Юрий Арабов - Чудо
– А откуда ты знаешь, что девица живет именно на улице Чкалова? – едко спросил Першин, отдергивая руку и ударившись слегка затылком о побеленную стену.
– Догадываюсь… Хотя, может быть, это совпадение… Дело в том… – Тут Николай замялся… – Я в прошлый свой приезд к вам… в декабре это было, ты помнишь… познакомился тут с одной… С Татьяной Скрипниковой… В общем, дело личное. Перезванивались… Я обещался быть у нее на Чкалова в январе, но не приехал… Впрочем, может быть, совпадение? Здесь две Татьяны Скрипниковых? Три? Четыре?
Он проговорился о сокровенном. Людей Артемьев презирал, но данный конкретный человек – Татьяна – вызвала в нем чувства, точнее – похоть, точнее – любопытство. Он еще никогда не встречал таких худых, буквально как вешалка, женщин. Все были какие-то пухлые, со слоем мягкого жира под кожей, с веснушками на спине и звонким глупым смехом. А эта была ледащей, похожей на велосипед, вставший дыбом, необразованной, грубой. И ему захотелось узнать, какая она под платьем, есть ли под ним, под платьем, окружность, например, живот… Или рука, коснувшись его, сразу провалится вниз… В прошлый приезд ничего такого выяснить не удалось, потому что не было подходящего места для встречи. В январе он приехать не смог, его Наталья неожиданно приболела и впала в прострацию. А теперь… Теперь же все дело приняло фантастический оборот.
– Извини, Артемьев, но мне работать надо, – сказал Василий, вставая.
– И ничем не поможешь? Партийное задание… Лично главред поручил!
– Это ты партийный. А я еще кандидат.
– А я даже не кандидат, – признался Николай. – Но растравил мое любопытство ваш уполномоченный… Хочешь, на колени перед тобой встану? Как у Достоевского?
Здесь Артемьев вдруг грохнулся перед ним и отбил земной поклон. Даже пол поцеловал.
Но старший лейтенант, испугавшись странного порыва, бросился от него и исчез за массивной дверью, обитой войлоком.
Постоял над унитазом, в котором урчала вода. Артемьев был, в общем-то, неплохим парнем, мог идти на конфликт и прошибал лбом стену, если было надо. Першин знал Николая еще со времен средней школы, и его грела мысль, что где-то в областной газете, в неблизком Свердловске есть человек, который, в случае чего, заступится в прессе, напечатав «письмо из глубинки», впустит на постой и угостит пивом в дымной, прокуренной насквозь закусочной. Терять его не хотелось. Тем более, что из столицы после ареста Берии подули новые ветры, грозившие перейти в неуправляемый антипартийный ураган. И при этом урагане Артемьев с его бойкими фельетонами мог, конечно, выбиться и в Москву. «Что я теряю? – спросил сам себя старший лейтенант, глядя в унитаз. – При этом бардаке, который теперь в городе, кто заметит пришлого мимолетного человека? Правда, если МГБ поставило на Чкаловской своих людей в штатском, то обязательно заметят. А где они, эти люди в штатском? Я бы обязательно знал. Нет их, этих людей. Все хотят свалить на рядовых сотрудников, а потом уже разделаться со всеми. В конце концов, он – областная пресса. Как это у Ленина сказано? "Колесико и винтик государственной машины". Вот именно. Артемьев – колесико и винтик. Будь что будет».
Он снова спустил воду. И когда выходил, прозвучал в ушах незнакомый голос: «Куда? Куда?..» Тот самый, что кричал когда-то Хоме Бруту, а тот не послушался.
– Пойдем, – сказал Першин Николаю. – Только смотреть там особенно нечего…
Они двигались в темноте на ощупь, пробираясь на улицу Чкалова, 84 через сугробы, гололед и пургу.
Миновали милицейский кордон, тот самый, что остановил два часа назад Артемьева.
– Свои, – буркнул им Першин и прошел мимо.
Все дома были похожи друг на друга. Но когда приблизились к тому самому, то он показался особенно черным, несмотря на то, что окна горели нестерпимым электрическим светом. Здесь, по-видимому, не спали даже ночью.
Артемьев заметил машину «скорой помощи», дежурившую у дома, и два милицейских «воронка».
Старший лейтенант шепнул что-то постовому на крыльце. Тот покосился на Николая и отступил на шаг от охраняемой страшной двери.
Они вошли в сени, и Артемьев аккуратно обтер свои ботинки о половик.
– У тебя пять минут, – сказал Першин.
Николай осмотрелся. Чисто убранная изба была пустой, в том смысле, что никаких людей он не увидел. Лампа под низким потолком, болтающаяся без абажура на кривом электрическом проводе, равнодушно светила. Все это чем-то напоминало кабинет следователя, в котором вечно горит огонь.
