Александр Кабаков - Зона обстрела (сборник)
Впрочем, именно потому, что его отдел занимался «первыми перемещаемыми предметами», мы и назвали этого господина «№ 1», а не как-нибудь еще. Понятно?
И вот он ходил на службу и считал это очень серьезным делом, поскольку в зависимости от количества перемещенных отделом «трипов» (от «три пэ», что давало основания называть работников отдела, соответственно, «триперными», – дурная учрежденческая шутка) он получал деньги – и немаленькие, а в удачные месяцы даже очень большие. Размышлял же о прошедших временах, о различных человеческих типах, о женщинах и книгах, придумывал сюжеты и пил водку в кафетериях и закусочных он в свободное время…
Экую же ахинею производит моя голова, снова прервал себя № 1, если дать ей волю! Надо ж выдумать про себя такую чушь… Слушай, обратился он ко мне, кончай эту ерунду, ей-богу, давай лучше займемся чем-нибудь полезным, послушаем, например, что говорят серьезные и умные люди.
23А к этому времени, надобно вам знать, № 1 уже не шел по залитой грязным талым снегом улице, преодолевая достигающие колен броды у тротуаров и отступая от швыряющих в лицо воду машин, а сидел на большом совещании. Обсуждались направления финансовых потоков, квоты на экспорт энергоносителей, возможности влияния группы N на политику группы NN в области НДС и шансы объединения этих групп в борьбе против коалиции NNN – описываемые мысли посещали № 1 в те времена, когда все постоянно это обсуждали.
Вот и слушай, урод недоразвитый, что настоящих взрослых мужчин интересует, сказал № 1 себе (в полной мере этот совет мог относиться и ко мне), слушай и вникай, может, хоть на старости лет что-то поймешь про жизнь.
Однако, как всегда бывает, когда принимаешь непоколебимо твердое решение (например, бросить пить), оно нарушается сразу же и самым ужасным образом. Напиваешься в лоскуты в тот же вечер… Вот и теперь № 1 немедленно погрузился еще глубже обычного в размышления и фантазии, не имеющие никакого отношения к происходящему вокруг, а именно: он начал думать о сущности любви.
24И ничего на этот раз не придумал.
25Потому что № 1 хотел найти общее, идя от частного, а этот проверенный классиками философии метод для решения данной проблемы неприменим.
26Ибо нет одной для всех любви, а только твоя любовь истинна, и любовь есть ты.
27Если же станешь искать иной любви, то эту убьешь, и будет другая, но той, что была, не постигнешь.
28Ну, понятное дело, речь о такой любви, которой любят друг друга любовники, родители и дети, наконец, хозяева и домашние животные, а не о любви к родине, партии, товарищам по труду и наставникам – мы не отрицаем существование и такой любви, но оставляем ее пока вне рассмотрения.
29О Боге здесь говорить вообще не место.
30Короче, он сидел и вспоминал разные случаи из жизни своей и известных ему мужчин и женщин.
31Вот однажды некий женатый человек имел связь с чужою женой.
Происходило это, кажется, в небольшом городе на юге страны… у небольшого теплого и очень соленого моря… среди пыльно-зеленых акаций… абрикосов-паданцев, лежащих вдоль дощатых заборов… низких деревянных, в линялой голубой краске домиков частного сектора за этими заборами, которые расходились широкими и кривыми улицами… от огромного завода… Вот главное, что помню.
На заводе работала большая часть жителей города – делала самые современные и мощные предметы для уничтожения людей, видом напоминавшие, напротив, детородные мужские органы метров по двадцать пять длиной из матово-блестящего титана. Возможно, именно невидимые тени этих баллистических межконтинентальных фаллосов, имевших каждый по два буквенно-цифровых секретных названия, одно из которых было наиболее секретным, ложась на город, наполняли население непреодолимой тягой к плотской любви, причем чаще всего к любви тайной.
Надо ли добавлять, что герои истории тоже работали на этом предприятии – п/я № таком-то?
