Мэтью Грин - Воспоминания воображаемого друга
Макс кивает. Он барабанит пальцами по столу.
Я подхожу к желтому мальчику, который садится рядом с рыженькой девочкой. Они выбрали столик в другом конце ресторана, так что Максу меня не видно.
— Привет, — говорю я. — Меня зовут Будо. Не хочешь поболтать?
Желтый мальчик так пугается, что чуть не падает с места. На меня так часто реагируют.
— Ты меня видишь? — спрашивает желтый.
Голос у него как у маленькой девочки. Такое тоже часто бывает с воображаемыми друзьями. Дети редко придумывают друзей с низким голосом. По-моему, это потому, что просто легче представить не какой-нибудь чужой голос, а свой.
— Да, — говорю я. — Я тебя вижу. Я такой же, как ты.
— Правда?
— Правда.
Я не говорю, что я воображаемый друг, потому что не каждый воображаемый друг знает, что это такое, а некоторые, когда слышат это в первый раз, пугаются.
— С кем ты разговариваешь?
Это спрашивает маленькая девочка. Ей года три, может, четыре. Она услышала обрывок нашего разговора.
Я вижу страх в глазах желтого мальчика. Он не знает, что отвечать.
— Скажи ей, что ты разговариваешь сам с собой, — говорю я.
— Извини, Алексис. Я сам с собой разговаривал.
— Ты можешь встать и отойти от стола? — спрашиваю я. — Ты умеешь?
— Мне надо сходить в туалет, — говорит желтый мальчик Алексис.
— Хорошо, — говорит Алексис.
— Что — хорошо? — спрашивает женщина, которая сидит за столом напротив Алексис.
Это мама Алексис. Это сразу видно. Они очень сильно друг на друга похожи. Обе рыжеволосые, и обе с веснушками.
— Я разрешила Джо-Джо пойти на горшок, — говорит Алексис.
— О, Джо-Джо хочет пойти на горшочек? — говорит ее папа.
Он сюсюкает, и мне это сразу не нравится.
— Иди за мной, — говорю я и веду Джо-Джо через кухню, вниз по ступенькам в полуподвал.
Я давно знаю это место. Из четырех любимых ресторанов Макса мы часто заходим в три, так что мне было совсем не трудно их всех осмотреть. Слева от меня холодильник в рост человека, справа — кладовая. Хотя кладовая — это не настоящая комната, это просто место, огороженное металлической сеткой до самого потолка. Я прохожу через дверь, тоже из металлической сетки, и сажусь на коробки у дальней стены.
— Ого! — говорит Джо-Джо. — Как у тебя это получилось?
— Ты не можешь проходить через двери?
— Не знаю.
— Если бы ты мог, ты бы знал об этом, — говорю я. — Ничего, все нормально.
Я прохожу обратно через дверь и сажусь на пластмассовое ведро, которое стоит в углу рядом с лестницей. Джо-Джо задерживается возле ограждения из металлической сетки. Сначала он просто его разглядывает, потом протягивает руку, чтобы потрогать. Он очень медленно протягивает к сетке руку, как будто боится, что его может ударить электрическим током. Рука Джо-Джо замирает, не коснувшись сетки. Но это не ограждение не дает ему пройти. Ему мешает идея ограждения.
Мне такое уже приходилось видеть. По той же причине я не проваливаюсь сквозь пол. А при ходьбе не оставляю следов, потому что на самом деле я не касаюсь земли. Я касаюсь идеи земли.
Некоторые идеи сидят в людях так прочно, что их воображаемые друзья не в состоянии их преодолеть. Никто не придумает себе воображаемого друга, который будет проваливаться сквозь пол. Идея, что пол твердый, сидит в детях прочно. Она несокрушима. Как идея стен.
На наше счастье.
— Садись, — говорю я и показываю на ведро.
Джо-Джо садится.
— Меня зовут Будо. Извини, если напугал тебя.
— Все нормально. Просто ты очень похож на настоящего.
— Знаю, — говорю я.
Многие воображаемые друзья пугаются, когда я с ними заговариваю, потому что я слишком похож на настоящего. Обычно сразу можно понять, что перед тобой воображаемый друг. У кого-то или кожа ярко-желтая, или бровей нет, или еще что-нибудь такое.
В большинстве случаев они вообще не похожи на людей.
А я похож. Потому-то я их немного пугаю. Я похож на настоящего.
— Можешь рассказать, что происходит? — спрашивает Джо-Джо.
— А что ты уже успел узнать? — спрашиваю я в ответ. — Давай ты первый расскажешь, а я потом заполню пустые места.
Это лучший способ для первого контакта с воображаемым другом.
— Хорошо, — говорит Джо-Джо. — Но что рассказывать?
— Сколько времени ты живешь? — спрашиваю я.
— Не знаю. Не много.
— Несколько дней?
— Больше.
— Несколько недель?
Джо-Джо на секунду задумывается.
— Не знаю.
