Николай Зайцев - Вертикальная радуга (СИ)
— Сейчас! Буду я платить за кого-то. Мне там поверили. Я отмазался. И всё, благодаря, моей находчивости. Моим резиновым сапогам. «Следак» посмотрел на мои резиновые сапоги и на этом, дело закончилось, не начинаясь. Он сказал: «Что с тебя взять, парень. У тебя даже денег нет на обувь». Вот, что он сказал. Разве я не гений?
— И ты собираешься проходить всё лето в сапогах? — осторожно спросил я, вспоминая, что он мне плел про ремонт обуви, про некачественную резину у бытовиков и старый клей.
— А что? — в голосе Руси, читался вызов. Он завел машину и лихо развернулся, пугая детей в песочнице. — Может и прохожу. Лето у нас дождливое.
У друга было хорошее настроение, и он почти отвез меня домой, выбрасывая на главной дороге рядом с домом. Я радовался — впереди длинный выходной — целый свободный вечер. Руслан тоже радовался — его понять можно. Тепло улыбнулись на прощание.
Я стоял у края дороги и не торопился переходить улицу в неположенном месте, (друг высадил меня по пути удобном ему). Солнце уже не грело, да и раньше, наверное, тоже, но яркий свет окутывал душу в кокон тепла, наполняя её чистым серебром. Кажется, я долго стоял на одном месте. Ко мне нырнул частник с затаенной надеждой в уголках рта, я кивнул ему и махнул рукой, показывая, как я собираюсь пересечь дорогу. Водитель огорчился, уезжая. Я поспешно перешел дорогу и неторопливо направился к дому. Палисадники с редкой рябиной, гнулись от робкого ветерка и перелетов суетящихся птиц. Воробьи дразнились и смеялись меж собой, явно обсуждая наш поход в полицию. Я погрозил им пальцем и тут же смущенно обернулся — никто не видел?
Уже в лифте мне стало неспокойно. Что-то накатило на меня и сжало сердце. Клаустрофобия? Нет. Непристойные надписи на стенах? Привык. Своеобразный запах? После кота меня трудно чем-то удивить. Посторонний шум — вот, что меня насторожило и, чем выше я поднимался, тем отчетливее слышались звонкие возгласы и трели смеха. Двери открылись и, я понял, что не ошибся — на моем этаже. Спиной ко мне стоял Серега, а рядом с ним возвышалась башней высокая девушка. Она ещё продолжала смеяться над его веселой шуткой, а настороженные глаза уже щупали меня, стараясь вспомнить, выхватить из вереницы образов, проносящихся в голове.
Я натянуто улыбнулся.
Сергей резко обернулся — старый боксер.
— А вот и он. Знакомьтесь. Это Вася.
— Вася, — представился я.
— Аня, — представилась Аня, хмуря бровки в томительном напряжении мозгов и мечтательно трогая свои бесконечные золотые цепочки на шеи. — Аня, — снова сказала она и улыбнулась — она честно старалась, но у неё ничего не вышло, и память подвела, как на экзамене по матанализу. Ничего. Может она вспомнит мой травяной чай?
Глава 4
Удивительные настали дни. Никогда не думал, что лето на севере может быть столь жарким. Казалось, солнце палит даже ночью. Город взбунтовался, но без всяких шансов на победу плавился, как пластилин, дымился асфальтом и медленно чах в клубах пыли, тоннами оседавшей на зелени деревьев, кустов и травы. Даже собаки ходили непривычно вяло, с тоской в глазах ища тень. Ожиревшие голуби, карликовыми курицами лежали в пыли и сонно смотрели на редких прохожих. Люди одурели от жары и мели с прилавков всё, что булькало, пенилось и как-то являлось пригодным для питья. Оборот увеличился. Руся психовал, не справляясь один в поездках по оптовым магазинам. Незаметно в ларьке появился продавец (очередной мой бывший одноклассник, ныне студент в отпуске). Поначалу мы делили с ним смены, потом, с получением долгожданного свидетельства о моём частном предпринимательстве, вынуждены были пригласить и второго продавца. Дни завертелись быстрее. Подыскали второй ларек и оформили на меня. Находилась торговая точка в другом конце города, но Руся не унывал, хлопал меня по плечу и грустно смотрел на ларек через дорогу — за его аренду хозяин просил нереальные деньги. Это понимал даже я.
Кажется, у нас появилась лишняя наличка. Факт немного меня волновал, потому что Руся начинал задумываться об оптовой торговле. Благодаря своим старым связям он находил какой-то нелегальный товар по смешным ценам, и мы благополучно его рассовывали по ларькам. Иногда объем покупаемого оптом шоколада или водки меня пугал, но только так (по объяснению Руслана) нас могли заметить и взять на заметку «тени».
