Мэтью Квик - Прости меня, Леонард Пикок
Жаль, что не могу послать тебе видеозапись или фотографию того, как вы с С. резвитесь в воде с дельфином Горацио. Если бы ты это увидел, то наверняка понял бы, что все мучения, которые тебе когда-то довелось пережить, прежде чем попасть туда, где ты в далеком будущем найдешь свое счастье, определенно были не зря.
И хотя С. уже слишком большая девочка, чтобы спать с нами, но каждый вечер она засыпает у тебя на груди. Перед тем как отправиться со мной и папой на маяк, ты всегда целуешь ее в макушку.
Мы включаем луч на двадцать минут, затем ради экономии энергии на двадцать минут его выключаем, повторяя такой сорокаминутный цикл всю ночь напролет. После того как наши глаза привыкают к темноте, а это минуты за три до включения луча, мы направляемся на обзорную площадку полюбоваться падающими звездами. Сейчас их просто огромное количество, и мы соревнуемся, кто из нас насчитает больше. В этом году я иду впереди со счетом 934 к 812. Мы надеемся, что к концу года каждый из нас сможет досчитать до тысячи, и это внушает надежду.
А еще мы каждый раз целуемся, обнаружив падающую звезду. Таким образом, лишь в этом году только на обзорной площадке мы с тобой поцеловались 1746 раз, а сколько раз мы целовались где-то еще – и не сосчитать.
Мне нравится, что ты такой любящий муж. По твоим словам, ты сейчас наверстываешь упущенное и жалеешь, что не встретил меня раньше, ведь столько времени было потрачено впустую.
Это хорошая жизнь, Леонард.
Будущее лучше настоящего.
У нас такой классный секс!
Твоя дочь – красавица.
А мой папа стал тебе вместо отца, как ты всегда и хотел.
Только держись, хорошо?
Пожалуйста.
С любовью,
И не смей называть меня Офелией.
Твоя А.
14
Мой друг Бабак – иранец по происхождению, но, когда мы впервые встретились, он всем говорил, будто он перс, так как большинство американских подростков не знают, что Иран когда-то назывался Персией, но достаточно часто смотрят по телику новости, чтобы ненавидеть Иран.
Когда Бабак еще только начал учиться в нашей школе, я сразу понял, что если добавить ему побольше морщин и черную с проседью бороду, то он будет вылитым нынешним президентом Ирана Махмудом Ахмадинежадом, а это, вероятно, может выйти Бабаку боком, особенно в периоды патриотического подъема типа в годовщины теракта 11 сентября или когда Ахмадинежад делает антисемитские, антиизраильские заявления или дает антиамериканские комментарии, что происходит постоянно[28].
Так или иначе, но можно было легко представить, что Бабака связывают с Ахмадинежадом некие родственные узы – настолько он был похож на иранского президента.
Я познакомился с Бабаком во время профориентации для девятиклассников, сразу после того, как он приехал в Америку и попал в нашу школу. И потом целый год я встречал его в школьных коридорах: он казался страшно худеньким и забитым, причем одет он был всегда как-то слишком уж официально, – типа, если повязать ему галстук, он стал бы точь-в-точь как ученик дорогой частной школы, где принято носить форму. У него был рюкзак размером больше его самого, и он не расставался со скрипкой в футляре – таскал ее с собой буквально повсюду. Не оставлял ее даже в шкафчике, ну разве что во время урока физкультуры, когда у него просто не было другого выхода, – я точно знаю, потому что в десятом классе мы вместе ходили на уроки физической подготовки.
И вот однажды, когда мы играли в спортзале в хоккей на полу, наш физрук мистер Остин отлучился по какому-то делу на десять минут. Мы с Бабаком были в одной команде и в игре особо не участвовали. Мы, типа, просто стояли в центре зала с клюшками в руках и смотрели, как другие лупят по маленькому оранжевому мячу.
Ашер Бил играл за команду противника и, увидев, что мистер Остин вышел из зала, сразу же зафитилил Бабаку мячом промеж глаз. Бабак так смешно заморгал, что все дико заржали, но я понял, что Бабаку реально больно, и смеяться не стал. Помню, меня сразу бросило в жар, лицо словно запылало: у меня уже тогда возникло желание убить Ашера Била, но в то время я еще думал о будущем, а потому не планировал акта возмездия, разве что чисто подсознательно.
Я увидел, что тупоголовые кретины, с которыми теперь стал водиться Ашер Бил, обмениваются взглядами и гнусно улыбаются. Они напомнили мне стаю хищных птиц или косяк хищных рыб, потому что действовали практически в унисон, хотя не обменялись ни словом.
