Юрий Поляков - Подземный художник
— К-конечно! — рассмеялся Старков, и его теплая ладонь осторожно двинулась дальше.
— Уберите руку! — тихо приказала Лидия Николаевна.
— Почему? Я же вас люблю! Давно. Вы же знаете.
— Нет, не знаю. Надеюсь, Эдуард Викторович тоже не знает.
— Надеюсь, — помрачнел Майкл и убрал руку.
— Скажите, Майкл, что происходит у вас с моим мужем? — очень серьезно спросила она.
Эта серьезность происходила, наверное, от стыда и недовольства собой, потому что на том месте, где побывала его ладонь, остались теплые благодарные мурашки.
— Эдуард, к сожалению, не может понять, что теперь время цивилизованного бизнеса.
— Он очень переживает из-за порта.
— Вы, русские, странные люди. Переживать надо из-за другого. Вот я переживаю из-за того, что совсем вам не нравлюсь, — Майкл отхлебнул вина и внимательно посмотрел Лидии Николаевне в глаза. — Я правильно вас понял?
— Я замужем, — вытерпев его взгляд, ответила она.
— Вы просто как наши воспихи! Они, конечно, изменяют мужьям, но потом очень переживают.
— Мне эти переживания не грозят.
— Жаль. А Эдуард просто не умеет управлять портом. Это может плохо кончиться, и я этого никогда не допущу. Я вложил в дело слишком много денег.
Когда они покидали ресторан, за стойкой хлопотал совершенно другой бармен. Костя довез их, лихо вписываясь в извилистые повороты. Казалось, машина мчится не по шоссе, а скользит, словно по монорельсе, по белой разделительной полосе. Лидия Николаевна, поблагодарив за ужин, направилась в свой номер, а Майкл остался около машины и о чем-то заговорил с телохранителем.
Она была немного пьяна, возбуждена, хотела перед сном поболтать с Нинкой, но дверь подруги оказалась заперта, и на стук никто не откликался. Огорченная Лидия Николаевна долго сидела на балконе, прислушиваясь к странным таинственным звукам, какие может рождать только сонное море. По телу блуждали нежные безымянные воспоминания, вызывавшие в душе умиротворяющую тоску. Потом она легла в холодную и чуть влажную постель, но спать не хотелось. Лидия Николаевна дочитала книжку, закончившуюся, как всегда, сногсшибательной свадьбой героев, выключила ночник и уже почти задремала, когда скрипнула дверь. Она открыла глаза: на пороге — совершенно голый — стоял Старков и улыбался с детским лукавством. В свете заоконного фонаря его тело напоминало вырезанного из черного дерева языческого идола.
— Вы с ума сошли! Уходите сейчас же! — почти закричала она. — Если Эдуард Викторович узнает…
— Не узнает. Я заплатил Косте.
— При чем здесь Костя?
— Не бойся! Никто ничего не узнает! — он медленно подошел к кровати и встал на колени. — Нам будет очень хорошо. Очень!
— Я закричу!
— Обязательно закричишь! Я обещаю…
— Нет! — она с размаху ударила его по лицу.
Он поймал ее руку и поцеловал.
«А он нахал!» — возмутилась Оторва.
«Заткнись, дура!» — совершенно Нинкиным голосом ответила ей Благонамеренная Дама.
Старков в самом деле оказался необычайным постельным искусником, обладающим почти спортивной сноровкой, — и поначалу Лидия Николаевна чуть не потеряла сознание от неведомой прежде остроты содроганий, но ближе к утру она испытывала уже тошнотворное состояние человека, объевшегося деликатесами.
— Ты не разочарована? — спросил Миша во время недолгого тайм-аута.
— Я устала, — ответила Лидия Николаевна.
Светало, когда Старков, еще раз основательно продемонстрировав свою неутомимость, поднялся с постели и пошел к двери. На минуту он задержался у зеркала и, с восхищением оглядев себя, игранул могучей грудной мышцей. Лидии Николаевне стало так стыдно, так горько и противно, как никогда еще в жизни.
— Ничего не было! Запомни, ничего не было! — прошептала она.
— Конечно, ничего! — ответил он, озирая ее с тем профессиональным удовольствием, с каким, наверное, легкоатлет смотрит на планку, которую долго не мог преодолеть и вот наконец взял.
И вышел.
В ту же минуту она бросилась под душ, пустила горячую воду, почти кипяток, и долго смывала с себя случившееся. Ей казалось, если его остропахнувший спортивный пот впитается в кожу, Эдуард Викторович обязательно почувствует и обо всем догадается.
К завтраку она вышла поздно.
— Ну и зря! — сказала Нинка.
— Что — зря? — похолодела Лидия Николаевна.
— Не далась такому мужику! О чем на пенсии вспоминать будешь, неуступчивая наша?
