Дэвид Стори - Сэвилл
В течение трех лет он преподавал в разных школах, часто их меняя. Им владело непонятное беспокойство, стремление нигде подолгу не задерживаться. Его отношения с Элизабет переходили из одной крайности в другую. Одно время он вовсе перестал с ней видеться — когда квартира была уже давно преображена и обрела почти совсем такой же вид, как комнаты в доме ее сестры. Потом ему захотелось вернуться к ней, и он вернулся. В их отношениях было что-то тяготившее обоих, по он не понимал, что именно: она мучилась из-за его молодости, он все время ощущал ее возраст. Иногда она пыталась притворяться, будто собирается снова выйти замуж.
Вскоре после того, как она обновила квартиру, к нему домой пришел ее муж.
Он явился как-то под вечер — дверь открыла мать.
Она провела его в нижнюю комнату и вошла на кухню вся красная, по отблески в очках прятали ее взгляд.
— К тебе какой-то мистер Уолтон, — сказала она, и он вздрогнул, сразу сообразив, кто это.
Он был невысокий, светловолосый и выглядел как учитель вроде него или мелкий муниципальный чиновник.
Смущен он был даже больше Колина. От чая он отказался и растерянно стоял у пустого камина. Наконец по настоянию Колина он сел в кресло.
— Я пришел к вам поговорить об Элизабет, — сказал он, стискивая руки. — Полагаю, она упоминала про меня.
— Да, — сказал он.
— Мы ведь не развелись.
— Нет, — сказал он. Уолтон сообщил это с надеждой в голосе, словно подозревал, что Элизабет говорила ему совсем другое.
Он пытался понять, чем Уолтон привлек ее: возможно, его нервозность она приняла за чуткую впечатлительность, увидела в нем натуру, которую могла бы сформировать — может быть, наподобие своего деятельного отца.
— Я как-то прислал записку, — сказал Уолтон.
— Да, — сказал он, ощущая, что ничего нового не услышит.
— И не знаю почему, я нанял человека, чтобы собрать компрометирующие сведения.
— Да, — сказал он. — Мне так и показалось.
— Собственно говоря, я считаю этот разрыв временным. Мне кажется, ей было тяжело жить там. Но я планирую устроить все по-другому, уехать, — добавил он.
— Она говорила, что вы уже пробовали и в конце концов решили вернуться к прежнему.
— Нет-нет, — сказал он внезапно. — Тут она передергивает. — Однако он глядел на Колина с надеждой, словно ждал от него разрешения всех своих трудностей.
— Но чего вы хотите от меня? — спросил Колин.
Мать открыла дверь.
— Может быть, выпьете чаю? — сказала она, напряженно заглядывая в комнату, красная от собственной настойчивости.
— Мистер Уолтон уже отказался, — сказал он.
— Ну, тогда конечно. — Она посмотрела на Уолтона, ожидая от него подтверждения, но он ничего не сказал и сидел, напряженно выпрямившись, ожидая, чтобы она ушла. — А если передумаете, то пожалуйста, — добавила она.
Ее шаги затихли на кухне, потом оттуда донесся голос Ричарда: он что-то спросил.
— Я подумал, что было бы хорошо, если бы вы перестали с ней видеться и признали реальную ситуацию, — сказал Уолтон, подождав, пока дверь кухни не закрылась. Он добавил: — Видите ли, с моей точки зрения, вы просто используете конъюнктуру.
Казалось, кто-то другой убедил его прийти — он словно прислушивался к чьему-то голосу, но теперь настолько тихому, что он почти его не улавливал и не мог разобрать, какие же важные и неотложные соображения он должен изложить.
— Я не могу перестать с ней видеться, — сказал Колин. — Я не могу на это согласиться, — добавил он.
— Для вас, — быстро сказал Уолтон, — это все так, между прочим. Но вы играете с моей жизнью, с моим браком.
— Мне кажется, решать должна Элизабет.
— Лиз? — Его голос стал хриплым, лицо налилось кровью, пальцы судорожно переплелись; он словно подчинялся воздействию другого места, другого человека, заставлявшего его продолжать. — У Элизабет есть обязанности. И она бежала от них. У нее есть свои трудности. Как и у меня. А вы мешаете нам найти какое-то решение, — добавил он.
— Она может видеться с вами, если хочет, — сказал он. — А вы — с ней. Я этому не мешаю.
— Нет, мешаете. Вы отвлекаете ее. — Но это было явно не то слово, которое он искал. — Вы препятствуете нашему сближению и не даете разрешить проблему нашего брака, которая никак вас не касается.
— Теперь касается, — сказал он. — Я тоже в нее включен. — Он чуть было не заподозрил, что этого человека подослала Элизабет, что она снова пытается принудить его к «выбору», но тут же отмахнулся от этой мысли.
