Наталья Иванова - Новый Белкин (сборник)
Поэтому выходило так, что этот текст (о жизни молодой ленинградки на эстонском хуторе) обречен был состоять из терпеливого разжевывания неких «страноведческих», более даже «этнографических» фактов, а также самых что ни на есть общепонятных ценностей. Кстати сказать, последние, на мой взгляд, свободно укладываются в две строки: «Я знаю правду! Все прежние правды – прочь!// Не надо людям с людьми на земле бороться!..». Но мой «месседж» обязан был получиться еще проще: природа читательского контингента подразумевала «максимально доходчивый» и даже наивный язык.
В итоге текст – «по ряду внелитературных причин» – в антологию для подростков не попал (об этом – бурлескный, полный сексуальных аллюзий рассказ, который опустим), – и автор уже взялся было кроить из него сценарий мультфильма, когда некая шведская переводчица надоумила близорукого производителя отдать текст в обычные (взрослые) издания. Именно по ее стратегическому наущению (спасибо, Janina!) автор послал «Хутор» в четыре толстых российских литературных журнала; каждый из них одобрил его мгновенно.
Из этого поучительного эпизода («Будь проще, и люди к тебе потянутся») автор, по правде сказать, не сделал никаких практических выводов. Хотя такого рода выводы, как ни крути, напрашиваются сами – особенно если учесть недавний «исторический опыт», в русле которого те же издания, с неприступностью высокородных девственниц, безоговорочно указали на дверь нескольким романам автора – и другим его «сомнительным» текстам, не сулившим семейного благоденствия с массовым подписчиком.
Однако умозаключение идеалистического толка сделать все же рискну: сдается мне, что Иван Петрович Белкин остался бы моим «Хутором» доволен.
Почему? Да потому, что «Хутор», в силу указанных выше причин, вышел произведением традиционным – применительно в равной мере и к русской повести, и к русским литературным устоям в целом. То есть из моего лэптопа «Toshiba», «подсевшего», в основном, на жгучие виртуальные приключения и международный чат, этот текст, целенаправленно проклевывая белую скорлупку дисплея, в конце концов вылупился «добросердечным», «ясным», «наивным» и «простодушным». Он неукоснительно восславляет свободу – и милость к падшим, а его поэтическая природа, какой ей и долженствует быть, по мысли классика, вполне, «прости, Господи, глуповата». С моей колокольни это не хорошо и не плохо. Просто один из вариантов письма.
И все же повесть не является для меня (как считают некоторые эксперты моих ранних работ) «самым успешным» жанром. Потому что главные мои достижения находятся вне любых жанров литературы. И приз мне следовало бы вручать не за литературу. Я не берусь в толковательных терминах обозначать, что именно я имею в виду, – по той же самой причине, по какой для меня всегда невольно тормозится, усложняется (а то делается и вовсе невозможным) процесс написания прозы, а именно: я не могу притвориться, будто не знаю, что существует поэзия.
А посему сейчас, для выражения своей мысли, я снова возьму у нее взаймы – точней, займу у того же царски щедрого автора, злостного должника земных кредиторов, «усталого раба», гипотетического рогоносца и затравленного камер-юнкера, отчаянно мечтавшего о побеге – притом о побеге не только в область отвлеченных аполлонических услад. Я займу у него, потому что именно он, не осуществив, как хотел, своей мечты в так называемой реальности, с блистательной безоговорочностью выразил абсолютную, непреложную, верховную ценность частной человеческой жизни:
Блажен, кто в отдаленной сени,
Вдали взыскательных невежд,
Дни делит меж трудов и лени,
Воспоминаний и надежд;
Кому судьба друзей послала,
Кто скрыт, по милости творца,
От усыпителя глупца,
От пробудителя нахала.
Именно такое целевое задание я понимаю важнейшим делом моей жизни.
Именно на этом поприще я радуюсь главным моим успехам. Считаю: Александр Сергеевич Пушкин остался бы ими доволен.
Алла Латынина
Алла Николаевна Латынина (урожденная Бочарова) родилась 4 июля 1940 года в Москве в семье служащего. Окончила филологический факультет МГУ (1963) и аспирантуру философского факультета МГУ. Кандидат философских наук (1970). Работала в издательстве «Советский писатель» (1963– 1965), в «Литературной газете» (1969– 1992), в «Общей газете» (1992– 1993), снова в «Литературной газете» (1993– 2003), была колумнистом в газете «Время МН» (2002).
Печатается как критик с 1969 года. Помимо газет, выступала с историко-литературными и критическими статьями также в журналах «Вопросы литературы», «Литературное обозрение», «Новый мир», «Знамя».
Защищая право критика на субъективизм, личностный, глубоко индивидуализированный взгляд на явления жизни и литературы, утверждает: «Лучше не быть генералом, чем ходить в строю».
Член СП СССР (1979), Русского ПЕН-центра. Была членом редколлегии журнала «Московский вестник» (1989), общественной редколлегии книжной серии «Анонс» («Московский рабочий», 1989 – 1990), журнала «Стрелец», входит в общественный совет журнала «Новый мир». Была председателем жюри Букеровской премии (1992) и премии имени Аполлона Григорьева (2000), входила в жюри Антибукеровской премии (1999), премий Ивана Петровича Белкина, имени А. Блока, «Российский сюжет» (2002), «Дебют» (2006).
Лауреат премии Союза журналистов «Золотое перо России», отмечена премиями «Литературной газеты», Союза журналистов России (1997), журнала «Новый мир» (2004).
Ведет постоянную рубрику «Комментарии» в журнале «Новый мир».
Удостоена Диплома «Станционный смотритель» по итогам 2008 года.
ТЮБИК «ЖИВОРОДНОЙ ПАСТЫ» И СПРЕЙ «МЕРТВАЯ ВОДА»
Технология строительства сорокинской «Метели»
Все-таки краткость сильно повышает качество книги. Я имею в виду типографское качество. Толстый роман печатают нынче мелким шрифтом на скверной бумаге, сведя к минимуму интервал между строками, словно главная задача публикатора – вогнать как можно больше букв на стандартную страницу. Читать такую книгу – глазам мука.
Перед издателями новой повести Владимира Сорокина «Метель» (М.: Астрель; АСТ, 2010) стояла задача обратная: разогнать маленькую повесть до объема книги. В результате – и бумага плотная да белая, и шрифт крупный, и расстояние между строками такое, что они не сливаются.
И когда газетные рецензенты, словно сговорившись, хвалят повесть за то, что легко читается, невольно думаешь, что не последнюю роль в этой легкости играет краткость. Павел Басинский так и вовсе заявляет: «Главное достоинство новой книги Владимира Сорокина „Метель” – ее компактность»[32].
