Борис Минаев - Психолог, или ошибка доктора Левина
Такой же конверт лежал у Левы дома…
В нем была записка, где незнакомым почерком были написаны несколько слов. Лева прочитал два раза и выучил наизусть. Да и что там было учить?
«Катенька, доченька. Если ты не прекратишь это делать, у меня будут большие неприятности. Прости, что говорю тебе об этом, но вся наша жизнь может рухнуть. Посоветуйся с врачом».
* * *И он вышел на улицу, достал мобильный и набрал номер Асланяна А. П.
– Алло? Александр Петрович? – крикнул Лева, пытаясь пробиться сквозь глухой шум Кутузовского проспекта, и какая-то женщина в ужасе отшатнулась от него, как от прокаженного. – Это Левин, ну который психолог. Простите, мы бы не могли с вами встретиться сегодня или завтра? Можно сегодня? Ну отлично. В котором часу? Прямо сейчас? Тогда до встречи.
На сей раз Леву не напугали ни бюро пропусков, ни ковровая дорожка, ни суровые таблички на дверях, он летел к прокуратору как на крыльях, искренне считая, что ему повезло.
– Здравствуйте! – Лева снял в дверях кепку, обнажив голову. «Какой же я лысый», – подумал он, посмотрев на себя в зеркало.
– Садитесь, Лев Симонович. Здравствуйте. Ну, что вас ко мне привело? Вы, насколько я понимаю, чуть ли не с поезда?
Лева пытливо посмотрел в улыбающиеся добрые глаза прокуратора и спросил:
– А вы, я вижу, уже в курсе наших дел?
– Ну не совсем. Вы же, так сказать, первоисточник. У вас информация из первых рук. А я, так сказать, только собираю крупицы, – скромно сказал Асланян и приступил к чайной церемонии. – Чай будете?
– Конечно, – сказал Лева. – С лимоном, если можно.
– А вот лимончика-то и нет! – огорченно сказал Асланян. – Весь вышел… Какая жалость!
– Ну, ничего-ничего, – успокоил его Лева. – Я и так попью. Александр Петрович, я теперь даже не знаю, что рассказывать. Вы же и так все знаете.
– Ну, что случилось, то случилось… – голос Асланяна стал на полтона строже и тише. – Значит, что я вам скажу… Во-первых, очень хорошо, что за рулем сидел не ваш друг, а ваша, так сказать, подруга. Это раз.
– Да он вообще водить не умеет, – вставил Лева. Но Асланян совершенно не обратил внимания на его идиотскую реплику.
– Плохо, что это была машина Марины. Правда, хорошо, что была доверенность. Успели оформить, понимаете ли! А могли же и не успеть! И она вообще бы оказалась без документов, эта ваша Даша! Это уже три. Прекрасно, что дело не завели, уголовное, я имею в виду, это четыре. И самое главное, что этот несчастный парень остался жив, и даже без переломов! Это пять! Вообще, я вам так скажу, Лев Симонович – вам крупно повезло. Ну просто ангел-хранитель пролетел. Вы хоть это понимаете?
– Да, я тоже так считаю, – сказал Лева осторожно. – А что же дальше? Я ведь ничего, по сути, не знаю… Все это так обрушилось, я только теперь вспомнил, зачем мы вообще туда ездили.
– Вы знаете, Лев Симонович, нет, так сказать, худа без добра. Мы с вами, конечно, не планировали, так сказать, шоковую терапию. А она случилась. Это верно. И в этом смысле я скорблю вместе с вами. Неприятная история. И мальчика жалко. С ним, кстати, все в порядке? Головка не пострадала?
– Легкое сотрясение, – сухо сказал Лева.
– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Асланян. – Вот это и есть главное. То есть, что этот сумасшедший, господи прости, жив остался, и что мальчик цел, жив-здоров, и что никто больше не пострадал – вот это и есть главное в этой истории. И я хочу, чтобы вы тоже здесь четко расставили приоритеты. Маленькие неприятности вместо больших. Закон компенсации. Вы меня понимаете?
– Ну и что же они компенсировали?
– Лев Симонович, вы давайте со мной начистоту, – нахмурился Асланян. – Ладно? Мы вроде с вами так договаривались: карты на стол, и все такое. Вы и сами прекрасно все понимаете, не хуже меня. Мальчик сейчас у этой… как ее? Даша? Да, мальчик у Даши. Ну не будет она ничего теперь предпринимать, наверное. Или будет? Вы же ее лучше знаете. Ну какой теперь у нее повод? Другое дело – как там ваш друг? Он что будет делать?
– Не знаю, – устало сказал Лева. – Просто очень необычная ситуация. Даже не знаю.
– Ну… он будет бороться? За возвращение, так сказать, блудного Петьки?
– В ближайшее время – вроде бы нет. Все там у них было… ну как бы вам сказать… по обоюдному, что ли, согласию. В форс-мажорных обстоятельствах. Самое главное, без участия ваших органов.
– Не наших органов! А правоохранительных! Мы орган надзора! – наставительно поднял палец прокуратор.
– Ну да. В общем, они сами решили. По крайней мере, на ближайшие… не знаю, месяцы… Александр Петрович, скажите, а… с вашей, так сказать, стороны, не будет какихто… не знаю, как лучше выразиться… неожиданностей, что ли? Не будет? Вы уверены?
– А что вы имеете в виду? – неприятно удивился прокуратор. – С какой «нашей стороны»?
Лева крепко задумался. Неприятно играть, когда не знаешь правил. Но и терять было, в общем, тоже нечего.
– Александр Петрович, – сказал он по возможности тихо. – Ну вы же сами говорили… Тут не в одной только Даше дело. Карты так карты…
– А, вы об этом… – скучно сказал Асланян и отвел глаза. Ровно на секунду. – Ну, что ж тут у нас, изверги работают, что ли? Можно сказать, такая трагедия… Зачем напрягать человеку психику? Пусть отдыхает. Никто его уже не тронет, не бойтесь. Ситуация разрешилась, я же вам сказал. Сама собой. Я думал, вы просто это уже поняли.
– Ну простите, – торопливо сказал Лева. – Просто хотел уточнить.
Сделал паузу, допил чай и выдохнул:
– Александр Петрович, но вообще я к вам по другому поводу. Как ни странно.
– Да? – изумился Асланян. И его рыжие глаза округлились. – Неужели? У вас что-то случилось? Я могу помочь?
– Не знаю, – осторожно сказал Лева. – Я вообще не знаю, кому и как тут можно помочь… И случилось это не со мной. С моими знакомыми.
– Выкладывайте, – с любопытством сказал прокуратор.
… И Леве пришлось рассказать ему все. Буквально все.
Это было мучительно, но в конце пути он, совершенно неожиданно, почувствовал некое облегчение. Асланян слушал внимательно, задавал правильные вопросы, а потом удивленно спросил:
– Стоп-стоп-стоп… Ну а я-то тут при чем? Это, извините, по вашей части.
– Понимаете, Александр Петрович, – медленно сказал Лева, стараясь очень точно подобрать каждое слово. – Это, конечно, по моей части. Но, во-первых, я не психиатр, а психолог. И у меня есть такое ощущение, довольно навязчивое, что я чего-то могу не знать… относительно таких больных. С таким поведением. И во-вторых… Я просто сопоставил в уме две этих истории. И решил с вами посоветоваться. Ведь есть больные и есть больные. Как есть семейные драмы и есть семейные драмы. Вы понимаете?
