Анна Гавальда - Просто вместе
— Вас это раздражает?
— Вовсе нет! Я даже сам это предложил… Понимаете, квартира несколько великовата для меня… И потом, он все умеет. Я даже лампочку поменять не могу, так что… А он мастер на все руки и отъявленный прохвост, клянусь честью… С тех пор как он здесь поселился, моя плата за электричество тает, как зимний снег на весеннем солнце…
— Он подкрутил счетчик?
— Да ему это раз плюнуть… Не знаю, какой он повар, но руки у него золотые. А поскольку в моем доме все давным-давно пришло в негодность… Нет… Он мне действительно очень нравится… Мы никогда толком не разговаривали, но у меня создалось впечатление, что он… Впрочем, я ни в чем не уверен… Порой у меня возникает ощущение, что я живу под одной крышей с монстром…
— Как в «Чужом»?
— Что, простите?
— Неважно. Проехали.
Поскольку Сигурни Уивер[7] никогда не имела дела с королем, Камилла предпочла не углубляться…
Убирались они вместе. Увидев крошечную раковину, Филибер начал умолять Камиллу позволить ему самому вымыть посуду. Его музей по понедельникам закрыт, и делать ему завтра совершенно нечего…
Они церемонно распрощались.
— В следующий раз поужинаем у меня…
— С удовольствием.
— Увы, у меня камина нет…
— Неважно! Не всем повезло заиметь коттедж в Париже…
— Камилла…
— Да?
— Будьте осторожны, хорошо?
— Я постараюсь. Но и вы, Филибер…
— Я… Я…
— Что?
— Я должен вам признаться… Знаете, я ведь работаю не совсем в музее… Скорее, рядом с музеем… В магазинчике, так сказать… Я… Я продаю открытки…
— А я, знаете ли, работаю не совсем в офисе… И тоже, скорее, рядом… Я уборщица…
Они обменялись понимающими улыбками и расстались совершенно сконфуженные.
Оба были смущены, но на душе у каждого полегчало.
Этот ужин à la russe очень удался.
12
— Что за звуки ?
— Не обращай внимания, это старина Дюдюш…
— Да что он там делает? Можно подумать, собрался на кухне потоп устроить…
— Говорю тебе: плюнь, нас это не касается… Иди-ка сюда, поближе…
— Нет, оставь меня.
— Да ладно тебе… Не дуйся… Ты чего майку не снимаешь?
— Холодно.
— Ну иди, не ломайся.
— Какой он странный.
— Совсем чокнутый… Видела, как оделся «на выход» ? Трость и шляпа эта клоунская… Я даже подумал, он на маскарад намылился…
— И куда же он шел?
— По-моему, на свидание…
— С девушкой?!
— Вроде, хотя я не уверен… Забудь… Давай повернись, черт…
— Отвянь.
— Эй, Орели, ты меня достала…
— Аурелия, а не Орели.
— Аурелия, Орели — один черт. Ладно… А носки ты тоже на ночь не снимаешь?
13
Наплевав на строжайший запрет strictly forbidden , — Камилла складывала одежду на ригеле камина, валялась в постели до упору, одевалась под одеялом и согревала пуговицы на джинсах в ладонях, прежде чем натянуть их на себя.
Пластиковый уплотнитель мало чем помог, и ей пришлось перетащить матрас на другое место, чтобы уберечь голову от чудовищного сквозняка. Теперь она спала у самой двери, так что выйти и войти было проблемой. Она то и дело тягала тюфяк туда-сюда, если требовалось сделать три шага по комнате. Что за убожество, думала она, ну что за убожество… В конце концов она все-таки сломалась и начала писать в умывальник, держась за стену, потому что не рисковала трогать эту рухлядь. А уж о ее «турецких омовениях» лучше вообще умолчать…
Итак, она ходила грязной. Ну, может, грязной это сильно сказано, но не такой чистой, как обычно. Один или два раза в неделю она отправлялась к Кесслерам — когда была уверена, что их нет дома. Она знала расписание их экономки, которая всякий раз с тяжелым вздохом выдавала ей большое махровое полотенце. Все всё понимали. На прощанье ее всегда одаривали чем-нибудь вкусным или вручали еще одно теплое одеяло… Но однажды Матильда поймала ее на месте преступления, когда она сушила феном волосы.
— Не хочешь вернуться и пожить здесь какое-то время? Твоя комната свободна…
— Нет, спасибо, спасибо вам обоим, у меня все хорошо. Правда…
— Ты работаешь? Камилла закрыла глаза.
— Да, да…
— Над чем? Тебе нужны деньги? Дай нам что-нибудь, Пьер заплатит аванс, ты же знаешь…
— Не могу. У меня нет ничего готового…
— А те картины, которые хранятся у матери?
— Не знаю… Их нужно разобрать… Не хочется возиться…
— Может, автопортреты?
— Они не продаются.
— Что именно ты сейчас делаешь?
— Так, всякие пустяки…
— Ты ходила на набережную Вольтера?
— Пока нет.
— Камилла…
— Да?
