсь.
— От скуки?
— Скуки не существует, как и времени!
— Ну как же! Время есть! Если ты метеоритный дождь, падающий на планету? Начало дождя и падение его в атмосферу! Это временной отрезок!
— Мой метеоритный дождь падает уже почти миллион лет…
— Миллион лет — это тоже временной отрезок!
— Согласен… Пусть теперь он падает в обратную сторону, твой метеоритный дождь!
— Тебе что, совсем про человека не интересно? И дождь твой, а не мой!
— Почему меня должно интересовать то, что давно исчезло? Человек…
— Что исчезло?
— Человечество… Дай-ка подумать… Уже несколько миллионов лет, как о человечестве даже воспоминания не осталось! Крупнейшая вспышка на Солнце! Все выгорело!..
— Неправда! Вот я сейчас разговариваю с тобой и одновременно делаю как человек, ученый, физическое открытие, а еще я сейчас обнимаю любимую женщину! Еще у меня мочевой пузырь полный! У тебя есть мочевой пузырь?.. Вот оно, человечество!
— Субъективизм! Надо будет — и мочевой пузырь организуем!
— Нет, объективизм.
— Я не знаю никакого человечества!
— Врешь!
— Вообще ты хам!
— Тебе нечем крыть!
— И вульгарен! Тебе нужны навыки, а пока ты мне неинтересен!.. Встретимся через триста миллионов лет…
— Обиделся?
Гранит не ответил.
— Ну и черт с тобой! Через триста, так через триста!..
Глава 6
Мать с торжественным выражением зачитала детям иностранную телеграмму. В ней говорилось, что судно «Пеперчино», на котором находился Нестор Сафронов, затонуло в семидесяти милях от островного государства Антигуа. Все попытки обнаружить тело российского гражданина оказались тщетными. Власти Антигуа выражают семье и близким погибшего соболезнования.
Верка и Птичик, выслушав текст телеграммы, стояли, подняв головы на мать, как будто ждали продолжения.
— Идиот! — проговорила мать.
— Так что, — уточнила Верка, — папуся умер?
— Умер, — подтвердила мать и с неким удовлетворением пояснила: — Утонул. Пошел на океанское дно камнем!
Птичик как подкошенный рухнул на ковер и попытался потерять сознание, чтобы уберечься от невыносимой боли. Но мир оставался вокруг него нетронутым, и несчастье медленно, тягуче, как мед из ложки в рот, вошло в него, заполнив существо от макушки до пяток. Кишки в животе свело, и он скорчился на полу.
— Будь мужчиной! — приказала мать.
— Как тебе не стыдно! — вторила Верка.
— Я знал, — зашептал Птичик. — Я чувствовал… Мне снилось, что он утонет!.. Как же я… Один… Я всегда знал, что останусь один!.. Папоч-ка-а-а!..
— И я знала! — отчеканила мать. — Надо быть полным идиотом, чтобы рисковать жизнью, когда у тебя маленькие дети! Идиот — он и есть идиот!
Словно отточенным тесаком боль ковырялась во внутренностях Птичика. Сквозь слезы, через физические и душевные муки, уставясь на мать горячечными глазами, он сквозь зубы произнес троекратно:
— Сука, сука, сука!!!
Мать, не желая слышать сына, отвернулась к окну, стараясь сосредоточиться и решить, как теперь жить без Нестора. «Может, Хабиба вызвать на постоянное место жительства? Мало ли у нас в стране гастарбайтеров!..» Позже она так и сделает.
Верка по-прежнему стояла посреди комнаты и удрученно качала головой:
— Значит, одежды для бейби-бона не будет!..
К сороковому дню смерти Нестора его друзья-олигархи вскладчину зафрахтовали огромную пятидесятиметровую люксовую яхту, перегнали ее к берегам Антигуа, а затем чартерным рейсом отправили на островное государство семью Нестора.