— Ты его видела?
— Ну да! Я как раз вернулась, когда он уезжал. Плакал, как ребенок, говорил, что в Америке таких верных жен нет…
— А ты? — спросила Лидия Николаевна, краснея. — Как ты?
— Что я? Качели… — угрюмо ответила Нинка.
Перед отлетом они хотели съездить на базар, но Костя не подал вовремя машину: заигрался с охранниками в нарды.
— В чем дело? — возмутилась Лидия Николаевна.
— Пардон, мадам! — ответил он с очевидной хамоватостью.
— Ты что, денег накопил? — обозлилась Нинка.
— Накопил! — ухмыльнулся Костя и обидно хрюкнул перебитым носом.
6
В самолете Лидия Николаевна несколько раз доставала зеркальце и выискивала в лице, в глазах приметы давешней измены.
— Прыщи — от морской воды, — успокоила ее Нинка.
В аэропорту их ждали две машины. Вторая с охраной.
Когда медленно открылись бронированные ворота усадьбы и они подъехали к дому, Лидия Николаевна заметила, что одетых в черное охранников стало больше.
— Что-нибудь случилось? — спросила она водителя.
— Пока вроде нет, — ответил Леша.
Эдуард Викторович встретил ее холодно и даже поцеловал в щеку с видимым усилием.
— Что происходит? — встревожилась она.
— Просто устал…
За едой, как обычно, сидели напротив друг друга в разных концах стола. Муж была угрюм.
— Что президент? — спросила она.
— Занят.
— Как дела в порту?
— Плохо. Старков оказался негодяем.
— Что-то еще можно сделать?
— Делаю. Как ты отдохнула?
— Очень хорошо. Жаль, что ты не выбрался. Погода была прекрасная. Я загорала без купальника. Увидишь!
— Это все?
— Нет, не все… Нинка склоняла меня к лесбиянству.
— Склонила?
— Это же шутка, Эд!
— Ах, шутка?
Муж молча прихлебывал тибетский чай. Лидия Николаевна ела фруктовый салат и думала о том, что сегодня будет с ним необыкновенно нежна, но, конечно, не настолько, чтобы чрезмерной отзывчивостью выдать свою вину. Оглядывая залу, она посмотрела на портрет и вздрогнула от неожиданности: в глазах нарисованной женщины появилась какая-то блудливая поволока.
— Теперь заметила? — спросил муж.
— Что?
— Когда протирали пыль, повредили графит. Рисунок был плохо зафиксирован. Иди к себе!
— Ты придешь?
— Попытаюсь…
Поднявшись в спальню, Лидия Николаевна снова долго смотрела на себя в зеркало, стараясь уловить случившиеся в ней предательские перемены, потом ей показалось, что от тела все-таки исходит еле уловимый запах курортной измены, и она натерлась специальным ароматическим кремом, который купила когда-то в Париже, но так ни разу им и не воспользовалась. Потом вдруг спохватилась, что именно этот неведомый мужу запах может вызвать подозрения, и долго смывала крем с кожи, до красноты натираясь мочалкой.
Эдуард Викторович все не шел. Она, чтобы отвлечься, позвонила Нинке и выяснила, что Рустам подхватил в Африке жуткую кишечную инфекцию и стал «настоящим санузником».
Муж так и не появился. Ночью ее разбудили крики. Она припала к окну и увидела, как по освещенной лестнице несколько охранников протащили какого-то человека, изуродованного до кровавой неузнаваемости. Только по сломанному носу можно было догадаться, что волокли они Костю. Она забилась в угол и, дрожа от ужаса, ждала, когда придут за ней.
«Вызывай милицию!» — истошно вопила Благонамеренная Дама.
«Какая милиция! У него вся милиция куплена! — злорадно отвечала Оторва. — Раньше надо было думать!»
— Пропадите вы пропадом! — заплакала Лидия Николаевна. — Суки!
Снаружи что-то происходило: слышались отрывистые команды, хлопанье автомобильных дверей, рокот моторов, но подойти к окну было страшно. Потом все стихло. Выждав с час, она спустилась в холл. В камине чуть шевелились дотлевавшие угли. Лидия Николаевна подошла и заметила золотой уголок от сгоревшей рамки.
Утром приехала Нинка, необычно серьезная и бледная.
— Телевизор смотрела? — спросила она с порога.
— Какой телевизор?
Нинка молча включила огромный плоский экран. Заканчивалась популярная гастрономическая передача «ВИП-кухня», которую вел популярный некогда бард. В гостях у него был известный правозащитник, еще в прежние времена прославившийся всемирно известной антисоветской голодовкой, кажется, вместе с Романом Старковым. Теперь он показывал телезрителям, как готовится его любимое блюдо.