— Ладно, — говорю я. — Значит, скорее всего, несколько недель. Тебе кто-нибудь говорил, кто ты?
— Мама говорит, что я — воображаемый друг Алексис. Ей она об этом не говорит, она сказала папе.
Я улыбаюсь. Большинство воображаемых друзей считают, что родители того, кто их придумал, их родители тоже.
— Хорошо, — говорю я, — значит, ты знаешь. Ты — воображаемый друг. Тебя могут видеть только Алексис и другие воображаемые друзья.
— Такие, как ты?
— Да.
Джо-Джо придвигается поближе ко мне и спрашивает:
— Это значит, что мы ненастоящие?
— Нет, — говорю я. — Мы настоящие, просто мы другие. Взрослые этого не понимают, потому считают, что мы воображаемые.
— А почему ты умеешь проходить сквозь ограждение, а я — нет?
— Мы умеем делать то, чем нас наделило воображение наших друзей. Мой друг думает, что я выгляжу вот так и что умею проходить сквозь двери. Алексис представляет, что у тебя желтая кожа и ты не можешь проходить сквозь двери.
— Ого.
Это «ого» означает: «Это очень многое объясняет».
— Ты в самом деле ходишь в туалет? — спрашиваю я.
— Нет. Я просто так сказал Алексис, чтобы немножко тут походить.
— Я мог бы и сам догадаться.
— Воображаемые друзья ходят в туалет? — спрашивает Джо-Джо.
Я смеюсь:
— Ни одного не встречал.
— О-о.
Макс, наверное, уже думает, что я что-то слишком долго проверяю чистоту в кухне, и потому говорю Джо-Джо:
— Тебе, наверное, пора возвращаться к Алексис.
— Ладно. Хорошо. Мы еще увидимся?
— Вряд ли. Где ты живешь?
— Не знаю, — говорит Джо-Джо. — В зеленом доме.
— Тебе следует узнать адрес на случай, вдруг ты потеряешься. Для тебя это особенно важно, потому что ты не умеешь проходить через двери.
— О чем ты?
Джо-Джо разволновался. И правильно.
— Тебе нужно быть внимательным, чтобы тебя где-нибудь не забыли. Садись в машину сразу, как только откроют дверцу. Если не успеешь, они могут уехать без тебя.
— Но Алексис меня не бросит.
— Алексис — маленькая девочка, — говорю я. — Она не главная. Главные — ее родители, а они не считают, что ты настоящий. Так что ты должен сам о себе позаботиться. Понятно?
— Понятно, — говорит Джо-Джо, в этот момент он говорит как совсем маленький ребенок. — Я бы хотел еще с тобой встретиться.
— Мы с Максом часто сюда приходим. Может, мы и увидимся. Да?
— Да. — Это звучит как просьба.
Я встаю. Я готов вернуться к Максу. Но Джо-Джо все еще сидит на ведре.
— Будо, — говорит он, — где мои родители?
— Что?
— Мои родители, — повторяет Джо-Джо. — У Алексис есть мама и папа, а у меня нет. Алексис говорит, что они и мои родители тоже, но они меня не видят и не слышат. Где мои родители? Те, которые могут меня видеть?
— У нас нет родителей, — говорю я ему.
Мне бы хотелось сказать что-нибудь получше, но ничего лучше нет. Джо-Джо огорчился, и я его понимаю, потому что я сам из-за этого огорчаюсь.
— Потому ты должен сам о себе заботиться, — говорю я.
— Хорошо, — говорит Джо-Джо.
Но он не встает с ведра, сидит и смотрит себе под ноги.
— Нам пора, — говорю я.
— Хорошо, — говорит Джо-Джо и наконец встает. — Мне будет тебя не хватать, Будо.
— Мне тоже.
Макс начинает кричать вечером ровно в девять двадцать восемь. Я это знаю, потому что смотрю на часы и жду, когда будет девять тридцать и мама и папа Макса переключат телевизор на канал, где идет мой любимый сериал.
Я не знаю, почему Макс кричит, но знаю, что это неправильно. Ему не приснился кошмар, и он не увидел паука. Это не просто крик. Я знаю, что еще немного, и Макс зависнет, и не важно, как быстро умеют бегать по лестнице его родители.
А потом я слышу еще кое-что.
Три удара с фасадной стороны дома. Что-то ударяет о стену. Наверное, что-то ударилось о стену до того, как Макс закричал. По телевизору в это время показывали рекламу, а она всегда очень громкая.
Потом я слышу еще два удара. Потом звук разбитого стекла. Наверное, окно, думаю я. Разбилось окно. Окно в комнате Макса. Не знаю откуда, но я это знаю. Родители Макса уже примчались на второй этаж. Я слышу топот их ног по коридору.
Я все еще сижу в удобном кресле. Я сам завис на секунду. Не как Макс, но крики, грохот и звон стекла пригвоздили меня к месту. Я не знаю, что делать.