Они что, выделяют феромоны или как?
Словом, Бабак получил пас, но как только его клюшка коснулась мяча, Ашер или один из его дружков подсек Бабака клюшкой, да так, что тот чуть было не навернулся. Бабак попытался отбить оранжевый мячик, словно это могло его защитить, но эти кретины продолжали ставить ему подножки, даже когда мяч был у другого игрока. Еще немного – и он точно убился бы, поэтому я уж было собрался посоветовать ему сесть на пол или бежать к скамейкам для зрителей, но он явно не хотел признавать, что стал объектом грубого насилия. Типа, он должен верить, что здесь, в Америке, люди гораздо лучше, чем везде. Может, именно так ему сказали родители, когда уезжали из Ирана: Америка лучше.
Бабаку продолжали делать подсечки до тех пор, пока Ашер, в свою очередь, не нанес удар, от которого маленького иранского мальчика отбросило прямо к скамейкам. Ноги его взлетели выше головы, и я услышал, как его черепушка с каким-то противным глухим звуком стукнулась о деревянную перекладину.
Почти все[29] загоготали, как гиены, потому что Бабака раскрутило, точно крылья ветряной мельницы, теперь его ноги беспомощно болтались в воздухе, а туловище застряло между скамейками.
Однако на сей раз Бабак не смог встать на ноги.
– Брось придуриваться! – произнес Ашер с таким видом, будто они с Бабаком были друзьями. – Ты в порядке. – Ашер вытащил Бабака из щели между скамейками, и я сразу понял: у Бабака здорово кружится голова, потому что он качался, как пшеничные колосья на ветру в рекламе пива. – Добро пожаловать в Америку, – сказал Ашер, словно забыв о том, что Бабак уже больше года учился в нашей школе, и дважды похлопал Бабака по спине.
Каждый раз проигрывая в памяти этот случай, я представляю себе, как бегу к ним и неожиданно для себя взмываю в воздух. Моя клюшка превращается в меч самурая, я одним мощным ударом срубаю Ашеру голову с плеч, причем так, что она летит через весь зал прямо в баскетбольную корзину.
Два очка!
Но в реальной жизни я остался стоять, где стоял.
А в раздевалке, пока Бабак переодевался, они снова принялись его доставать.
– А это что такое? – спросил Ашер, вытащив из шкафчика Бабака футляр со скрипкой.
Бабак, который в этот момент как раз натягивал штаны, чуть было не упал. Его щуплая смуглая грудь была страшно впалой. А соски – темно-фиолетовыми, почти черными.
– Это скрипка моего дедушки. Осторожнее. Пожалуйста. В нашей семье она передается из поколение в поколение! – Его глаза были широко распахнуты, он казался страшно испуганным.
Поскольку на меня, собственно, никто не обращал внимания, я осторожно подошел к Ашеру со спины и, не дав ему опомниться, выдернул у него из рук скрипку.
– Пикок? – удивился Ашер.
Я отдал скрипку Бабаку, а тот сразу прижал ее, точно младенца, к груди.
– Если еще хоть раз тронешь его или скрипку, я открою всем твой секрет. – Слова эти сами вырвались у меня изо рта. Сердце вдруг глухо забилось, а язык присох к нёбу. Но я все же добавил: – Ей-богу! Я всем расскажу. Буквально каждому!
У Ашера сразу забегали глазки, ведь он точно знал, что́ я имею в виду, однако он взял себя в руки и сказал:
– Понятия не имею, о чем это ты, Пикок. И вообще, ты, блин, какой-то странный.
Ашер натужно засмеялся и повернулся к нам с Бабаком спиной.
Я увидел, как дружки Ашера разинули рот – Какой такой секрет? – и понял, что вернул себе власть над Ашером Билом.
Он отстал от меня, и это дорого ему обошлось.
А Бабак просто переоделся и вышел из раздевалки, даже не сказав мне спасибо или вроде того, что, по правде говоря, меня немного расстроило.
И вот на большой перемене я попытался найти Бабака в столовой – проверить, все ли в порядке, – но его, как ни странно, там не оказалось, хотя время ланча у нас с ним совпадало.
На следующий день в спортзале я специально наблюдал за Бабаком, чтобы посмотреть, отвязался ли от него Ашер со своей гоп-компанией, и понял, что они оставили его в покое. И вот где-то в середине занятий, когда мы оба усиленно делали вид, будто играем в хоккей, я подбежал к Бабаку и спросил:
