Джойс Оутс - Делай со мной что захочешь
Доу, словно обессилев, откинулся на подушки. Он снова пощупал свою шею и голову, обмотанную бинтами. Вид бритой головы между бинтами показался Элине ужасным — кожа вся в пятнах, негладкая, не блестевшая здоровым блеском, как у лысых мужчин, а очень бледная, местами синеватая, местами оранжеватая, вся в прожилках. Он перенес сотрясение мозга и больше недели лежал без сознания. Он сильно похудел, и когда делал глубокий вдох, словно набираясь сил, чтобы лучше думать, в прорези больничной рубашки показывалась его грудь, — грудь мертвеца, на которую страшно было смотреть. Элине хотелось погладить его, приласкать. Она улыбнулась ему. А он глядел на нее словно зачарованный, силясь улыбнуться в ответ.
Джек представил ее как «приятельницу» и больше не сказал о ней ни слова.
— Как бы мне хотелось, чтобы вы прилегли рядом со мной, — сказал Доу Элине.
Элина смущенно рассмеялась.
Фыркнул и Джек — удивленно и негодующе. Он бросил взгляд на Элину, и она уловила в нем безграничную ярость. Но он держался по-прежнему холодно, официально — Элина и не подозревала, что Джек может так себя вести: такое было впечатление, будто все, что он говорит, протоколируется, будто это не частная беседа, не его личные слова.
— …время, отведенное для посетителей, через час кончается, — сказал он, — …так что я считаю… нам следует вернуться… — Он перелистал какие-то бумаги. Спросил: — Так как будем поступать с Уорнером? Вы об этом подумали? У меня все готово, я выстроил свидетелей, и вы, безусловно, должны выдвинуть против него обвинение. Он же пытался вас убить.
А Доу, не отрываясь, смотрел на Элину.
Ей стало неловко, и она отвела от него взгляд. По коридору шла группа сестер. До Элины долетели обрывки их разговора — про городские автобусы, про расписание дежурств на воскресенье… Девушка лет восемнадцати в накрахмаленном белом чепце, края которого были загнуты вверх и стояли как паруса или крылья, прехорошенькая девушка, заглянула в палату Доу, и Элина, поймав на себе ее взгляд, подумала: «Я ведь могла бы быть на ее месте».
Сестры, болтая, прошли мимо. Элина была потрясена — она понимала, что это правда: ведь она могла бы быть этой девушкой, такой же девушкой в белом халате и накрахмаленном белом чепце, и шагала бы по коридорам этой безрадостной, старой больницы. Если бы мать сказала: «Элина, сделай так! Элина, сделай!» И словно по мановению волшебной палочки, перечеркнув всякую возможность иного выбора и все мучительные размышления, она превратилась бы в такую вот девушку. Она поняла сейчас — сейчас, когда было уже слишком поздно, — что есть и другие жизненные пути… пути, где легче выжить.
«И тогда я могла бы прилечь рядом с тобой, — сказал ее внутренний голос, обращаясь к Доу, который продолжал неотрывно глядеть на нее с нежностью, уже не пугавшей ее. — Я бы приласкала тебя…»
— Позвольте мне любить вас, не уходите, не давайте ему увести вас… — тихо произнес Доу. И улыбнулся. Эта ласковая улыбка выявила новые, дотоле незаметные изъяны и повреждения на его коже: на левой щеке обнаружилось голубоватое пятно из лопнувших мелких сосудиков. Доу протянул руку к Элине, и она увидела мертвенно-бледную кожу под мышкой, бинты там, куда ему недавно делали вливание крови и вводили раствор, и оставшиеся незакрытыми еще красные, похожие на укусы насекомых следы уколов.
— Элина, — сказал Джек, — ты его отвлекаешь. Почему бы тебе не выйти и не погулять?..
— Нет, не уходите, — сказал Доу.
— Я знал, что зря взял тебя с собой, — сказал Джек, обращаясь к Элине. — К чему все это? Мы только зря будем терять время, если он не хочет рассуждать здраво.
— Это вы не хотите рассуждать здраво, — сказал Доу Джеку.
— Элина?.. — сказал Джек.
— Не отсылайте ее, я буду внимательно вас слушать, — сказал Доу. — О чем вы говорили?.. А-а, хм, об Уорнере?.. У нас все еще о нем идет речь?
— Да, все еще о нем, — спокойно сказал Джек. — Тем не менее, я думаю, тебе следует уйти, Элина.
Элина не двигалась.
— Ну хорошо, — сказал Джек, размеренным движением протянув руку и опустив ее на плечо Элины, — хорошо, прекрасно, в таком случае ты поможешь мне разъяснить Мереду, почему он должен выдвинуть обвинение против этого мистера Уорнера… В конце-то концов, ты же там в тот вечер была и все видела, верно? — Пальцы его обхватили руку Элины и скользнули вниз, к запястью, туда, где кожа не была прикрыта рукавом. Элина заметила, как глаза Доу проследили за движением руки Джека, этот странный, дружески-теплый пристальный взгляд спустился вниз и замер на ее запястье. — Объясни нашему другу, что кто-то хотел его смерти, хорошо? — сказал Джек.
