Щепа и судьба (СИ) - Софронов Вячеслав
Вот и этот бравый на вид хозяин «пятнашки» тоже косил глазами по зарослям лопухов и крапивы, густо окружавших мои владения. И я сомневался, стоит ли ему говорить, где находится дом того самого «деда», куда частенько наезжали буйные компании с полными баулами, топили баню, парились и не покидали деревенских пределов, пока не допивали до капли все привезенное с собой спиртное. Но и скрывать его местонахождение тоже не имело смысла, может, он старику привез что важное и тот, узнав, что я не указал куда ехать, может разобидеться. Да и не скажу я, укажут другие. Потому показал на невзрачный домик, стоявший наособицу от остальных деревенских строений, ткнул пальцем в его сторону. Не поблагодарив и не сказав ни слова, парень запрыгнул в машину и, резко развернувшись, едва не отдавив мне ноги, уехал. Вот и делай после хорошее людям. Ладно, если как моего пса хромым сделают, а то может все обернуться и более плачевно…
Абзац десятый
Домик, куда стремительно рванул чей-то посыльный, несколько лет тому назад занял, никого не спросясь, бывший кузнец, прозванный за свою прежнюю профессию Вакулой. Он строил из себя крутого мужика, прошедшего и Колыму и Магадан и при встрече неизменно интересовался: «Куда тропу тянешь?» Эта фраза тоже должна была сама за себя говорить о его причастности к уголовному миру. Хотя, по моим сведениям, закрывали его лишь один раз на пятнадцать суток за буйство в собственном семействе. Его жена, к слову говоря, адвокат, спровадила муженька в кутузку, дабы ума набрался и не распускал больше рук. Когда-то он занимался штангой, силенку имел, спокойно поднимал передок «москвича», а тем более «жигуленка» и связываться с ним желающих пока что не находилось. Потому его россказни о зонах, пересылках, вологодском конвое, что метелил всех не по-детски, воспринимали с легкой усмешкой и в спор не вступали. Хотя каждый считал своим долгом назвать его за глаза вруном, сказочником, балаболом.
У того и впрямь язык был хорошо подвешен, и он знал столько разных присказок, впору записывать и издавать крупным тиражом, раскупили бы нарасхват. Изрядно набравшись, Вакула обычно орал, что его не раз предлагали короновать, то есть сделать «вором в законе», но вот узнав, что он женат, решили повременить. Уйдя на пенсию по «горячей сетке», он тут же нашел себе простой способ безбедного существования и объявил себя «смотрящим» над всеми близлежащими деревнями. Мужики из крупного близлежащего села, старательные работяги и крепкие хозяева, когда он заявился к ним за данью, предложили для начала посидеть, выпить, накрыли поляну, напоили новоявленного «смотрящего» до изумления и поросячьего визга. А когда тот стал требовать, чтоб они целовали наколотый по такому случаю перстень пахана, то взяли под белы руки, отвели в ближайший лесок, раздели догола и привязали к стволу мохнатой елки.
Мало того что был месяц май, самая посевная и они были злы за вынужденное безделье, но комары в эту весеннюю пору оказались гораздо злее и навалились на нечаянную добычу. Да ко всему еще под елкой оказался крупный муравейник, хозяева которого, как и деревенские мужики, не терпели вмешательства посторонних в свои хозяйские дела и ничем не уступали в силе укусов комарам. Сами сельчане допили, что оставалось, и преспокойно легли спать. Не знаю, дожил бы несостоявшийся смотрящий до утра, если бы не наткнулся на него уже за полночь тракторист, возвращавшийся с дальней запашки. Он и освободил несчастного, так и не разобрав в темноте, кто перед ним находится. Страдалец же как был голышом, так и ударился бежать, а утром, уже разжившись кой-какой одежонкой, заявился ко мне, слезно прося дать опохмелиться. Глянув на его распухшее лицо со щелками глаз, сжалился, вылил что было в заначке, от закуски он наотрез отказался. Придя в себя после второго стакана, самостийный авторитет пообещал всех сжечь, расстрелять, повесить. А потом надолго исчез и объявился лишь по первому снегу тихий и присмиревший.