— Я хочу, чтобы вы оставили мою жену в покое. Я хочу, чтобы вы оставили ее в покое, — говорил Уолтон почти нараспев. Его маленькое личико совсем побагровело, глаза выпучились, зубы оскалились. Он рывком вскочил с кресла, точно полностью утратил власть над собой и не замечал того, что говорит. — Я хочу, чтобы вы оставили мою жену в покое.
По тишине за стеной он понял, что крики Уолтона донеслись до кухни.
— Я не хочу никаких обещаний. Я не хочу никаких условий. Я приказываю вам оставить мою жену в покое, Она — моя жена. Я женился на ней. Мы имеем право решать этот вопрос между собой.
— Но она оставила вас больше года назад, — сказал он.
— Мне все равно, когда она меня оставила. Она вернется. В конце концов она поймет, что это единственный выход. А до тех пор… — Он сжал кулак и взмахнул им у самого его лица. — Если вы попробуете хотя бы увидеться с ней, я вас убью.
— Ну, положим, меня-то не убьете, — сказал он невпопад. Его разбирал смех. Он тоже встал, чтобы припугнуть этого человечка.
— Мне все равно, что я сделаю и какое наказание понесу. Она увидит, как я ее люблю. Она увидит, как много она для меня значит, — сказал он и повернулся к двери.
Колин сделал шаг, словно собираясь открыть ее перед ним, но Уолтон вздрогнул, поспешно повернул ручку, выскочил в коридор и дернул дверь на улицу.
— Я вам все объяснил. Я вас предупредил. Больше я ничего сделать не могу.
Он распахнул дверь. Когда Колин вышел на крыльцо, напротив двери Ригена он увидел автомобиль. Вспыхнули фары, заработал мотор. Машина пронеслась мимо, лицо за стеклом повернулось. Красные огоньки исчезли по направлению к станции.
— Кто это? — спросила мать, когда он вошел в кухню. И она, и Ричард стояли возле двери.
— Его фамилия Уолтон.
— Да, — сказала она. — Это я поняла.
— Он просто хотел, чтобы я кое-что сделал.
— Он говорил про свою жену. — Мать смотрела на него с гневным удивлением.
— Да, — сказал он.
— Ты что, встречался с его женой?
— Да, — сказал он и добавил: — Они разводятся.
— Разводятся или развелись?
— Разводятся. Но они живут отдельно, — добавил он, — больше года.
Никогда еще он не видел мать в таком волнении.
Она несколько секунд смотрела на него, не отводя глаз. Ричард сел и уткнулся в книгу.
— Вот, значит, — сказала она, — каким способом ты отплачиваешь.
— Почему отплачиваю? — сказал он. — Я с ней познакомился совершенно случайно.
— Ну да, конечно, — сказала она и добавила: — Ничего другого ты придумать и не можешь, миленький.
Она присела к столу, изможденная, худая. Столько жизненной силы, которая могла бы поддержать ее теперь, было отнято у нее, вырвано с каждым из сыновей, вырвано вечными стараниями свести концы с концами. Он даже увидел кухню так, как мог бы увидеть ее Уолтон, загляни он в дверь: пятна на стенах, голый пол. Правда, мебель была новой, но безнадежно дешевой. Кухня была точно пещера, внутри которой они жили, — пробуравленная, выдолбленная, изъеденная нещадным пользованием.
Хрупкое лицо брата было повернуто к нему, живые внимательные глаза еще хранили недоуменный испуг, вызванный воплями Уолтона, щеки покраснели.
— Это дурно, — сказала мать. — Дурно отнимать у человека жену.
— Я ее не отнимал, — сказал он. — Она не собирается к нему возвращаться.
— Да?
Казалось, мать обрубила последние связывавшие их узы, еще теплившийся огонек привязанности угас. Она увидела в нем ожесточенность и безжалостность — тогда со Стивеном, теперь и в том споре о его работе. Торжество, которого они ждали от его жизни, так и не наступило.
— Это дурно, — говорила она, — это дурно. — Почти так же, как сам Уолтон повторял нараспев: «Я хочу, чтобы вы оставили мою жену в покое». Она ухватилась за стол, как когда-то в беде, болезни или в споре с отцом могла бы ухватиться за него. — Это дурно, — сказала она еще раз, уже беспощадно, не в силах справиться ни со своим раздражением, ни с самой собой.
— Ничего дурного в этом нет. Почему людей должно вечно связывать то, что они сделали в прошлом? Особенно если они сами с этим покончили.
— Но он же не покончил, — сказала она. — А он ее муж.
— Какое значение имеет брак, если для нее он больше не существует?