А Доу в этот момент мягко говорил Элине:
— У меня такое чувство, точно это я держу вас за руку. Я просто чувствую это… Кто вы, почему вы здесь? Вы пришли, чтобы помочь мне? По-моему, да. Наверное, вы любите нас обоих, наверное, вы всех любите. Нет, не отсылайте ее, — сказал он, когда Джек выпустил ее руку. — Зачем вы это сделали? Это было так славно, так чудесно, я действительно чувствовал, как вы касаетесь ее руки, и через нее чувствовал, как вы касаетесь меня… Потому что вы ведь этого никогда не сделаете, верно, мистер Моррисси? Вы никогда не возьмете так меня за руку… А мне бы хотелось, хотелось… так хотелось, чтобы…
— Держите это при себе, — сказал Джек все так же очень спокойно. И попытался рассмеяться. Внезапно он нагнулся и почесал лодыжку, ногти заскребли кожу.
Постарайтесь держать это при себе, — прочувствованно сказал Джек тоном, какого Элина никогда у него не слыхала. Он повернулся к Элине, и на лице его мелькнула тень улыбки. В Элине вспыхнула странная, противоестественная радость, наслаждение, почти разделенное ее любимым — и все-таки не разделенное. В ее теле еле уловимой музыкой — тончайшими вибрациями, которые пока были даже и не слышны, — зазвучало желание, нежность, любовь. Они с Доу смотрели друг на друга как зачарованные.
— Элина, да расскажи же ему, помоги мне, — произнес Джек обычным деловитым тоном, словно и не происходило ничего особенного, — опиши, что тогда было, хорошо? Ты же там находилась. Приблизительно в десять минут десятого несколько человек протиснулись в зал… среди них был Уорнер… и один из них нес транспарант, так? Что было на нем написано?
Элина попыталась вспомнить. Но не могла.
— Я что-то не помню, чтобы я видела транспарант, — медленно произнесла она.
— Ты не видела? Ты хочешь сказать, что не видела транспарант или не могла прочесть, что на нем было написано?
Джек терпеливо ждал, глядя на нее.
— Вполне возможно, что я и видела транспарант… мужчину, который нес транспарант, на палке… но… но я не помню.
— На транспаранте значилось: «В тюрьму предателей Америки», — сказал Джек все так же терпеливо. — А что было потом? Один из этих людей кинулся к Мереду, верно, и начал его чем-то лупить, верно?.. Маленьким револьвером?
Элина покачала головой.
— Все смешалось, все произошло так быстро…
— Но ты же слышала, как тот человек сказал, что убьет Мереда, верно?
Элина покачала головой.
— А другие люди слышали, слышали совершенно отчетливо, — сказал Джек. Он снова почесал лодыжку. И рассмеялся — коротким, захлебывающимся, саднящим смешком. — Ты же слышала, как он это выкрикнул, верно?
— По-моему, да, но…
— Ты видела, как он выглядел?
— Да, но я не… я в общем-то не помню…
— Если ты снова увидишь этого человека, если тебя попросят опознать его, ты вспомнишь. Поверь мне. Неужели ты не слышала, что он говорил Мереду?
— Нет…
Доу, все так же улыбаясь, медленно покачал головой.
— Я тоже не помню… Я ни в чем не мог бы поклясться… Вы были в тот вечер на моей лекции? А где вы сидели?
— Помнишь ты все подробности или нет, Элина, это неважно, потому что выступать свидетельницей ты не будешь, — ровным тоном произнес Джек. — У меня есть свидетели. И улик у меня больше чем достаточно. Но неплохо было бы тебе объяснить Мереду, Элина, что этот человек, этот К.-Р. Уорнер из Уайандотта, очень опасен: в тот вечер он подготовил убийство, и ему это почти удалось… и что необходимо привлечь его к ответу, чтобы защитить от него других людей… Можешь ты это объяснить ему?
— Нет, нет, не надо ничего говорить, — перебил его Доу. — Я ведь уже высказался на этот счет. Я против насилия, не потворствую убийствам и не подстрекаю к ним даже в своих речах.
— Послушайте, Меред, — сказал Джек, — у этой девчонки Грэйсон серьезно задет мозг, и человек, напавший на нее, находится под арестом, и, попомните мое слово, его признают виновным в нападении с целью убийства… а если она не выкарабкается и умрет, то его признают виновным в преднамеренном убийстве, этого мерзавца, этого грязного убийцу, сукиного сына, и вы… если вы… Послушайте, если вы откажетесь выдвинуть обвинение, если вы еще станете совать мне под нос это дерьмо насчет любви и всепрощения и…