Словом, они лежали в середине дня, хитростями вырвавшись на два часа, он – из своего отдела главного механика, а она – из четвертой лаборатории, и преодолев почти тюремную проходную, на его супружеской диван-кровати, раздвинутой и застеленной, разумеется, его супружеской простыней, с его супружеской наволочкой на подушке и пододеяльником на одеяле. Лежали, отдыхая после первого лихорадочного раза, в семейной постели, в которой не далее чем накануне ночью он занимался тем же самым со своею женой. Точно так же изнемогал, полностью выложившись, старался не закапать простыню – и тогда тоже, к счастью, не закапал – и прятал лицо в сгиб локтя. Точно так же и жена сначала лежала как мертвая на спине, потом медленно покатилась на бок и свернулась, как креветка, подтянула ноги к животу, потащила на себя одеяло – замерзла. И точно так же он положил руку на ее грудь, прижав к себе ее спину, положил руку, пропустив между указательным и средним пальцами сосок, и начал дремать…
И вот теперь он так лежал, крепко прижавшись к любимой – нет, все же это совсем не то, что накануне ночью, думал он – спине животом, гладил, просунув под мышкой руку, ее грудь, немного теребил сосок, отчего он уже снова начал напрягаться, распрямляться и становился все меньше похож на бежево-розовый парковый нежный гриб (любимое сравнение господина № 1), а все больше на пулю от патрона 9×18 к пистолету Макарова (мое любимое сравнение). Потом он повел рукой вдоль ее тела, добрался до жестких кудрявых волос и начал раздвигать их, разбирать пальцами, а она начала перекатываться, поворачиваться к нему, оказавшись в результате лежащей на спине, одна нога была закинута на него, а другая, согнутая в колене, упиралась ступней в ковер, висящий на стене над постелью, – когда она лежала в такой позе, его руке было удобнее.
Ее глаза, до этого закрытые, открылись и остановились – как всегда от движений его достигшей цели руки. Он заглянул в эти глаза, немного приподнявшись на локте, а потом проследил ее неотрывный взгляд.
Через проем, ведущий из комнаты в прихожую (квартира была так называемая распашонка), она смотрела в полумрак, в котором ярко выделялся светлый прямоугольник: входная дверь была распахнута, и в прямоугольнике чернел контур женской фигуры. Его жена, с утра уехавшая вместе с отделом, где работала конструктором второй категории, на сельхозработы по межотдельскому графику, вернулась, поскольку сильно вступило в спину и продолжать, согнувшись, прополку она не могла.
В результате чего она стояла в полутемной прихожей, механически продолжая растирать поясницу заведенной назад рукой, и смотрела в освещенную через большое окно и балконную дверь ярким солнцем комнату, где на ее простыне лежал ее муж с чужой женщиной, которую она знала в лицо, поскольку иногда встречала в столовой третьего этажа, но имени не знала, и теперь эта незнакомая голая женщина лежала здесь, одной ногой упираясь в чужой ковер, а другую положив на чужого мужа, чтобы его руке было удобней.
А накануне ночью почти так же здесь лежала я, подумала жена, и ей стало ужасно стыдно, как будто это на нее, голую, лежащую на диване, смотрит из прихожей кто-то чужой.
Она повернулась, захлопнула за собой дверь, до того так глупо не запертую любовниками изнутри на защелку или хотя бы цепочку, и ушла.
Она посидела час в жарком сквере – боль в спине, между прочим, почти прошла, или она просто внимания не обращала, – а потом решила вернуться. Идти ей, кроме как домой, было некуда, да и посоветоваться, что дальше делать, не с кем, кроме мужа.
Но ни мужа, ни его возлюбленной она, вернувшись, не застала.
Женщина, работавшая старшим инженером в четвертой лаборатории, как только жена ее любовника захлопнула за собой дверь, быстро и молча оделась, вернулась на работу, отпросилась у начлаба уже до конца дня, приехала к себе домой, там немного посидела на стуле, просто глядя перед собой, а потом встала, достала из холодильника и проглотила, мелко запивая водой, одну за другой таблетки из целой упаковки какого-то лекарства, которое она приняла за снотворное, а это было средство, снижающее давление, которым пользовалась ее свекровь. Но до того как лекарство подействовало, она залезла на табуретку, привязала к решетке вентиляционной отдушины на кухне кусок бельевой веревки, надела на шею петлю и, не переставая беззвучно плакать, оттолкнула табуретку. К счастью, решетка выломалась, женщина упала и сильно ушибла руку – кажется, даже сломала ключицу, уже не помню. А тут вернулся с работы муж, замначальника третьего испытательного стенда, быстро разобрался, что происходит, и вызвал разными способами рвоту, так что таблетки не успели подействовать. В общем, женщина осталась жива, а к тому времени, как вернулась из больницы, где ее лечили тазепамом, отчего она сильно поправилась, муж ее уже договорился со смежниками из одного НИИ под Ленинградом насчет работы, они поменяли квартиру и уехали. Как уж они потом жили, никто не знает.