— Не хочешь выключить этот проклятый фен? Чтобы мы друг друга слышали…
— Я спешу.
— Чем ты на самом деле занята?
— Что ты имеешь в виду?
— Твою жизнь, конечно… Что за жизнь ты сейчас ведешь?
Чтобы никогда больше не отвечать на подобные вопросы, Камилла кубарем скатилась по лестнице и толкнула дверь первой попавшейся на пути парикмахерской.
14
— Побрейте меня, — попросила она молодого парикмахера, глядя на его отражение в зеркале.
— Не понял…
— Я хочу, чтобы вы побрили мне голову.
— Под «ноль»?
— Да.
— Нет. Я не могу этого сделать…
— Конечно, можете. Берите машинку — и вперед.
— Нет. Здесь вам не армия. В нашем заведении такого не делают… Так, Карло?
Карло за кассой читал «Tierce Magazine »[8].
— Чего тебе?
— Вот, девушка хочет побриться наголо…
Карло махнул рукой, что означало «А мне плевать, я только что потерял десять евро в седьмом заезде, так что не доставайте…».
— Пять миллиметров…
— То есть?
— Я оставлю пять миллиметров, иначе вы за порог выйти не сможете.
— У меня есть шапочка…
— А у меня — принципы.
Камилла улыбнулась ему, кивнула в знак согласия и почувствовала, как лезвие со скрипом скользнуло по затылку. Пряди волос падали на пол, а она смотрела, как в зеркале появляется довольно странная личность. Она ее не узнавала и уже не помнила, как она выглядела минутой раньше. Плевать она на это хотела. Зато теперь будет меньше проблем с душем на лестничной клетке, и это единственное, что имеет значение.
«Ну что, — окликнула она свое отражение в зеркале, — ты этого хотела? Избавиться от проблем, пусть даже изуродовав и потеряв саму себя, лишь бы никогда и никому ничем не быть обязанной?
Нет, серьезно… Так обстоит дело?»
Она провела ладонью по своему колючему черепу, и ей захотелось плакать.
— Нравится?
— Нет.
— Я вас предупреждал…
— Знаю.
— Они отрастут…
— Выдумаете?
— Уверен.
— Еще один ваш принцип…
— Могу я попросить у вас ручку?
— Карло…
— Ммм…
— Девушке нужна ручка…
— Мы принимаем чеки начиная с пятнадцати евро…
— Да нет, ей для другого…
Камилла взяла свой блокнот и нарисовала то, что отражалось в зеркале.
Лысая девица с жестким взглядом, держащая в руке карандаш разочарованного любителя скачек, за которой с любопытством наблюдает опирающийся на ручку метлы парикмахер. Она поставила под рисунком дату и встала, чтобы расплатиться.
— Это я, вот там?
— Да.
— Черт, вы классно рисуете!
— Пытаюсь…
15
Санитар — не тот, что приезжал в прошлый раз, Ивонна бы его узнала — как заведенный болтал ложечкой в своей чашке с кофе.
— Слишком горячий?
— Простите?
— Кофе… Он что, слишком горячий?
— Нет-нет, все хорошо, не беспокойтесь. Я должен составить отчет…
Полетта замерла в прострации на другом конце стола. Ее песенка была спета.
16
— У тебя были вши? — поинтересовалась Мамаду.
Камилла надевала халат. Разговаривать ей не хотелось. Внутри опять булыжники, собачий холод на улице, все как-то зыбко.
— Ты что, дуешься на меня?
Она помотала головой, достала из подсобки свою тележку и направилась к лифтам.
— Ты на шестой?
— Топ-топ…
— А почему на шестом всегда убираешься именно ты? Это неправильно! Нельзя поддаваться! Хочешь, я поговорю с главной? Сама знаешь, мне плевать, пусть орет сколько влезет. Меня не проймешь.
— Спасибо, не стоит! Мне все едино — что шестой, что любой другой.
Девушки не любили убираться на шестом потому, что там находились кабинеты начальства и закрытые офисы. В других помещениях — Бредарша называла их «открытыми пространствами» — порядок наводился быстрее и проще. Достаточно было выбросить мусор из корзинок, расставить кресла вдоль стен и пройтись разок пылесосом. Там даже можно было особо не церемониться с мебелью — ей все равно место на свалке.
На шестом же этаже для каждой комнаты существовал набивший оскомину ритуал: выбросить мусор, вымыть пепельницы, освободить бумагорезки, протереть столы, не сдвигая при этом ни одной хреновины, да еще убрать прилегающие комнаты и секретарские предбанники. Эти девицы клеили куда ни попадя листочки с пожеланиями-повелениями, как будто обращались к собственной прислуге, хотя вряд ли у себя дома могли позволить себе такую роскошь… Сделайте то, сделайте сё, в прошлый раз вы передвинули лампу и кое-что сломали, и ля-ля-тополя… Подобные замечания страшно раздражали Карину и Самию, но абсолютно не колыхали Камиллу. Если тон записки был слишком уж резким, она делала внизу приписку: Моя не понимать по-французски — и приклеивала бумажку на экран компьютера.