– Где все? Где ее мать? – спросил Николай, оглядываясь.
– В сумасшедшем доме. – …А сама девица?
Старший лейтенант крякнул. Борясь с собственным испугом, а, точнее, с неловкостью, он отодвинул занавеску, которая отгораживала комнату от русской печки…
У Николая прервалось дыхание. Перед ним стояла фигура в белом, вся завернутая в какие-то простыни. Лица не видно. На уровне живота – жирные масляные пятна.
Артемьев не знал, что сказать.
– А нельзя открыть ее? – спросил он после долгой паузы, через силу…
Першин тяжело вздохнул. Пугливо озираясь, размотал первую простыню и вторую… Смятое полотно упало к ногам стоявшей.
Лицо Татьяны было желтым, глаза закрыты. Под кожей были заметны следы тления.
– А это?.. – выдохнул Николай, показывая на странный предмет в ее руках, прижатый к животу.
– Иконка, – прошептал милиционер. – Из нее смола выходит…
В самом деле, деревянный торец иконы был покрыт желто-бурыми наростами, напоминающими то ли пчелиные соты, переполненные медом и воском, то ли липкую, растущую на глазах паутину.
– Она мертвая, – пробормотал Артемьев. – Это – покойник!..
Старший лейтенант не ответил. Достал из кармана кителя маленькое карманное зеркальце и приставил к губам стоявшей.
Амальгама сразу же запотела, доказывая наличие дыхания.
Николай отвернулся. Чтобы скрыть свое замешательство, потрогал побелку печи. Пролепетал еле слышно:
– Почему не топите?
– А для кого?.. – спросил Першин.
Его ответ бил в самую точку.
Артемьев боком, не оглядываясь, вышел. …В лицо ударила колючая холодная крупа.
Он хотел сначала подождать Першина, сказать что-то, может быть, пошутить… Но ноги сами понесли со двора. Скорее, подальше, подальше от этого места!
Он упал, поскользнувшись. Шляпа отлетела куда-то вбок и пропала в темноте. Он даже не стал ее искать.
Поднялся и, не заметив ушиба, побежал дальше.
За его спиной горел электрическим светом черный, как сажа, дом.
8
– У вас в животе полипы, – сказал Наташе врач, глядя на нее через окуляры очков.
– А что это такое? – не поняла она.
– Это полипы, – ушел он от объяснения. – Такие образования на кишечнике…
– Так это… рак или не рак?
Вздрогнув, она проснулась и села на кровати.
Ей приснился недавний эпизод с посещением местной поликлиники, где ей сказали, что все в порядке, что беспокоиться ни о чем не следует.
Тогда эти слова говорили всем. Чтобы скрыть катастрофу с опухолями, которые явились внезапно, из ничего, придумали безобидное слово «полипы». И люди на какое-то время успокаивались, даже строили планы на будущее. Они, эти полипы, казались вроде камней на деснах, мешают, но жить можно. И только несколько человек в Москве, владеющих статистикой, знали, что онкологическая волна накрыла уже Сибирь и Урал, вспыхнула, будто политая бензином, в крупных промышленных городах и уже разбросала свои искры в самой столице. Это было напрямую связано с ядерными испытаниями, особенно в атмосфере, но тогда об этом никто не думал, кроме тех солдат, что собственными глазами видели гигантские грибы над притихшей землей, но рассказать никому не могли.
В комнате было темно.
Наташа услышала: в двери кто-то ковырялся ключом или гвоздем. Поглядела на часы – стрелки указывали четверть седьмого утра.
Встала с грелки, которая лежала у нее под поясницей. Накинув на плечи халат, выбежала в коридор коммунальной квартиры. Комната их находилась рядом с прихожей, мимо нее ходили все, кто пришел, кто вышел, – все на виду, зато имелось одно явное преимущество – не надо занимать очередь в уборную.
– Кто здесь? – спросила в темноту.
Из-за двери раздалось неразборчивое мычание. Наташа рискнула через цепочку посмотреть, что происходит на лестничной площадке, и в проеме заметила своего мужа. Без шляпы, плащ вымазан в какой-то глине. Шнурки на одном ботинке волочились по полу, и он был похож на галеру со спущенными веслами.
– Что с тобой? Ты пьян?!
Внизу хлопнула дверь. Видимо, кто-то на нижнем этаже слушал их разговор.
Сняв цепочку, она впустила его в квартиру.
Блудный муж прошел в комнату. Сбросил испачканный плащ себе под ноги. С грохотом скинул ботинки. Потом сорвал свитер и кинул туда же, на пол.
Увидел в кровати резиновую грелку. Вынул из нее пробку и полил теплой воды себе на руки. Подумав, снял штаны, выбежал в коридор и босиком скрылся в ванной комнате.
