Лайза Дженова - Навеки Элис
Элис представляла себе студентов, то, как они нервничают и стараются быстро заполнить графы ответов на вопросы в синих экзаменационных книжках. Как они надеются, что краткосрочная память, плотно загруженная знаниями за семестр, их не подведет. Она отлично понимала, что они чувствуют. В это утро ей дали всевозможные нейропсихологические тесты. Тест Струпа, цветные прогрессивные матрицы Равена, ментальная ротация Шепарда, бостонский тест наименований, тест Векслера «WAIS-R» (раздел «Последовательные картинки»), тест зрительной ретенции Бентона, тест Нью-Йоркского университета на семантическую память — все они были ей знакомы. Их разработали для выявления слабых мест во владении языком, кратковременной памяти и логических процессов. Вообще-то она не раз бывала на таких тестах в качестве объективного контроля над работами аспирантов. Но сейчас она не осуществляла контроль, а проходила их сама.
На копирование и повторы, систематизацию и присваивание имен ушло почти два часа. Как и студенты, которых она себе представляла, после тестов Элис почувствовала облегчение и была уверена, что справилась с испытанием. В кабинет доктора Дэвиса ее проводил нейропсихолог. Элис устроилась в одном из кресел, стоявших прямо напротив доктора, который посмотрел на пустое кресло и вздохнул. Он еще не заговорил, а Элис уже поняла, что у нее проблемы.
— Элис, разве мы с вами в прошлый раз не договаривались, что вы придете не одна?
— Договаривались.
— В нашем отделении есть условие: пациент приходит на прием с человеком, который его хорошо знает. Я не смогу вам помочь, если у меня не будет точной картины того, что с вами происходит. А без такого человека я не могу быть уверен, что владею нужной информацией. В следующий раз, Элис, никаких отговорок. Вы согласны?
— Да.
В следующий раз. Облегчение и уверенность, которые появились после того, как она сама оценила свои тесты по нейропсихологии, бесследно исчезли.
— Теперь, когда у меня есть результаты ваших тестов, мы можем двигаться дальше. Я не вижу никаких отклонений в МРТ. Никаких признаков церебрально-сосудистых заболеваний, ни намека на микроинсульт или гидроцефалию. Тут все отлично. Ваши анализ крови и люмбальная пункция также дали отрицательный результат. Я искал диагноз, который подходил бы к вашим симптомам. И теперь мы знаем, что у вас нет ВИЧ, нет рака, вы не страдаете авитаминозом, митохондриальными или другими редкими заболеваниями.
Речь доктора была гладкой, очевидно, ему не первый раз приходилось говорить нечто подобное. То, что у нее нашли, всплывет в самом конце. Элис кивнула, давая понять, что следит за его словами и он может продолжать.
— Что касается внимательности и таких вещей, как абстрактное мышление, пространственное восприятие и плавность речи, то тут ваш процентиль равен девяносто девяти. Но к сожалению, я заметил следующее: у вас непропорциональное относительно вашего возраста ухудшение кратковременной памяти и, соответственно, снижение уровня активности. Я понял это из вашей собственной оценки проблемы и вашего же описания того, как этот спад влияет на вашу профессиональную деятельность. Кроме того, я лично был тому свидетелем, когда вы не сумели повторить адрес, который я попросил вас запомнить во время нашей последней встречи. И хотя сегодня вы были практически безупречны в большинстве когнитивных областей, но, выполняя две задачи, касающиеся краткосрочной памяти, вы продемонстрировали значительную вариативность. В решении одной из задач ваш процентиль снизился до шестидесяти.
Таким образом, Элис, я прихожу к выводу, что ваше состояние, вероятно, соответствует критериям болезни Альцгеймера.
«Болезнь Альцгеймера».
От этих слов у нее перехватило дыхание. Как он сказал? Элис мысленно повторила слова доктора. «Вероятно». Это дало ей силы дышать и вернуло способность говорить.
— Вероятно. Это значит, что мое состояние может и не соответствовать критериям болезни.
— Нет. Мы используем термин «вероятность» только потому, что в наше время единственный способ поставить диагноз «болезнь Альцгеймера» — это гистология мозговой ткани, для чего требуется либо аутопсия, либо биопсия. Ни то ни другое вам не подходит. Это клинический диагноз. В вашей крови нет протеинов, которые бы указали на этот диагноз, а МРТ покажет нам атрофию мозга только на более поздних этапах болезни.
«Атрофия мозга».
