Эрик Сигал - Исцеляющая любовь
Она объявилась за неделю до экзаменов и предложила открыть Барни кое-какие уловки, которым научилась у своих репетиторов. Такую помощь он с благодарностью принял, и несколько вечеров подряд они занимались вместе.
Результат тестов оказался неожиданно хорошим. Лора получила 690 баллов по языку и 660 — по математике. Этот великолепный результат был превзойден Барни — у того оказалось 720 и 735 соответственно.
— Черт возьми, Барн, — прокомментировала Лора, — да с такими баллами тебя любой университет в стране с руками оторвет!
— Да уж, — криво усмехнулся он. — Только если бы я в этом году мог играть в баскетбол, мне хватило бы и двадцати очков за игру.
Установился мороз, и Барни стал приходить домой похожим на сосульку. В иные дни ему не удавалось урвать больше четырех часов для сна. Но это было его последнее полугодие, финишная прямая. Пройдет месяц с небольшим, и они получат ответы из университетов. Все будет позади, можно будет радоваться.
Или плакать.
Как-то субботним вечером Барни просидел в аптеке почти до полуночи, помогая мистеру Ловенстайну проводить инвентаризацию. Он доплелся до дому по серой слякоти и, с трудом переставляя ноги, поднялся на крыльцо с одной-единственной мыслью — поскорее лечь спать, но при этом не видеть во сне пачки аспирина, антигистаминных и слабительных препаратов.
Но в тот момент, когда он стягивал с себя куртку, желудок напомнил о том, что получил на ужин один только сэндвич. Барни потащился на кухню. Он удивился, обнаружив там свет. И совсем изумился, увидев Лору.
— Эй, какого черта ты тут делаешь посреди ночи? Да еще в субботу?
— Барни, мне надо с тобой поговорить. Это очень серьезно.
— Отец? — ахнул он — Что-то опять с папой?
— Нет-нет. — Она помолчала, а потом едва слышно добавила: — Со мной, Барн. У меня беда. Я понимаю, ты сейчас устал…
— Ничего-ничего, это неважно. Ты садись, я сейчас перехвачу бутерброд, и мы поговорим.
— Нет, только не здесь. Давай пройдемся?
— В такой час?
— Ну, только вокруг квартала, а свой бутерброд ты сжуешь по дороге.
Он впервые внимательно посмотрел ей в лицо. В глазах девушки было отчаяние.
— Ладно, Кастельяно, пошли.
Барни прихватил горсть шоколадного печенья, набросил на плечи забрызганную грязью куртку, и они вдвоем вышли на улицу.
Первые сто метров они преодолели в полной тишине. Наконец Барни не выдержал:
— Может, скажешь все-таки, что случилось?
— Я… Я залетела, — пролепетала Лора. — У меня задержка. Уже две недели.
— Хочешь сказать, ты беременна?
Она только кивнула.
— Господи, как же это случилось?
— Я не знаю, Барн. Мне так стыдно… Правда! И еще я ужасно боюсь.
Его вдруг охватила страшная обида, словно его предал лучший друг.
— А что же ты не пошла к тому сукину сыну, который это сделал? — выпалил он.
Произнести слово «отец» он не смог.
Она покачала головой:
— Потому что он кретин. Ты единственный человек, кому я могу об этом сказать.
— Стало быть, я должен чувствовать себя польщенным? — Он устало вздохнул, но вдруг понял, каково сейчас на душе у Лоры, и постарался совладать с собственными чувствами. — Ладно, — медленно, с расстановкой сказал он, — могу я все же поинтересоваться, кто этот человек?
— Это… Это Сэнди Ливитт.
Тут уж Барни не сумел сдержаться.
— Почему он, черт тебя побери! Получше никого не нашла?
— Ну пожалуйста, Барни, взмолилась она, — наорать на меня и родители могут! — Из ее глаз полились слезы. — Пожалуйста, Барни, — всхлипывала она, — помоги мне!
В безмолвной темноте зимней ночи он остановился и шепотом сказал:
— Успокойся, Лора. Давай вернемся в тепло и все обговорим. Мама уже давно спит, и нас никто не услышит.
Вернувшись в дом, они принялись суммировать то немногое, что знали о подпольной медицинской практике (а они ничего о ней не знали), и попытались выработать какой-то план действий.
Барни было столь же тяжело слушать, как Лоре говорить. В его душе отчаянно боролись гнев и сочувствие.
Лора знала двух девушек из их школы, которые попадали в подобное положение. Каждая решила проблему по-своему.
Одна заплатила пятьдесят баксов какому-то подозрительному типу в задрипанной двухкомнатной квартире на шестом этаже многоквартирного дома в районе Редхук. Все вышло хуже некуда, и ей еще повезло, что осталась жива. «Лекарь», по ее словам, был настолько грязен, что у него было черно под ногтями.