Но вот ни один из сельских мужиков, сколько я их о том ни спрашивал, не подтвердил случившееся. Не было такого — и все тут. Сам в лесу уснул, а почему голый?.. Так кто его, пьяного, знает?
Отказавшись от роли смотрящего, Вакула нашел иной вид тихого вымогательства выпивки и без приглашения заявлялся на все свадьбы, дни рождения и похороны, где изображал из себя лучшего друга семьи и всегда оказывался в центре стола. Бабы первое время шумели, а потом как-то попривыкнули к его самозванству и махнули рукой, даже выделяли место для ночлега, когда он не мог стоять на ногах.
Хозяйство в доме Вакулы тянул на себе тот самый Дед, как его все называли и в глаза, и заочно, которого и разыскивал приблатенный парень. Попал Дед в наши края уже в солидном возрасте после какой-то там по счету отсидки и крепко осел без паспорта и прописки в том бесхозном доме. Оказался он неплохим плотником, да еще развел огород, чем кормил не только себя, но и всех нахлебников, приезжавших нежданно-негаданно во главе все с тем же Вакулой. Сам Дед выпить тоже, что называется, не любил, но в отличие от многих знал меру и утром всегда появлялся на своих угодьях с тяпкой или лопатой в руках, словно и не было буйной ночи с пьяными выкриками и неоднократными поездками за самогонкой в ближайшее село. Местные тетки ценили его рукодельство и постоянно обращались за помощью то раму поменять, то калитку навесить, расплачиваясь неизменно напитком собственной перегонки, и в трудный час помогли одинокому старику кто чем мог, везли из города продукты и курево.
Абзац одиннадцатый
Когда я подвел под крышу свой новый дом, поскольку старенький, хозяйский, купленный мной еще в доперестроечные времена, начал как-то неожиданно быстро стареть и уходить в землю, то пригласил Деда для консультации. Мне непонятно было, как и к чему крепить доски фронтона, поскольку как ни разглядывал старые строения, все они были сделаны так искусно, что трудно было понять, что за чем следует и куда крепится. До этого самостоятельно срубил баню, но до конца не довел, убедившись, что мыться и париться в ней вполне возможно, а закрывать чем-то подкрышное пространство просто не хватило материала. Да и взять его тогда было негде, все шло по разнарядке на «нужды социалистического хозяйства», то есть государства. Так и стояла баня, словно под зонтиком, и меня этот печальный факт ничуть не смущал, сойдет и так. Но тут, с жилым домом, решил подойти серьезно и основательно и сделать все, что в таких случаях положено, включая небольшой балкончик.
Дед после неоднократных моих приглашений заявился не сразу, как бы набивая цену, хотя никакой оплаты в денежном эквиваленте сроду не требовал. А если кто и предлагал, то отмахивался: «Мол, куда мне твои бумажки? По магазинам не хожу, лишняя морока только с ними». Поделился с ним своей проблемой, после того как он внимательно, не выпуская сигарету из пожелтевших морщинистых пальцев, осмотрел мое строение.
— Куда доски карнизные подшивать? — спросил его. — Тем более вынес два бревна под балкон, никак сообразить не могу…
— Голубятню делать будешь? — неожиданно спросил он, начисто озадачив меня этим вопросом.
— Зачем мне голубятня? Я голубей не держу и пока что не собираюсь, — ответил чистосердечно, озадаченно смотря на него, соображая, не шутит ли он. Насколько мне известно, голубей в деревнях сроду не держали. Тут цыплят или гусят вырастить непросто, ястреб или коршун налетит, и пиши пропало. За ними никак не уследить, стоит только выпустить во двор и оставить без присмотра, хоть на пять минуток, то ладно, если одного не досчитаешься, а то могут и весь выводок потаскать. И вороны тоже хороши, те еще пакостники! Мало того что они у кур внаглую корм отбирают, но и до цыплят они большие охотники. Так что заводить голубей дело бесполезное и совершенно неперспективное, что теленка одного в лес отпустить, обратно не дождешься.
Обо всем этом Дед, как я полагал, великолепно знал, и с чего это ему взбрело в умудренную жизненным опытом седую до последнего волоска голову разглагольствовать о голубях, понять никак не мог.