— Но это невозможно, мне всего лишь пятьдесят.
— У вас ранняя болезнь Альцгеймера. Вы правы, мы привыкли к мысли, что это болезнь пожилых, но у десяти процентов больных, кому меньше шестидесяти пяти, диагностирована ранняя форма болезни.
— Чем она отличается от обычной?
— Отличий нет, если не считать, что обычно это передается генетически и проявляется гораздо раньше.
«Передается генетически. Анна, Том, Лидия».
— Но если вы уверены лишь в том, чего у меня нет, как вы можете утверждать, что это Альцгеймер?
— После того, что вы мне рассказали, плюс ваша история болезни и тесты на ориентацию, регистрирование, внимание, речь и вспоминание, я был уверен на девяносто пять процентов. А после того как неврологическое обследование, анализ крови, люмбальная пункция и MPT ничего не объяснили, отпали последние пять процентов. Я уверен, Элис.
«Элис».
Звук собственного имени проник в каждую ее клетку и, казалось, выбил все молекулы за пределы тела. Элис наблюдала за собой из противоположного угла комнаты.
— И что это значит? — услышала она собственный голос.
— Сейчас в нашем распоряжении есть два препарата для лечения Альцгеймера, и я хочу, чтобы вы их принимали. Первый — арисепт. Он поддерживает холинергическую активность. Второй — наменда. Его одобрили только этой осенью, очень многообещающий препарат. Эти лекарства, конечно, не исцеляют, но могут замедлить прогрессирование симптомов, а мы хотим отвоевать для вас как можно больше времени.
«Время. А сколько времени?»
— Еще я хочу, чтобы вы принимали витамин Е дважды в день, витамин С, детский аспирин и статины — один раз в день. Я не обнаружил у вас факторов риска сердечно-сосудистых заболеваний, но все, что хорошо для сердца, хорошо для мозга, а мы хотим спасти каждый нейрон и каждый синапс, какие только сможем.
Он записал все это в блокнот с бланками рецептов.
— Элис, кто-нибудь из ваших близких знает, что вы здесь?
Она снова услышала свой голос со стороны:
— Нет.
— Хорошо, но вы кому-нибудь из них расскажите. Мы можем замедлить когнитивный спад, но не можем его остановить или дать ему обратный ход. Для вашей безопасности важно, чтобы кто-то постоянно был рядом с вами и знал, что происходит. Вы расскажете мужу?
Она видела Элис, которая кивнула.
— Хорошо. Тогда вот вам рецепты, принимайте лекарства точно так, как там написано. Позвоните мне, если будут какие-то побочные эффекты. Встретимся через шесть месяцев, а до этого можете звонить мне или писать по электронной почте по любому вопросу. Еще я бы рекомендовал вам связаться с Дениз Даддарио. Она социальный работник и может оказать вам необходимую поддержку. Через полгода приходите вместе с мужем, и мы посмотрим, как у вас идут дела.
Она пыталась разглядеть что-нибудь в умных глазах доктора. Она ждала. Она начала ощущать свои руки, которые сжимали холодные металлические подлокотники кресла. Это были ее руки. Она не превратилась в бесплотную совокупность молекул в углу врачебного кабинета. Она, Элис Хауленд, сидит в жестком холодном кресле рядом с пустым креслом в кабинете невролога в отделении нарушений памяти Массачусетского главного госпиталя. И ей только что поставили диагноз — болезнь Альцгеймера. Она всматривается в глаза своего доктора и надеется увидеть в них что-то еще, но видит только правду и сожаление.
Девятнадцатое января. В этот день никогда не случалось ничего хорошего.
В своем кабинете, за плотно закрытой дверью, она просматривала анкету ежедневной активности. Эту анкету доктор Дэвис попросил передать Джону. В начале первой страницы жирным шрифтом было напечатано: «Заполняет информант, не пациент».
Слово «информант», закрытая дверь, выпрыгивающее из груди сердце — все это в совокупности порождало чувство вины. Как будто она, завладев секретными документами, скрывалась в столице какого-нибудь восточноевропейского государства, а полицейские машины с мигалками уже мчались по ее следу.
Оценочная шкала активности колебалась от ноля (проблем нет, все как всегда) до трех (серьезное ухудшение, абсолютная зависимость от посторонней помощи). Элис перечитала описание событий напротив оценки «3» и пришла к выводу, что они характеризуют последнюю стадию этой болезни, конец прямой и короткой дороги, на которую ее внезапно вытолкнули в машине без тормозов и руля.