Вторая девушка рассказала обо всем родителям, и те, хотя и пришли в ужас, устроили ей аборт в прекрасных клинических условиях. Но для этого ей пришлось ехать в Пуэрто-Рико во время летних каникул, когда ее отсутствие мало кто заметил.
— Барни, что же нам-то делать? — спросила Лора и тут же пристыженно поправилась: — Прости, не нам, конечно, а мне. Это моя проблема.
— Ты не права, Кастельяно. Успокойся. Мы найдем подходящее решение. Во-первых, скажи: ты абсолютно уверена, что беременна?
— Барни! Уже две недели задержка! Обычно у меня организм работает как часы.
— Ладно, тогда нам надо найти настоящего врача, и поближе, чем в Пуэрто-Рико. Лучше всего было бы спросить твоего отца — ну, сказать, что это для кого-то другого…
— Нет, Барни, он меня раскусит в момент. Я скорей умру, чем ему признаюсь.
Лора отвернулась. Все ее тело содрогалось от сдавленных рыданий. Барни встал, обошел вокруг стола и обнял ее за плечи.
— Лора, я же сказал, что обо всем позабочусь.
А сам подумал: «Хотелось бы мне знать как».
Весь воскресный день Лорина проблема не выходила у него из головы, вытеснив все остальные заботы. К вечеру ему удалось убедить себя в том, что на следующий день он непременно найдет в школе кого-нибудь, кто подскажет выход.
Утром в понедельник они ехали в школу в полном молчании. Барни поразило, что внешне все было как обычно. Девушка, сидящая сбоку от него, была той же самой Лорой, которую он знал столько лет. Только теперь в ее теле рос еще один человечек.
Они распрощались у входа, и Барни начал свои поиски. Каждую перемену он, как охотник, высматривающий добычу, вышагивал по коридорам, напряженно вглядываясь в каждое встречное лицо. В обеденный перерыв он провел разведку в столовой, и с тем же результатом. К часу дня он не продвинулся ни на йоту.
Барни пришел в аптеку и сел за сортировку заказов, уже приготовленных к доставке. Мистер Ловенстайн, как всегда, подошел к нему и прочел будущему доктору краткую лекцию о достоинствах разных препаратов. Барни вежливо слушал, затем сгреб все в небольшой полотняный мешок и шагнул в пронизывающую стужу, где он зато мог остаться наедине со своими мыслями.
И только на обратном пути его осенило. А что, если обратиться к мистеру Ловенстайну? Ведь он знает не меньше любого врача, а общается изо дня в день с десятками медиков! Почему бы его не спросить?
«Потому, — тут же ответил он себе, — что, если он разозлится, а он наверняка разозлится, я потеряю место».
Снимая галоши, он все же взглянул на своего работодателя. Лицо у него доброе, что правда, то правда. И хотя аптекари не приносили клятву Гиппократа, Барни знал, что старик не сплетник. Когда к нему в руки попадал рецепт на лекарство, компрометирующее больного (например, когда кто-то из его клиентов подцепил гонорею), он оставлял Барни присмотреть за аптекой и лично доставлял лекарства, ни словом не упоминая о том, куда направляется.
До закрытия оставалось меньше пятнадцати минут, и мистер Ловенстайн уже запирал шкафчики с опасными лекарствами. И тут к нему подошел Барни с просьбой переговорить.
— Конечно, Барни, что там у тебя? Если хочешь попросить прибавки — можешь не волноваться, я и так собирался поднять тебе зарплату со следующего месяца.
— Нет-нет, — поспешно возразил паренек. — Я совсем о другом.
— Так что у тебя за проблема?
— Понимаете… — Он помялся, но тут же быстро выпалил; — У меня знакомая девушка попала в беду.
Старик внимательно посмотрел на Барни и пробурчал:
— Правильно ли я понимаю, что в ее «беде» повинен ты?
Барни кивнул.
— Это ужасно, — сказал аптекарь, но беззлобно. — Как ты думаешь, зачем мы тогда продаем контрацептивы? Молодые люди, если хотят заниматься подобными вещами, по крайней мере, обязаны принимать надлежащие меры предосторожности. По правде сказать, Барни, ты меня крайне удивил.
— Да, сэр.
Наступила пауза. Казалось, оба размышляли, чья теперь очередь говорить.
Наконец Барни собрался с духом и произнес:
— Мистер Ловенстайн, а есть какой-нибудь выход из положения? Поверьте, мне ужасно стыдно к вам обращаться, но она в таком отчаянии… То есть — мы оба. Я не хочу, чтобы она отправилась к какому-нибудь сомнительному мяснику и рисковала жизнью. — Он почувствовал себя крайне неловко и забормотал: — Наверное, мне не нужно было с вами об этом говорить…