Таким образом решили почтить память известного в олигархических кругах российского архитектора.
Яхта всего за три часа достигла места крушения, где с ее борта были брошены в воды Атлантического океана поминальные венки с надписями «От детей», «От коллег», «От Союза архитекторов», «От друзей» и т. д.
На яхте также находились капитан «Пеперчино» Давиди и матрос Майки. Их пригласили как близких товарищей Нестора.
За поминальным столом Давиди произнес:
— Хороший был человек! Случайность правит миром!
Грустный Майки подтвердил слова капитана кивком.
Дальше пошли традиционные тосты. Говорили про смелость архитектора, про талант человека, еще про что-то, а потом кто-то из самых крутых сказал, как нынче принято, что покойный бы не хотел, чтобы на его поминках грустили чрезмерно, — и через пять минут траур сменился легким праздником.
Верка где-то отыскала караоке и запела оглушительно: «Вместе весело шагать по просторам, по простора-ам!»
Мать положила глаз на помощника капитана со смуглой кожей, как оказалось — индийца по национальности, и пыталась кадрить его. Индиец по-русски никак, а мать английского не разумела. Так офицер и не понял, чего от него хочет хмельная вдова, дергающая его за лацканы белоснежного кителя.
И только Птичик не желал веселиться. Он стоял, прислонившись к борту яхты и почти перевалившись через поручни, все всматривался в бирюзовые воды Атлантического океана, будто надеясь, что вот сейчас отец вынырнет с глубины на поверхность, широко улыбнется, а потом предложит, как обычно: «Давай я тебя обниму сынок, давай силы дам!»
Но отец все не выныривал, предпочтя жить на дне морском.
Птичика отыскал друг отца. Приобнял за плечи.
— Держись, пацан, — сказал. — Твой отец был стоящим человеком!
Мальчик кивнул, стараясь сдержать слезы. Но они, горькие и обильные, текли по его лицу. Он было хотел рассказать другу отца о некоем черном отверстии у себя подмышкой, из которого сквозит адским холодом, но разом передумал, боясь, что все его будут рассматривать и лазать пальцами в дырку. А он сам еще в нее не лазил!
А потом мать продала дом отца за сущие гроши.
Тетка Рая увещевала ее, что, мол, Нестор всю жизнь корячился, чтобы этот дом построить, надо бы для детей сохранить! Но мать была непреклонна и реализовала недвижимость за какие-то странно маленькие деньги. Также она продала ценные бумаги, в которые была вложена наличность Нестора, и только Детский фонд, созданный Нестором в иностранном банке, остался нетронутым. Нестор позаботился об этом, написав в завещании, что деньги в этом фонде принадлежат Анциферу и Верке и являются обеспечением их образования. А распорядителем этого фонда был назначен его друг. Так что мать никак не могла добраться до этого актива.
Уже через полгода вырученные от продажи дома и ценных бумаг деньги растворились в пространстве нестабильности, на что тетка Рая не переставала удивляться:
— Профукать такие капиталы! Да как же это возможно!..
— Не твое дело, — огрызалась мать, думая, что все-таки чрезмерные траты на Хабиба, может быть, не совсем обоснованны.
Но уже к ночи, оставив детей с теткой, она неслась через полгорода к своему возлюбленному, как снежный заряд врывалась в съемную квартиру с люксовой обстановкой — и падала в объятия своему любовнику страстной ланью.
А потом ночь любви. Ночь, в которой, казалось, были сосредоточены тысяча ласковых рук, вулканный жар полнокровных губ, беззастенчиво вторгавшихся в ее самое интимное, она кричала, царапая острыми ногтями турецкую кожу, натянутую на спину Хабиба, взвивались каштановые волосы, падая на небритое лицо любовника, и опять она кричала — сладко и мучительно. Ее мощные бедра мелко тряслись, живот конвульсировал… А потом они пили чай из дорогих пиалушек с золотой каемочкой.