Не думал, что их такое количество. Они буквально сплели целую паутину, плотно сваляв город в кокон. За «тенями» стояли люди из маленьких фирм или из фирм, которые существовали только на кустарных печатях или такие же молодые парни, как мы или … непонятно кто, в общем «тени» и всё тут. Этот тесный мирок пах деньгами и мы, затаив дыхание, высунув языки, как молодые щенки, смотрели на него сквозь приоткрытую дверь, готовые войти стадом баранов и разметать его голодными акулами, жадно клацающих пастями, в надежде отхватить кусок пожирнее.
Я тогда ничего не знал о пастухах, которые пасут стада баранов и о рыбаках, которые занимаются ловлей акул. При чем, исключительно ловлей акул.
Сейчас меня больше забавляла моя длинная кожаная куртка, которую я одевал на костюм-тройку и таким парился под знойным солнцем. Даже Руся сменил резиновые сапоги на легкие домашние тапочки, и частенько мы не злобно переругивались, намекая, друг другу о нарядах: я предлагал вместо домашних тапочек надеть сланцы, на что неизменно получал ответ — скоро осень, а это сезон дождей, а значит и сезон резиновых сапог; мне же друг советовал надеть футболку, но я считал, лето завтра закончится, что никакой осени у нас на севере не будет, а к теплой зиме мой наряд как нельзя лучше подходит. Наверное, со стороны мы выглядели забавно и странно.
Помимо куртки я обзавелся кошельком — коробкой из-под печенья в карамели «твикс». Пробовал другие коробки, но они быстро изнашивались и рвались. Беда.
Часто Руслан говорил мне (как самый страстный тихий водитель) про зеленую полосу, в которую мы попали. Иногда после этого он молчал, выдерживая паузу и уходя в себя, теребил четки (черный янтарь — я купил и сделал подарок), с шумом выдыхал из себя воздух и говорил что-то о трагичном конце, с катастрофой в красном. Но разве слушал я его? По моим расчетам мы приближались к первым пяти тысячам долларов. При чем зеленький кусочек должен был получить каждый. Я исходил из операций, которые мы проворачивали с «тенями» расплачиваясь с ними за товар деньгами, которые находились не в дипломатах (как принято в кино), а в коробках из-под телевизоров.
Удивительные дни…
Я летал, и душа моя пела. Я начал улыбаться и радоваться жизни, хотя после завода, думал о ней по-другому. Я стал замечать природу и людей вокруг себя.
Самое главное — скоро должна была приехать Оля. Я уже видел её изумление в глазах, при виде моей куртки. Слезы радости и влажные губы у уха. Долгожданные слова любви. Потом я покажу ей кучу денег и сделаю предложение. Вот оно счастье. Нескончаемая полоса зеленого света.
Как я был рад, когда увидел в почтовом ящике письмо от Оли. Наконец-то!! Под самый конец отпуска, но я всё-таки дождался первой и последней весточки — не сегодня, так завтра телеграмма с номером поезда и вагона. Бесконечно люблю. Господи. А может и к лучшему, что не писала? Больше эмоций при личной встречи. Я прижал письмо к лицу, заряжаясь энергетикой. Закрыл глаза, представляя, что в пламенных строках и очнулся от голоса соседки по подъезду:
— Что? Зуб болит?
Почему они всегда меня видят, когда не надо? Я с непониманием осмотрелся по сторонам и, покинув площадку с красными почтовыми ящиками, побежал, скорее, домой, перепрыгивая через ступеньки.
В квартире пахло котом и чем-то нежилым — прошло время, а ничего не изменилось… Я присел на пуфики под вешалкой, покосился на пакет рядом, с трудом припоминая, что в нем и бережно стал разрывать конверт. Три исписанных листа! Мелкий почерк в каждой клетке! Я возбужденно сглотнул, прикрывая глаза и стараясь, хоть как-то успокоить разбушевавшееся сердце.
Первым лист был полностью отведен погоде. Мне показалось, что я читаю свой дневник по Природоведению за второй класс. Именно столько данных я записывал в нем о меняющейся температуре, осадках и ветре. Полстраницы было отведено состоянию воды в реке Волга.
На втором листе я узнал о том, что рыбу есть нельзя, так как её сжирает изнутри червь. Остальные полтора листа — обзор цен на трех рынках. Одежда от вьетнамских кутюрье, рамочки со стеком и без, сколько стоит чага и поделки из древесины, молоко и сыр — всё промелькнуло у меня перед глазами, выстраиваясь в стройные ряды.
Третий лист начинался со здоровья будущих родственников, которых я пока не знал. Их список занял чуть больше страницы. Я ничего не пропустил, внимательно, вчитываясь в каждую строчку, надеясь узреть великие слова любви.
И узрел. Почти в самом конце. Настроение у меня портилось, я хмурился, ожидая чего-то непонятного и необъяснимого.
